— Долг врача разделить судьбу раненых. Не будем разбираться, почему они остались в городе — теперь это не поможет, надо что-то делать, — горячо говорил Самсонов.
— Что делать — это ясно: лечить, кормить, ухаживать, — отозвался Чеботарев.
— Согласна, нельзя бросать раненых, — сказала Тарасова, — но немного будет нам чести, если судьба окажется общей лишь в печальном ее финале: фашисты расстреляют и тех, кто лечит, и тех, кого лечат.
— Нам следует заняться самым неотложным, — взял слово Ковшов, — успокоить больных, чтобы все поняли и убедились — они не забыты, облегчить их моральные и физические страдания. Важно не слово, а дело. Почти всем неотложно требуются перевязки.
— Раньше, чем делать перевязки, — перебила его Тарасова, — надо устроить баню, потому что все загрязнены. Сменить белье. Для обработки ран развернуть операционные. Продуктов у нас нет, но я уверена, их даст население. Значит, нужен пищеблок.
— Совершенно правильно, Лидия Григорьевна, — снова заговорил Ковшов. — Практически нам придется заново развернуть больницу.
Ковшов обратился к Илье Даниловичу:
— Товарищ Утробин, продукты есть на складе?
— Кое-что осталось. День-два можно прокормиться…
— Это хорошо! День-два… Очень хорошо! А с топливом как? Санпропускник можно подготовить?..
— Есть запас угля и яма мазута. Санпропускник в порядке.
— А вода? Водопровод же не работает?..
— Запасной бак полон.
— Видите, товарищи, развернуть больницу и выполнить то, что мы считаем неотложным, будет не столь трудно. Итак, первое решение принято: развернуть больницу.
— Как же это — развернуть? Надо разрешение у городских властей получить, а их нет! — сказал кто-то из присутствующих.
На него было зашикали. Ковшов поднял руку, призывая к тишине.
— Как это нет? — спросил он. — Мы — советские люди, мы и хозяева. Здесь вижу нескольких офицеров нашей армии. Это ведь тоже власть, военная. За судьбу раненых мы с вами все в ответе перед государством, перед народом, перед своей совестью, наконец.
— Должен же кто-то руководить больницей? — спросил тот же голос.
— Избрать комитет…
— Создать совет…
— Назначить начальника…
— Я думаю, что лучше избрать инициативную группу, которая и возглавила бы работу. У нас все должно быть на добровольных началах, — ответил Ковшов.
— Правильно! Изберем группу!..
В инициативную группу вошли Самсонов, Чеботарев, Ковшов, Тарасова и Утробин.
В тот же день инициативная группа собралась, чтобы распределить обязанности. Ковшов предложил именовать лечебное учреждение больницей.
— Больница, но чья?
— Я не хотел говорить там, на общем собрании, а здесь надо сказать. Надежды на то, что фашистов остановят на подступах к нашему городу, мало. Скажем прямо: такой надежды нет. Эвакуировать раненых мы не можем. Какой выход? Раненые остаются в городе на попечении общества Красного Креста, членами которого мы все являемся. У нас будет больница общества Красного Креста.
— Фашистов флаг Красного Креста не остановит, — заметил Самсонов.
— Я знаю, что фашисты бомбят госпитали, стреляют по флагу Красного Креста. И все же Красный Крест может помочь, — возразил Ковшов. — Я считаю, что следует избрать именно такое наименование. Общество Красного Креста для того и создано, чтобы помогать больным и раненым во время войны. Многочисленные Женевские конвенции провозгласили право раненых на покровительство Красного Креста, неприкосновенность медицинских учреждений. Решить дело с наименованием надо сейчас. И сегодня же следует обратиться с призывом к горожанам о помощи оставшимся в городе воинам.
Никто не возражал, потому что иного выхода не было. План, предложенный Ковшовым, не давал гарантий, но оставлял хотя бы надежду.
Так было определено название нового учреждения: «Больница Красного Креста». Инициативную группу решили именовать оргкомитетом общества Красного Креста.
Распределили обязанности. Главным врачом избрали Ковшова, его заместителем по медицинской части — Самсонова, секретарем — Чеботарева, заведующей одним из отделений — Тарасову, заведующим хозяйством — Утробина.
Обсуждались и другие вопросы.
— Как быть с теми больными, на которых нет историй болезни? — спросила Лидия Тарасова.
— Надо составить новые… на всех, — коротко ответил Самсонов.
— Не тратьте времени на демографические данные. Пишите фамилию, имя, отчество, без всяких званий и других сведений. Потом допишем, — заметил Чеботарев. — И надо просмотреть аптеку, что в ней есть.
— Можно и без осмотра сказать, что надо пополнять. Хорошо бы собрать уцелевшие медикаменты в других госпиталях.
— Очень правильная мысль! — ухватился Ковшов. — Толковых бы людей для этого…
— Найдем!
— Больница — это очень хорошо, — говорил Чеботарев. — Уже теперь многие раненые взяты населением на квартиры. Полагаю, что и впредь надо поощрять размещение наших воинов среди населения. Многие из жителей знакомы с уходом за больными. Но раны могут давать всяческие осложнения. Придется налаживать поликлиническое обслуживание этой группы раненых, а также организовать и помощь на дому.
Оргкомитет поручил Чеботареву возглавить этот участок работы.
— Еще одно. — Михаил Ефремович пососал затухшую трубку. — Мы не госпиталь. Для Красного Креста нет разницы между военными и гражданскими больными. Надо открыть двери больницы и для жителей города.
И это предложение было принято.
Тут же, как только закончилось совещание, Ковшов стал писать обращение к населению. Он писал, что в городе осталась часть тяжелораненых, вывезти их не представляется возможным. Их надо лечить. Оставшиеся в городе врачи, медицинские сестры и няни приглашаются в санаторий имени Пирогова, где сосредоточиваются раненые: нужны ласковые руки и отзывчивые к горю сердца. Больных надо кормить, но продуктов нет. Население города не может оставить беспомощных голодными. Нужны хлеб и молоко, фрукты и овощи, мясо и масло — за все продукты, пусть в самом минимальном количестве, раненые будут благодарны…
Еще раз перечитав написанное, Ковшов размашистой скорописью подписал: «Больница общества Красного Креста».
Позднее на больших листах ватмана было написано это обращение и развешано в самых людных местах.
Лидия Тарасова подумала, что в сутолоке, которую переживает оставленный город, могут и не обратить внимания на эти объявления. Обращение она написала на простыне, прибила на два шеста и с одним из знакомых врачей пронесла его по самым оживленным улицам медленным шагом, который был так необычен в городе, охваченном лихорадкой эвакуации. Шли они, приковывая всеобщее внимание. Призыв многих заставил задуматься и не остался безответным.
В те дни, когда жители города разносили по домам продовольствие и имущество из оставленных складов и санаториев, здравница имени Пирогова охранялась — сидели старики сторожа, а потом выздоравливающие солдаты, вооруженные старой, видавшей виды берданкой, к которой не было патронов.
Потом кому-то пришла мысль сделать устрашающие надписи на дверях складов, аптеки, палат и корпусов. Появившиеся на одной из дверей слова: «Осторожно! Минировано!» действовали магически. Опасную дверь обходили стороной.
Больше того, по вечерам под покровом темноты к санаторию подвозили мешки и тюки, сгружали их в подвалы и накрепко запирали.
Когда Утробин рассказал Ковшову об этих строгих надписях, то Петр Федорович от души рассмеялся:
— Здорово придумали! — и, посерьезнев, добавил: — Сейчас нам, Илья Данилович, каждая крупинка пригодится.
Утробин имел от Николая Николаевича прямое задание — остаться с ранеными. Он остался, взял на себя заботу об их снабжении — это на первых порах. Но в глубине души он все-таки надеялся, что так или иначе удастся раненых эвакуировать. И сейчас спросил у Ковшова:
— Вы все-таки полагаете, что нет никакой надежды вывезти раненых?
— Илья Данилович, давайте говорить откровенно, — ответил Ковшов. — Вы среди нас старейший, как я слышал, коммунист. Вы знаете здешних людей, от вас я жду большой помощи. Будем готовиться к самому худшему. Надежды на то, что гитлеровцев остановят, мало. Все южное крыло нашего фронта в тяжелом положении. Надо многое сделать, чтобы задержать врага: подтянуть подкрепления, сосредоточить дивизии, переформировать измотанные отступлением и боями части. Вы солдат и понимаете, как это трудно, когда противник сидит на плечах. Представим себе, что гитлеровцы завтра войдут в город…
— Хуже и не придумаешь, — тихо отозвался Утробин.
— Фашисты в городе, и мы со своими ранеными тоже здесь. И нет у раненых, кроме нас, никакой защиты. Только мы, безоружные. А встретимся с врагом, злобным, беспощадным и коварным — у гитлеровцев большой опыт расправ, они найдут отщепенцев, которых поставят себе на службу, — полицаев, бургомистров, провокаторов и предателей.
