Адъютант еще несколько секунд смотрел на фюрера, словно ожидал, что тот сведет это свое неудовольствие к шутке, а выходя из кабинета, осуждающе взглянул на адмиралов-субмаринников, очевидно, подозревая, что это они своей тупостью испортили настроение вождю нации.
— Как я уже сказал, это еще не все, — продолжил фюрера, как только за Гюнше закрылась дверь. — Освоение северных полярных пространств позволит нам проводить испытания новейших образцов техники, в том числе и тех, благодаря которым мы намерены выйти в космос, чтобы присоединиться к нашим звездным братьям по разуму. Именно оттуда, из районов, близких к полюсу, мы станем запускать наши сверхмощные ракеты, аварийное падение которых не будет вызывать таких последствий, как аварийное падение запущенных нами с известных нам полигонов Германии. И наконец, то, о чем пока что не должен знать никто, кроме вас.
— Так точно, мой фюрер, никто, — в один голос пробубнили адмиралы, хотя этого от них и не требовалось.
Гитлер подошел к окну, задумчиво постоял там, всматриваясь не столько в то, что происходило за ним, сколько в то, что происходило в его собственной душе.
— Для вас не является тайной то, что должно являться тайной для всего остального мира. Люди, которые будут проходить арктическую закалку на наших северных базах, вскоре станут костяком тех арийцев, которые будут закладывать основы нового рейха в подземных мирах Антарктиды. Мы должны вывести расу, способную не только ютиться в более или менее благоприятных подземных ярусах этого континента, но и способную выживать в самых суровых условиях ледового континента. Это должна быть физически мощная раса, не знающая, что такое простуда, а тем более — обморожение; способная длительное время выживать без огня и питаться сырым мясом тюленей, пингвинов, акул и всего прочего. Не исключено, что это будет новый вид человекоподобных существ, который, как я уже сказал, впитает в себя лучшие физические и интеллектуальные качества арийцев и «людей льда». Это будут люди уже Четвертого рейха, да-да, я не оговорился, четвертого! Вам ясно, мои адмиралы?
— Теперь ясно, мой фюрер, — ответил Готт, давая понять, что давно ждал именно такого, по-настоящему откровенного разговора, позволяющего понять саму сущность создания неких Стратеги-ческих северных сил, которые, на первый взгляд, лишь ослабляли основные силы авиации и флота, отрывая массу людей и техники от более важных театров боевых действий.
— Предельно ясно, — вежливо склонил голову Штинген. Теперь он и в самом деле стал совершенно по-иному воспринимать сами мотивы, заставившие окружение фюрера разработать план операции «Полярный бастион», а главное, её высшую, секретную цель.
Только теперь Гитлер повернулся к ним лицом, которое показалось Штингену на удивление дряблым и по-стариковски морщинистым
— Ваша группа, вице-адмирал, будет усилена еще тремя субмаринами, — сурово взглянул фюрер на адмирала Готта, давая понять, что это приказ. — Причем одна из них будет, как у вас принято говорить, «дойной коровой»[12]. При преодолении линии фронта ваши самолеты будут сопровождать истребители, а для охраны баз будет дополнительно выделена рота горных стрелков корпуса «Норвегия». Послезавтра же на вашу базу «Зет-12» прибудет оберштурмбаннфюрер фон Готтенберг, который лично возглавит инженерно-диверсионную группу «Викинг», Он же доставит секретные инструкции по проведению операции «Полярный бастион».
* * *
Направляясь к машине, которая должна была доставить их на местный аэродром, Готт какое-то время молчал, и лишь когда они преодолели последний пропускной пункт «Вольфгаанце», заговорил, причем таким тоном, как будто до сих пор они пребывали в ссоре.
— Вам что-нибудь приходилось слышать об этих «людях льда», Штинген?
— Впервые слышу о них. Но информация любопытная.
— То-то же. А мне приходилось.
— Насколько мне помнится, вы принимали участие в арктической экспедиции.
— И в антарктической тоже, — задумчиво уточнил фон Готт.
— По-доброму завидую.
— С удовольствием поменялся бы с вами некоторыми графами из своей биографии, барон.
Штинген недоверчиво хмыкнул и криво улыбнулся,
— Как вы понимаете, я тоже не прочь бы, господин адмирал. Но у каждого своя судьба, сформулированная в виде приказов командования.
— Войти в историю этой войны, в историю освоения Севера со славой создателя нескольких редутов «Полярного бастиона», а значит, и со славой покорителя Арктики — это знаете ли… Такое дается не каждому. Получается так, что все мы — истребляем и разрушаем, а вы создаете. Приготовьтесь к тому, что самый сложный вопрос, на который вам придется отвечать после войны, — «Как это вы, старина, умудрились?!».
— Дай-то Бог, чтобы после этой войны нам с вами пришлось отвечать только на такого рода вопросы, — вздохнул фон Штинген.
В машине, увозившей их на аэродром, фон Готт умиротворенно молчал и, лишь прощаясь у взлетной полосы — их ждали разные самолеты, — произнес:
— «Дойную корову» я вам все же направлю, только берегите её, несколько таких субмарин этим летом мы уже потеряли в Атлантике.
— Она будет базироваться в надежном укрытии, в хорошо замаскированном и охраняемом полярном гроте.
— На одну боевую субмарину тоже придется расщедриться, а вот второй вам придется подождать.
— Как я понимаю, в любом случае «норвежская стая» будет охотиться на всем пространстве от Мурманска до Чукотки, так что мы постараемся взаимодействовать.
Произнеся это, фон Штингеи с любопытством посмотрел на командующего подводным флотом, прекрасно понимая, что сказано далеко не всё.
— В отличие от вас, я действительно успел побывать в двух полярных экспедициях, барон. Поэтому позволю себе уведомить: там слишком много непонятного и пока еще неведомого. Готтенберг, имя которого упоминал фюрер, как-то сказал: «Вторгаясь в бытие полярного мира, вы словно бы вторгаетесь в бытие иной цивилизации и даже иной планеты». Насколько я помню, вы никогда не жаловали офицеров, способных на подобные изречения.
— Меня всегда раздражали офицеры, склонные к излишнему философствованию и амбициозной зауми, господин адмирал, — уточнил фон Штинген.
— Возможно, барон, возможно. Так вот, в одной из полярных экспедиций мы участвовали вместе с Готтенбергом. Советую прислушиваться к его мнению, а главное, не пытаться тиранить его Это прирожденный исследователь, но… со своими особыми взглядами на Арктику, а тем более — на Антарктиду.
— Я доведу это до сведения оберст-лейтенанта Хоффнера, — вежливо уведомил командира фон Штинген. — Уверен, что он заинтересуется взглядами этого полярника.
— Когда-то Деница называли «фюрером подводных лодок». По наследству титул этот должен будет перейти к вам, с той лишь поправкой, что называть вас станут «фюрером полярных субмарин», — с какой-то затаенной грустью молвил фон Готт.
Океан завораживал почти полным штилем, воздух все еще был довольно теплым, а восточный ветер, которым запугивал ефрейтор Оленев, ослабевал по мере того, как «Беринг» отходил все дальше и дальше от берега. И хотя под парусом бот двигался не так быстро, как пограничникам хотелось бы, однако садиться на весла старшина и ефрейтор не спешили. Казалось, что власть этого восточного ветра распространялась лишь на земную твердь; встречаясь же с массами океанского воздуха, он почему-то терял силу и затихал.
— И все же летом здесь по-своему красиво. — Старший лейтенант сидел на корме, зажав руль под мышкой, и мечтательно осматривал приближавшиеся черные скалы острова, который по-здешнему так и назывался — Факторией.
— Вот именно: «по-своему», — возразил старшина.
— Помню, первую зиму и весну я пережил тяжело: волком выть хотелось, ностальгия по Материку мучила, по городам и весям. А пришло лето — и понял: земля-то здесь тоже…
— …И поняли вы, товарищ старший лейтенант, — скептически заполнил сотворенную им паузу Ордаш, — что и здесь тоже… земля.
— Пусть и суровая, но по-своему величественная. И красивая — тоже.
— Слушок появился, что вроде бы с кораблем уходите от нас, товарищ начальник.
— Как, уже и слушок пошел?!
— Говорят, однако. Сам слышал, — подтвердил Оркан.
— Странно. И от кого наслышан, ефрейтор?
— Солдатский телеграф. Выдавать не принято.
— Скорее всего, от фельдшера.
— От него, — тотчас же простодушно сознался Тунгуса.
— Болтливейший он человек, — незло покачал головой Загревский. — Самый болтливый из всех «граничников».
«Граничниками» служащих заставы издавна называли кочевники тундры, и слово это настолько прижилось, что все чаще появлялось даже в официальных бумагах, вытесняя привычных, уставных «пограничников».
