Нина вплотную подошла к Ольге, и резко взяв ее за плечо, повернула к себе.
— Послушай, Ольга, ведь я тебя знаю. Ты училась в педагогическом, на факультете иностранных языков. Ты помнишь нашу последнюю встречу на соревнованиях по волейболу? Как ты решилась на такое?
— Да, я тебя помню, ты из медицинского. И тем не менее о цели моего визита наводите справки в комендатуре. — И она убрала руку Нины со своего плеча.
Но коменданту города сейчас было не до справок. Майор Краузен стоял навытяжку перед оберстом фон
Говивианом и чувствовал, как пот заливает ему лицо. Белье прилипло к телу.
Да, такого результата поездки к начальству комендант не ожидал.
Закончив подготовку к новогоднему балу, майор помчался в областной центр, окрыленный надеждой заполучить такого гостя, как оберст фон Говивиан. Зная страсть полковника к драгоценностям, он прихватил золотое кольцо, снятое недавно с одной женщины, которую расстреляли. Кольцо было тяжелое, с тончайшей затейливой гравировкой.
Но полковник встретил его более чем холодно. Почти не взглянув на кольцо, он небрежно бросил его в ящик стола, даже не поблагодарив.
— Послушайте, майор, вы что там, обалдели все? О каких балах может идти речь? В пору траур объявить. — И он ткнул пальцем в карту, где жирными стрелками указывалось направление наступления советских войск под Москвой. — Вы бы не банкетами занимались, а готовились к приему раненых. Эшелоны уже в пути.
К концу беседы фон Говивиан несколько смягчился. Он даже снизошел до того, что предложил майору сесть и угостил сигарой.
Пока тот раскуривал, фон Говивиан достал из ящика кольцо и принялся его тщательно изучать.
— Да, майор. Выделите один батальон для охраны нового объекта особой важности. Желательно, чтобы командиром был тщательно проверенный офицер, в котором мы были бы абсолютно уверены.
— Не беспокойтесь, герр оберст. Такой офицер есть-капитан Пауль Вольф. amp;apos;
— Вы за него ручаетесь?
— Да, как за самого себя.
— Хорошо, пришлите его завтра ко мне.
Уже заканчивая разговор, оберст поинтересовался:
— А что вы теперь думаете делать со своими русскими красавицами? Отправляйте их в Германию.
С этого дня положение девушек, запертых в особняке, резко изменилось. С ними перестали церемониться. …Эта страшная ночь оставила в душе каждой из них глубокий след на всю жизнь. Они запомнили ее как невыносимый кошмарный сон. И яростный рев бушующего моря за стеной, и дикое завывание ледяного ветра, и сухой треск автоматной очереди под окном, и последний, полный тоски и отчаяния крик подруги.
А произошло это так.
Поздно вечером, когда девушки легли спать, дверь с треском открылась. Лучи двух карманных фонариков забегали по кроватям. Вошедшие громко переговаривались — они были пьяны. Девушки сжались в своих постелях, боясь пошевелиться.
— О-о-о! Русские фрейлейн не знают, что нужно вставать, когда перед ними офицеры армии великого фюрера? Как ты думаешь, Генрих, это же будет прелестный вид… Вот ты, встань! — И, рванув одеяло с Катюши Лимаренко, офицер схватил ее за руки.
— Гаси свет, Генрих, и выбирай любую.
Погас фонарик и в тот же момент офицер дико закричал. Катя вцепилась ему в горло. Ударом кулака он сбросил ее на пол, но девушка мгновенно вскочила, хлестнула его по лицу, потом еще и еще раз.
А тот, ошеломленный этим нападением, только нелепо качал головой из стороны в сторону. К девушке подскочил второй офицер, с разбега ударил ее фонариком по голове. Она упала. Опомнившись, офицер распахнул дверь, позвал солдат. Они ворвались в комнату и, избивая Катю сапогами, поволокли во двор. А затем — автоматная очередь под окнами и голоса солдат. Потом все стихло. Только гулко стонало море, и тоскливо завывал ветер.
Всю ночь не спали девушки. Но не плакали. В окна заползал рассвет. Нина посмотрела на Ольгу и не смогла уже оторвать взгляда от ее лица.
Какие у нее были глаза! Всегда веселые, озорные, они сейчас были полны гнева, тоски и ненависти.
Перехватив взгляд Нины, Ольга натянула на себя одеяло, повернулась к стене.
Как дрогнули девичьи сердца, когда снова распахнулась дверь и часовой крикнул:
— Ольга Рубан! Выходить.
Ольга быстро оделась, пошла к двери. На пороге обернулась и внимательно посмотрела на Нину. Столько человеческой боли, столько страдания было в этом взгля-де, что у Нины сжалось сердце. И она чуть приметно кивнула Ольге, словно ободряя, желая удачи.
Ольга прошла по двору в сопровождении того же эсэсовца. И опять он что-то говорил ей, и опять девушка смеялась.
Вернулась она в полночь.
— Ты не спишь, Нина? — шепотом спросила она. — Подвинься, я лягу с тобой.
И продолжала, горячо дыша, касаясь губами Нининого уха.
— Нина, у меня нет никаких доказательств, что я говорю тебе правду, но ты должна мне поверить, поверить во что бы то ни стало.
Нина решила молчать. Пусть говорит все.
— Для чего вас здесь собрали, вы знаете? После Нового года вас или уничтожили бы или отдали солдатам. Я должна была помешать этому. А мои друзья делали все, чтобы после новогоднего бала появилось изрядное количество могил на немецком кладбище. Сейчас немцам не до бала. Я должна уходить. Вас в обиду не дадим. Когда будет нужно, тебе сообщат, что делать. Если понадобится, этот офицер придет за тобой. Не бойся его, это наш человек. Он немец, но наш. Ведь ты знаешь, я училась на факультете иностранных языков, прекрасно знаю немецкий. И меня оставили здесь. Конечно, поселиться с вами было очень рискованно, но другого выхода не было.
— Но что ты сможешь сделать для нас?
— Почему я? Ты думаешь, в городе не осталось наших людей? Остались, Нина, и работают… Что еще? Наши скоро будут здесь. Вот, пожалуй, и все.
Ольга перешла на свою постель и затихла.
Прошел еще один день… Мрачный, очень тревожный для девушек день. Черно-свинцовые тучи, сползая одна за другой с гор, как исполинские чудовища нависали над городом. Шторм на море не утихал.
Ночью девушек подняла с постелей близкая канонада. И опять, в который уже раз, бросились они к окнам.
Что там творилось! Десятки мощных прожекторов шарили, метались по небу. Всполохи пламени рвали на части это небо. И, заглушая рев шторма, раздавался истошный вопль;
— Черные дьяволы в городе! Спасайтесь!
Где-то совсем рядом с особняком застучал пулемет, но вскоре захлебнулся, умолк. К утру все стихло…
Город был взят частями морского десанта.
Нина решительно подошла к двери и распахнула ее. Во дворе было пусто.
— Девочки, никого! — воскликнула Нина.
Девушки шли через двор, то и дело оглядываясь на
окна особняка. Сразу же за воротами натолкнулись на трупы двух немцев. Рядом валялся перевернутый пулемет. Чуть поодаль лежал труп офицера. Из расстегнутой кобуры торчала рукоятка пистолета. Нина нагнулась и, вытащив пистолет, сунула его в карман.
Со стороны порта валил черный дым, тянулись языки пламени.
— Давайте расходиться, девчата.
Во двор больницы Нина вошла, когда уже было светло. И первое, что ей бросилось в глаза — виселица. С нее только что сняли amp;apos;трупы: еще покачивались обрезки веревок. Вокруг толпились люди. На снегу, связанный по рукам и ногам, лежал Нарвильский. А чуть поодаль- три застывших трупа. Нина взглянула на них и обомлела — это были главврач, его жена и дочь.
— Кто это сделал? — тихо спросила она.
— Да кто же! Немцы, а выдал вот этот, — одна из женщин указала на Нарвильского.
Нина остановилась над предателем и вынула пистолет. Все замерли, наступила тишина. Нина направила пистолет на предателя и увидела, как в его глазах заметался звериный страх.
Тугой ком подступил к горлу Нины. Потом мелькнули перед глазами странно побелевшие лица людей, качнулась виселица с обрывками веревок, а небо с мрачными громадами облаков стало валиться куда-то в сторону. Сделав над собой огромное усилие, Нина опустила пистолет.
— Пристрелить бы тебя, негодяя, да нельзя. Пусть тебя судят по советским законам.
…Отбросив немцев далеко за город, наши войска начали закрепляться. Развивать дальше успех было невозможно. Шторм усилился, корабли не могли доставить подкрепление.
Немцы, опомнившись от неожиданности, стали стягивать силы из северных районов области к плацдарму, отбитому советским десантом. За городом начались упорные бои.
В своей комнате Нина торопливо перебирала вещи, думая, что взять с собой. Она с грустью откладывала в сторону свои платьица, которые сейчас, когда рядом гремел бой, казались такими легкомысленно-наивными и ненужными.
Уложив пакетик с бельем и туалетными принадлежностями, Нина уже собралась выходить. Она твердо решила попроситься в какую-нибудь часть и работать, если не врачом, то хотя бы сестрой или санитаркой.
