Семь лет спустя.
Афганистан, провинция Кабул, 1983 год.
Жара наступала, вода кончалась. Провизии изначально много не брали. Кончались и терпение, и силы, в основном моральные. Ничто так не выматывает, как долгое ожидание и бездействие, а еще неизвестность. Группа старшего лейтенанта Ганчука уже четвертые сутки находилась в засаде, увы, безрезультатно. По информации, исходившей из мутных недр Царандоя, здесь должен был пройти караван душманов с боеприпасами и вооружением.
Умело оборудованные позиции хорошо скрывали бойцов от постороннего взгляда, но не могли уберечь от солнца и жары. На вероятном пути прохода противника Валентин распорядился установить осколочную мину направленного действия МОН-50. Сейчас он лежал на спине за большим валуном и смотрел в небо, внимательно прислушиваясь к каждому шороху, лишь изредка посматривая вниз по склону.
Бойцы дремали после напряженной ночи, ведь именно темное время суток было самым вероятным для появления «духов». Мучила жажда. Ганчук облизал сухим языком потрескавшиеся губы и посмотрел на часы. До эвакуации группы оставалось 85 минут, уже скоро можно собираться и выходить на точку «забора», благо это было совсем рядом.
Валентин достал фляжку с теплой водой, поболтал ею в воздухе и начал отвинчивать пробку. Бойцы радостно оживились — пить разрешалось исключительно по команде, а действия старшего лейтенанта означали, что распоряжение вот-вот прозвучит. Так оно и случилось. «По три глотка», — определил норму командир, но сам сделал только один.
Вдруг все замерли. Внизу послышались осторожные шаги. Ганчук посмотрел в узкую щель между камней и, скорее сам себе, прошептал: «Не стрелять». Между камней в полный рост двигалась группа вооруженных автоматами «духов», а также несколько вьючных животных.
Лежавший рядом сержант осторожно зажал в кулак портативную подрывную машинку ПМ-4, перевел выключатель в режим «взрыв» и приложил ладонь к толкателю. Все бойцы изготовились к бою, однако было необходимо выждать и дождаться сам караван, и он не замедлил появиться.
«Огонь», — скомандовал Ганчук, боец ударил ладонью по толкателю ПМ-4, грохнула МОН-ка — и несколько «духов», как будто им подрезали сухожилия под коленками, резко осели на землю. Далее вновь воцарилась полная тишина. По предварительной договоренности огонь из автоматов не открывали.
Одновременно с взрывом один из бойцов задел рукой приготовленную гранату, которая лежала перед ним, и та покатилась вниз. Все замерли, но бородачи, застигнутые врасплох неожиданным взрывом, этого не заметили и принялись палить во все стороны, а граната между тем, остановилась, уткнувшись по стечению обстоятельств в уцелевший колышек от растяжки, которая была установлена для подстраховки.
Осела пыль, стихла беспорядочная стрельба. Группа по-прежнему не выдавала себя. В таких обстоятельствах это было главное преимущество, и особым чутьем Валентин решил, что этого на данный момент нельзя было лишаться. Тем более что до прибытия вертолетов оставалось около пятидесяти минут.
Душманы, по-видимому, подумали, что попали на случайное минное поле. Один из них поднялся и чуть продвинулся вперед с целью разведать дорогу. Вдруг он увидел гранату возле колышка и дал команду остальным собратьям замереть. Те немедленно выполнили команду, а бородач принялся тщательно прощупывать грунт пальцами, очевидно в поисках мины-ловушки.
Ганчук время от времени поглядывая на часы, внимательно наблюдал за происходящим. Вдруг из ущелья появились несколько душманов, а следом вьючный верблюд, потом еще один в сопровождении бородачей, еще и еще…
Командир начал было считать их, но потом перестал. Караван полностью вывернул из ущелья и остановился, вероятно, получив команду от головной группы, которая сейчас пыталась определиться с несуществующим минным заграждением.
Кто-то из бойцов удивленно охнул, а Ганчук шепотом произнес: «Человек сто или сто двадцать, не считая вьючных. — Помолчал и спросил, ни к кому не обращаясь: — Что будем делать?» Пропускать такое было нельзя, но и силы были чересчур неравными.
Верблюды стояли, переминаясь с ноги на ногу, «духи» тоже нетерпеливо посматривали вперед, пытаясь определить причину заминки. Валентин опять посмотрел на часы: теперь уже с минуту на минуту должны были прилететь «вертушки», и он решил рискнуть. По всей видимости, первый небольшой караван был отвлекающим, а теперь в силу случайных обстоятельств подошел основной.
«К бою!» — скомандовал командир, распределил цели и громко произнес: «Огонь!» Первый же выстрел РПГ-18 попал в емкость с горючим, которая была закреплена на одном из верблюдов. Полыхнул взрыв, потоки невидимого, но слышного свинца срезали врасплох бородатых. Завязалась перестрелка. Вьючные шарахались из стороны в сторону и наконец падали под пулями разведчиков. Духи укрывались за их трупами и ожесточенно вели ответный огонь. Бой достиг своего апогея, и в этот момент послышался гул приближающихся «вертушек».
Командир сразу связался с ними, скорректировал местоположение группы относительно противника, и летчики незамедлительно начали свою боевую работу. С шипеньем и свистом с консолей срывались НУРС-ы и достигали своей цели, превращая мандех в мешанину мяса и камней.
Скоро все было кончено. Командир группы старший лейтенант Ганчук рискнул и выиграл. Пилоты не подвели и прибыли точно в срок. При схожих обстоятельствах погиб Олег Онищук — тогда в силу разных обстоятельств помощь опоздала.
На тот момент это оказался едва ли не крупнейший караван. За этот бой Валентина намеревались представить к высокой награде, вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза, но ввиду сложившихся вокруг него обстоятельств отрицательного свойства, о которых я бы не хотел говорить без согласия главного действующего лица, ограничились орденом Красной Звезды. В дальнейшем Валентин еще получил очередное звание капитана досрочно.
Эпизод изложен при помощи моей фантазии, но со слов Валентина Ганчука, рассказанного им в 1985 году. В деталях возможны расхождения с действительностью, но не более того.
Глава 3. Карантин. Начало
Рязанская область, берег реки Оки в районе Кузьминское — Константиново
Я лежал на крутом косогоре и мечтательно смотрел в голубое небо, представляя себя парящим под куполом парашюта. Вокруг открывалась необъятная взглядом ширь. Передо мной извивалась серая лента Оки, теряясь в безбрежных далях рязанских полей. Есенинские строки «…и рассыпалась мгла в беспредельную даль, с отягченной груди отгоняя печаль.» написаны именно об этих местах.
Несколько минут назад колонна автомобилей спустилась по извилистой дороге с крутого яра на околице села Кузьминское, молодое пополнение воздушно-десантного училища спешилось и теперь с наслаждением попадало на зеленую траву в ожидании парома, который только отчалил с противоположной стороны Оки.
Этот берег с небольшим деревянным причалом был едва ли не самым любимым местом курсантов всех времен и, уверен, остается таковым и теперь. Именно здесь можно было вольготно провести, если повезет, добрых полчаса в сладкой дреме и отдыхе, развалившись на траве в ожидании дощатого парома, а потом еще подышать свежим речным воздухом во время переезда через Оку. Страшным невезением считалось, если вдруг натужно тарахтящий катерок как раз подтаскивал утлое суденышко к этой стороне.
Наконец прозвучала команда «подъем», и еще не курсанты, но уже и не абитуриенты потянулись к бревенчатым подмосткам, где причаливал паром. Через пятнадцать минут мы уже сходили на противоположном берегу, и нас сразу же направляли к большой палатке. Таковых было растянуто несколько. Чуть дальше дымились походные кухни.
Здесь, на пункте приема личного состава, все действовало четко и быстро. Уже через несколько минут мы стояли одетые в новенькие гимнастерки без погон и в пахнущих текстилем пилотках. Я стоял в крайней колонне, и сержант Малинин, осматривая внешний вид подчиненных, глядя на меня, с удовлетворением хмыкнул. Видимо, ему понравилось, как на мне, лысом и лопоухом, сидела военная форма.
Николай Малинин тут же раздал только что полученные им от прапорщика вещевой службы картонки с иголками и нитками трех цветов — черного, зеленого и белого. Затем показал, что с этим делать, и мы принялись приторачивать солдатские швейные принадлежности к внутренней стороне пилотки.
На следующем этапе каждому из нас поочередно другой прапорщик обмерял овал лица и тут же вручал противогаз соответствующего размера. Малинин отдал мне знакомую еще по школьной военной подготовке команду «газы», которую я довольно сносно выполнил, затем развернул меня кругом, подтолкнул и я оказался в небольшой палатке.
