Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– Если ты прав - будут доказательства, - сказал Басаргин. - Условимся о связи. На южной околице Грели - изба в три окошка, а на крыше жестяной петух. Хозяина Тихоном кличут. Каждый вечер после семи жду тебя там. Тебя или твоих сообщений. Тихону верь, как мне, надежный человек.

– Серафим может приделать мне хвост, - сказал Коля.

– Понял, - кивнул Басаргин. - Если что - набрось пиджак на плечо, покажись на крыльце, - я приму меры.

– Ну, прощай, - сказал Коля. - Пошли, Маша.

Он взял с телеги чемодан, мешок. Басаргин поехал по дороге, а Кондратьевы свернули на узкую лесную тропинку.

Коля и Маша вышли на площадь. Здесь ничего не изменилось за десять лет, только церковь показалась Коле маленькой и убогой.

– Вот его дом, - Коля повел взглядом в сторону Серафимовой избы.

– Не сказать, чтобы дворец, - скептически заметила Маша. - Пойдем?

– Помни, - сказал Коля, - Серафим умен, хитер, потому держи ушки на макушке, говори меньше, чтобы невзначай не сболтнуть лишнего. Легенду помнишь?

– Ты "Иван", работал с Пантелеевым, я - твоя "маруха"… Работаем под интеллигентов - с моей, конечно, помощью.

– Продаем себя Серафиму не враз, - уточнил Коля. - А сообразно с обстоятельствами. Пошли.

…Серафим в старенькой, заплатанной рясе колол дрова. Увидев Колю и Машу, поднес ладонь к глазам:

– Господи! Царица небесная! Да не возвратится униженный посрамленным!

– Возвратится человеком, - улыбнулся Коля. - Здравствуйте, батюшка.

– Здравствуй, раб божий. Здравствуйте, барышня. Как поживаете? Эх, сапоги у тебя, - сверкнул глазками Серафим. - В начальство, поди, выбился?

– В Иваны попал. Не понимаете? Знакомьтесь. Это моя… Как бы сказать, - жена. Маша.

Священник галантно поцеловал Маше руку.

– Вы, святой отец, никак кадетский корпус кончили, - пошутила Маша.

– Бог с вами, - рассмеялся Серафим. - Только семинарию. Ну, что же мы стоим? Пожалуйте, милости прошу.

Вошли в горницу. Коля и Маша словно по команде повернулись к иконам и забормотали молитву.

– Душевно рад, - сказал Серафим и подвинул гостям стулья. - Не обессудьте.

Коля смотрел на Серафима. Тот постарел, однако приобрел неожиданную благообразность, стал сдержаннее, спокойнее. А Серафим смотрел на Колю.

– Повзрослел ты, что ли? - вздохнул Серафим. - Не такой ты, как раньше, не такой.

– Десять лет прошло, - сказала Маша. - Шутка ли.

– Не шутка, - кивнул Серафим. - Но я не в том смысле. Был мне Коля ясен, как чистое стекло божьей лампадки. А сейчас, чувствую, отгородился он от меня семью барьерами, семью замками.

– Что вы, батюшка? - Коля искривил уголки рта. - Я весь тут, как на ладони. Напротив скажу: вы, батюшка, словно в скорлупу спрятались. Не чувствую вас. Однако зашли мы вас поблагодарить, поклониться.

– За что же, господи? - удивился Серафим.

– Скажу прямо, не обессудьте, - Коля придвинулся к священнику. - Арсений ваш, царствие ему небесное, мне свое дело передал.

– Какое дело? - фальшивым голосом спросил Серафим.

– Будто не знаете, - вмешалась Маша. - Гоп-стоп, не вертухайся, батюшка. Вот какое дело.

– Арсений что… умер? - спросил священник.

– Комиссары шлепнули, - умильно улыбнулся Коля. - Да что мы все вокруг да около ходим? Мы с ней, - он положил руку на плечо Маши, - на пару работаем. Если я в тебе, Серафим, не ошибся, - прими с миром. А обознался - мы дальше пойдем.

– Подумать надо, - вздохнул Серафим. - Ты только ерунды разной на мой счет не думай, это я так, в том смысле, что Арсений был для меня человек загадочный, я кое-что вспомнить должен, сообразить…

– Соображайте, батюшка, - сказала Маша, - только помните, что время посева уже прошло и настает время собирать плоды. Вы ведь любите плоды?

– Погуляйте пока, - улыбнулся Серафим. - Коля, покажи барышне нашу деревню, в поле сходите - там жаворонки волшебно поют. - Серафим закатил глаза и зачмокал губами. - А я пока насчет обеда распоряжусь и вообще.

Спустились с крыльца, вышли на площадь.

– Здесь я дрался в последний раз, - грустно сказал Коля. - Ровно вчера это было.

– Не в последний раз ты дрался. И страшно мне что-то, откровенно тебе говорю. Только ты не обращай внимания, это я так, по-бабьи.

– Хочешь уехать?

– По-моему, ты хочешь меня оскорбить, - надменно сказала Маша.

– Ну ладно, ладно, - отступил Коля. - Как тебе Серафим?

– Ты не слишком круто берешь быка за рога? - спросила Маша.

– Нет, - Коля задумался. - Если бы я начал чересчур осторожно, он бы понял, что я его щупаю не как сообщник Арсения, а как "человек в сапогах". Дались им эти сапоги.

– Деталь, которая сработает в твою пользу, - сказала Маша. - Если бы ты был "оттуда", разве бы ты надел сапоги?

– Ты опять права. Все правильно. Я знаю, кто был Арсений, я его преемник, а Серафим понимает: если он будет отрицать, что знал истинное лицо Арсения, это слишком недостоверно, и я ему не поверю. Сейчас дело в другом: Серафим лихорадочно ишет причину, по которой мы у него появились. Зачем мы пришли, - вот в чем все дело!

Они вышли за околицу. Впереди темнела небольшая роща. Это было сельское кладбище. Под вековыми деревьями, в высокой траве прятались едва заметные холмики. Коля долго ходил среди полусгнивших, покосившихся крестов, потом остановился. Маша видела, что он мучительно вспоминает о чем-то, но никак не может вспомнить, и поэтому нервничает. Маша поняла, что он ищет могилы родителей, и пришла ему на помощь. Она нежно провела ладонью по его плечу:

– Они здесь, Коля, в этой земле. Это главное. Ты не горюй.

Коля благодарно взял ее за руку:

– Забыл, где могилы. Да уж их, наверное, и нет. Кому было ухаживать?

– А я даже не знаю, где похоронены мои отец и мать, - вздохнула Маша. - Как ты думаешь, Коля: у меня когда-нибудь были родители?

– Не нужно, Маша. - Он притянул ее к себе. - Мы вместе, мы живы и здоровы, и все еще опереди, целая жизнь, ты в это верь!

– Я верю, - кивнула Маша. Она оглянулась. - Нас ждут какие-то люди.

– Приготовься. - Коля нащупал кольт. - Идем.

У кладбищенской калитки стояли два бородатых мужика в папахах с черными ленточками. Они молча смотрели на Колю и Машу. Один из них, которого Коля сразу же про себя окрестил Скуластым, сказал:

– Бог в помощь. Родных ищешь?

– Искал, - кивнул Коля. - Что скажете?

– Да вот, ельна собирается, балешник хотим учинить, - растягивая слова, сказал второй. - Приходи, погорчим…

– Не на что, - развел руками Коля. - Я, вишь, в полусмерть укутался…

– У марухи займи, - сказал Скуластый. - Она у тебя тоже, небось, по музыке ходит?

– По рыжью работаем, - улыбнулась Маша. - А вы - по портянкам?

– Ишь… - обиделся второй. - Она нас ни во что не ставит, стервь.

– А ты ведешь себя, как рогатик, - сказала Маша. - Чего мне с тобой куликать? Пошли, Коля.

– Свидимся еще, - многообещающе сказал Скуластый. - Так придете?

– Как дело позволит, - отозвался Коля.

Бандиты ушли.

– Шмакодявки паршивые, - выругался Коля. - А Серафим не Спиноза, ей-богу. Послал проверить, знаем ли мы жаргон. Уж мог сообразить: если подосланы, то и обучены…

– Он так и думает, - спокойно сказала Маша. - Ты его недооцениваешь. Пока идет самая примитивная, поверхностная проверка. Главное - впереди.

Серафим встретил их на пороге горницы - сладкий, улыбающийся, в новой рясе, с золоченым наперсным крестом.

– Милости просим, - он галантно подвинул Маше стул, протянул чашку: - Будьте хозяйкой.

На столе пыхтел начищенный самовар. Когда Маша стала разливать чай, Коля сказал:

– В Ленинграде жизнь сейчас нелегкая, это верно, но покойников там не едят…

– Хрикаделек и котлетов из них не делают, - кивнула Маша.

– Не понял, - насторожился Серафим, разгрызая огромный кусок сахара.

– Когда мы с поезда сошли, к Маше косоротая старуха подвернула, - начал Коля, внимательно наблюдая за священником. - Так вот она и сказала про эти самые хрикадельки.

– А я, собственно, при чем? - повысил голос Серафим.

– Рассуждаем согласно науке логики, - сказал Коля. - Слово "фрикадельки" явно не деревенское. От кого могла слышать старуха это слово применительно к обстановке в Ленинграде?

– От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, - не слишком уверенно заявил Серафим.

– Верно, - согласилась Маша. - Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?

По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.

– Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…

– Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? - На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. - Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…

– Спрячь пистолет, дуралей, - грубо сказал Коля, хотя Серафим никакого пистолета и не доставал. - Он же у тебя под рясой! И если хочешь тягаться - смотри! - Коля в долго секунды выдернул из-за пояса свой кольт и приставил ко лбу священника.

– Не гоже хозяина дома эдак честить, - криво улыбнулся Серафим. - Убери.