— Собери мне затвор и назови все части, — говорил Сорока Петру.
— Это рукоятка затвора, это будет боева лычина, это выкидыватель…
— Выбрасыватель, — поправлял Игнат. — Сколько тебе, Петро, лет? Восемнадцать, поди.
— Откуда! Зимой шестнадцатый тольки спочався, — сожалея, что ему так мало лет, со вздохом отвечал Петро.
Ему неприятно было, когда Сорока подшучивал над ним, как над мальчишкой, но он охотно выполнял все советы пограничника.
— Ты меня научи белорусскому языку, — миролюбиво говорил Сорока.
Он успел полюбить этого добродушного аккуратного паренька и восторгался певучестью его речи. Часто они с ним поругивались, но дружили крепко.
— Можаце не сумневацца, товарыш Сорока, адкроем вучение, только я тоже на тебя крычать буду…
Во время таких занятий и нагрянули в лагерь незнакомые люди. Их было трое. Стоявший на посту Бражников подпустил их на самое близкое расстояние и увидел, что они были все вооружены автоматами и пистолетами. Максим крикнул: "Стой!", но передний даже не остановился, а только негромко и спокойно проговорил: "Не шуми, свои". Это смелое спокойствие заставило Максима опустить карабин и выйти из кустов. В переднем человеке он узнал секретаря райкома партии Викторова, удивился, растерялся и обрадовался этим неожиданным людям так, как, пожалуй, ни разу не радовался даже в самые счастливые минуты своей жизни.
— Много вас здесь? — поздоровавшись, спросил Сергей Иванович Викторов.
Бражников ответил, с любопытством поглядывая на двух других спутников Викторова, походивших не на партизан, а скорее всего на добродушных хозяйственников, пришедших в лес на охоту с новеньким оружием.
— Винтовки у всех есть? — расспрашивал Викторов Бражникова, когда подходили к шалашу.
— Так точно, у всех, — ответил Максим.
— Добро! Здравствуйте, товарищи! — Викторов поправил на плече автомат и подошел к лежавшим под елкой раненым.
На разостланной плащ-палатке были разбросаны части винтовки. Петро растерянно сжимал в руках собранный им затвор и так же, как и другие, обрадованно, по-юношески восторженно смотрел на настоящих партизан, которых ему пришлось увидеть первый раз в жизни. Викторова Петро хорошо знал, он не раз бывал у них в доме, другой — повыше, в серой шляпе — был директор зареченской школы, а третий — широколицый, в синей кепке начальник лесничества. Когда-то вместе с отцом Петра он работал на лесосплаве. На них были новые, еще не успевшие измяться костюмы, модные ботинки и шелковые носки.
— Покалечили, товарищ Сорока? — присаживаясь около Игната, спросил Сергей Иванович.
— Так точно, есть трошки! — посматривая на Викторова, как на чудо, ответил Сорока.
Ему и в голову не могло прийти, что он может увидеть здесь в такое время секретаря райкома партии. Спутники Викторова, казалось, совершенно не обратили внимания на раненых и попросили у Петра воды. Попили, вытерли губы беленькими платочками — ну, как на празднике! Но Сорока сердцем почувствовал, что все это временное. Эти серьезные пожилые люди, конечно, собирались с секретарем райкома делать какое-то большое дело. Сорока понимал, что от них теперь зависит вся его судьба и судьба его товарищей. Раз они ничему не удивляются, то пришли не случайно.
— Значит, товарищ Викторов, теперь вы вроде как партизаны? — робко спросил Сорока.
— Вроде так… — улыбнувшись своей чистой строговатой улыбкой, сказал Викторов.
— Тоже, значит, не успели эвакуироваться? Понятно. Автоматы у вас новенькие, "ППД", — со знанием дела проговорил Сорока.
— Эвакуироваться, говоришь? — переспросил Викторов. — А мы и не собирались уезжать.
— Как так? — не понимая, спросил Игнат.
— Очень просто. Мы остались по приказу партии и командования. Не дадим фашистам спокойно жить на нашей советской земле! Нет, покоя им не будет! Давайте-ка, хлопцы, выздоравливайте поскорее. Люди нам очень нужны.
Сказав это, Викторов стал расспрашивать пограничников, как шел на заставе бой. Бражников и Сорока рассказали все. Бражников показал записку Усова. Сергей Иванович, прочитав ее, глухо сказал:
— Сохрани. Ну что ж, товарищи, помолчим…
Закурили. Слабый предвечерний ветерок крутил махорочный дым под ветками деревьев, поднимал к зеленым листьям стройной березы и уносил в синее небо.
Перед глазами Викторова стоял большеголовый, с упрямым подбородком Александр Шарипов, густобровый, с серыми, всегда настороженными, смелыми глазами лейтенант Усов.
— Сегодня мы у вас заночуем, а завтра переедем к нам, — стараясь отогнать тяжелые воспоминания, проговорил Викторов.
— Куда к вам, товарищ секретарь? — спросил Бражников, хотя для него было уже ясно, что где-то существует партизанская база.
Но этот вопрос он задал не ради любопытства, а для того, чтобы успокоить раненых друзей, которые сильно страдали и мучились во время перевязок.
— Это не близко. Но мы ночью достанем подводы, — успокоил Викторов. Нас там много, и раненых в десять раз больше вашего. Собираем по лесам да по оврагам. Кто же о них будет заботиться? Вот и вас вылечим.
— Спасибо, товарищ Викторов, — сказал Бражников.
На рассвете в лагерь пришел со своей группой Костя Кудеяров.
— Ну, вот теперь есть у меня и начальник штаба! — обрадованно воскликнул Викторов.
— Нет, я в штабе, товарищ капитан, никогда не работал, тем более в партизанском, — смущенно заявил Кудеяров.
— Я тоже никогда не партизанил, а вот приходится. Учиться будем.
На следующую ночь все раненые были перевезены в лагерь партизанского отряда Викторова.
Лагерь располагался в гуще Августовских лесов. Когда под утро подводы прибыли на место, Бражникову представилась удивительная картина. В лесу стройным порядком стояло около двух десятков повозок. Сверху на них были натянуты палатки, похожие на старые казачьи лагерные кибитки. На каждой из повозок по два тяжелораненых. На кострах в молочных бидонах с узким горлом варился завтрак. По лесу разносился приятный запах лаврового листа. Под деревьями стояли шалаши, крытые еловыми лапами. На сучьях висели винтовки и патронные подсумки. Несколько человек разбирали станковый пулемет. Рыжеволосый, с повязкой на голове солдат объяснял устройство пулемета и называл части.
— У нас здесь не только партизанское войско, но и госпиталь на колесах. Подбираем в лесах раненых. На днях подобрали в лесу старшего лейтенанта Кушнарева, бывшего начальника заставы. Здоровых-то всего тридцать восемь человек, — сказал Викторов Кудеярову. — Пришлось организовать вот эти повозки, чтобы быстро собраться в путь в случае каких-либо осложнений… Вылечим, встанут в строй. Действовали мы пока еще мало. Небольшой обоз у фашистов отбили, повозки взяли с продуктами и ранеными красноармейцами. Народ у нас подходящий, рвется в бой, но действуем пока еще осторожно: опыта мало. Будем учить. Драться придется крепко. Есть у меня план на ближайшие дни. Думаю провести одну операцию.
Викторов достал карту и развернул ее на коленях.
— Вот здесь, в районе Максимовичей, — показал он на карте, находились наши нефтесклады, сжечь их не успели. Противник, видимо, знал о них и выбросил десант. По данным нашей разведки, базу охраняет полурота солдат с двумя офицерами. Ведут себя фашисты, по словам разведчиков, беспечно. Головы им вскружили первые победы. Гитлеровцы привезли из Гродно целую машину советских вин, ежедневно задают пиры и горланят песни. Надо уничтожить их. Еще раз надо обстоятельно разведать и разработать план операции. Я уверен, что дело будет успешным.
Через два дня Кудеяров доложил результаты разведки и составил вместе с Бражниковым план операции. Это была обычная операция наступления роты на населенный пункт, составленная по всем уставным правилам. План этот Викторов забраковал.
— Не можем мы так действовать, — сказал Сергей Иванович. — Нас сразу же обнаружат, встретят плотным огнем, заставят залечь, потом вызовут по телефону подкрепление и разобьют, если не уничтожат полностью. У нас нет ни тыла, ни флангов, ни резервов…
— А как вы думаете? — смущенно спросил Кудеяров.
Он рассчитал, как ему казалось, все детально, обстоятельно — и вдруг все насмарку.
— Партизанская тактика — это внезапный налет, короткий бой, диверсия и быстрый отход, а самое главное — тщательная разведка и подготовка. Прежде всего надо тихо подойти, ликвидировать наружную охрану, перерезать связь. Разобьем отряд на три основные группы и одну резервную. Первая должна уничтожить часовых; вторая, самая большая, забросает гранатами казарму; третья будет зажигать склады. Резервная действует по особому распоряжению командира, смотря по обстановке. Отход по сигналу двух красных ракет. Вот примерно я так думаю, — заключил Викторов.
Он понимал, что от результатов этой операции зависит дальнейшая судьба отряда. Прежде всего надо было приучить людей действовать смело, быстро, осторожно, наверняка и без потерь.
