— А дальше?- полюбопытствовал я.
— Дальше пошло все как по маслу,- усмехнулся Логачев.
— До вокзала я довез Таню на машине, — продолжал Кольчугин, — а с машины она попала на подводу к Семену- и прямо в лес.
— И волки сыты, и овцы целы!- заключил Березкин.
— Здорово!- одобрил я.- И смело! А Гюберт не интересовался ее судьбой?
— Было дело,- ответил Фома Филимонович.- Как-то он полюбопытствовал и спросил,что пишет внучка,а я почесал затылок и сказал, что молчит… Видать, забыла,дрянная девчонка,старика. Увидела свет, голова вскружилась,и забыла. Гюберт успокоил меня и сказал: «Не унывай, найдется. В Германии все люди на счету!» А я про себя подумал: «Хитрый ты, чертяка, слов нет, однако мы похитрее оказались и обдурили тебя». Потом как-то,по наущению Семена, я сам подошел к Гюберту во дворе и сказал: «Как же быть мне, господин майор? Пропала ведь Танька.Ни слуху ни духу!Уж не приключилась ли с ней беда?.Ведь времечко-то военное,тревожное». И Гюберт опять успокоил меня: «Не волнуйся, старик, все выяснится, ничего страшного не случится. Объявится, мол, твоя внучка да еще пригласит тебя в гости». На том и окончились все разговоры.
Варево побежало из котла через край, и костер зашипел. Таня спохватилась, сняла с котла деревянную крышку, и клубы горячего пара смешались с дымом.
Я выжидал и берёг сюрприз до удобной минуты.
Таня разостлала в сторонке от костра плащ-палатку, положила на нее крышку. Семен Криворученко снял котел обеими руками и водрузил на крышку. Появились деревянные ложки, черные, уже тронутые плесенью сухари.
— Где же моя фляга? — спросил я.
— В порядке,товарищ майор,- ответил Березкин.- В целости и сохранности. Доставить сюда?
Я кивнул, и Березкин побежал в землянку.
Когда он вернулся и мы по капельке спирта разлили в кружки,я объявил, что Указом Президиума Верховного Совета Фома Филимонович Кольчугин,Криворученко и Ветров удостоены правительственных наград.
Вначале все опешили от этого известия,особенно Сережа Ветров. Он покраснел, как бурак, и мне показалось, что глаза его подернулись влагой. Он судорожно глотал воздух и, не в состоянии выговорить ни слова, смотрел в огонь. Фома Филимонович хмурился и пощипывал свою обкуренную бороду.
— Чего же приуныли?!- громко воскликнул Логачев.- Выпьем за первые и не последние!
Все встрепенулись.
— Медаль!…- сдержанно проговорил Фома Филимонович и покрутил головой.
Таня обняла деда и крепко расцеловала.
— Начинайте, Фома Филимонович,- обратился к Кольчугину Березкин.- Вы старейший, вам и начинать.- И он подал старику огромную деревянную ложку, могущую сойти за черпак.
— Старейший- это еще не старый,- ухмыльнулся Кольчугин.
Вооружившись ложками, все дружно бросились в решительную атаку на суп, черпая его прямо из котла.Суп из двух тетеревов, заправленный концентратами из пшенной крупы, выдался на славу. Все наперебой хвалили повара — Танюшу.
— Ешь,Кондрат,до отвала, нагуливай жирок!- приговаривал Фома Филимонович.
Сам он ел степенно, не торопясь, держа под ложкой сухарь.
Сережа Ветров подражал ему.
Когда деревянные ложки стали скрести по дну котла,Фома Филимонович сдвинул костер и извлек из ямки глухаря. Он дымился паром и издавал непередаваемо аппетитный запах.
Старик разрезал глухаря на куски и предложил:
— Угощайтесь!
От второго блюда все пришли в еще больший восторг. Когда я расправился с первым куском, Фома Филимонович подсунул мне второй.
Я наотрез отказался:
— Хватит! Так наелся, что шевельнуться не могу. Сам ешь!
Фома Филимоиович покачал головой:
— Тоже не могу. Душа больше не принимает.
Выручил Криворученко:
— Ну-ка, переправьте этот ломтик сюда! Моя душа примет…
Обед разморил всех. Не хотелось подниматься, двигаться. Подбросили свежих поленьев в костер, и, заняв позы поудобнее, ребята начали доставать кисеты и крутить цигарки. Фома Филимонович отказался от табака, предложенного мною, и свернул самокрутку из своего горлодера. Выхватив из костра горящее полешко, он дал прикурить мне и прикурил сам.
Березкин запалил свою цигарку солнечным лучом, через увеличительное стекло.
Возобновился прерванный разговор.Я попросил Фому Филимоновича рассказать, что представляет собой новый помощник Гюберта- майор Штейн.
Старик сел поудобнее, подобрал под себя ноги и начал:
— Это такой злыдень,такая выжига, что Гюберта за пояс заткнет! Злой, как цепной пес!Ест всех поедом.Все жилы выматывает.Такому палец в рот не клади! А с полковником Габишем- друг. Тот сам его доставил к нам, на своей машине.
Оказывается, с появлением Штейна на Опытной станции положение Фомы Филимоновича несколько изменилось.Через Похитуна Кольчугин узнал,что Штейн с первых же дней настроился к нему очень враждебно. Ему не понравилось пребывание Фомы Филимоновича на станции.В присутствии Похитуна Штейн как-то сказал Гюберту: «Напрасно вы держите здесь эту старую дрянь. У русских есть очень удачная поговорка:«Сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит».Гюберт ответил ему: «Волк волку рознь.Зубы старого волка никого не пугают».Штейн заметил: «Кроме зубов, у него есть глаза и уши». Тогда Гюберт объяснил, что не опасается Кольчугина, что внучка его живет в Германии, что до революции старик несколько лет работал у такого верного их соотечественника, как покойный помещик барон Эденберг. Тот был не настолько глуп, чтобы держать около себя всякую дрянь. Штейн не унимался и утверждал, что нельзя сравнить нынешние времена с дореволюционными, что тогда люди смотрели на все иначе.Гюберту, видно, надоело пререкаться, и он заявил, что знает,что делает, и попросил своего помощника не касаться больше этой темы. Штейн только пожал плечами.
Однако точка зрения Гюберта не изменила отношения Штейна к Фоме Филимоновичу. Он еще пуще невзлюбил старика, не отвечал на его приветствия и при встречах глядел на него так, что Фоме Филимоновичу становилось не по себе.
Однажды Гюберт, выйдя во двор и увидев Кольчугина, приказал отыскать и вызвать к себе Штейна. Старик разыскал Штейна на радиостанции за беседой с радистом Раухом и передал приказ. Штейн сразу изменился в лице, затопал ногами, разразился бранью, назвал Кольчугина старым дураком и строго-настрого наказал, чтобы он даже близко не подходил к радиостанции.
— Он по-нашему, по-русски, здорово говорит,- пояснил Фома Филимонович.
— Так, так…- заметил я, слушая старика. Такой оборот дела мне не особенно нравился. В лице Штейна появилась определенная угроза.- Продолжай, отец…
Фома Филимонович рассказал, что Штейн завел на Опытной станции новые порядки. Если раньше она охранялась одним караульным у входа, то теперь установлен еще и внутренний пост,во дворе. Кроме того, Штейн завел овчарок.
— Злые, как черти!- говорил Кольчугин.- Признают только проводника своего да повара. Но ко мне мало-помалу принюхались. Не гавкают уже и не кидаются. А первые дни- страсть одна! Так и наскакивают. Я их мясцом приманиваю. Их держат полуголодными, а я нет-нет, да и подброшу кусок. Поначалу рычали, скалились и мясо не брали. Должно, так приучены. А потом пообвыклись.
— Значит, Штейн- человек опасный? — уточнил я.
Фома Филимонович махнул рукой.
— Какой это человек!У него желчь одна и злоба.Разве может человек обидеть бессловесное существо? — И Фома Филимонович рассказал случай, дополнивший характеристику Штейна.
Как-то Штейн ездил куда-то верхом и вернулся домой на взмыленной лошади. Она хромала на заднюю ногу, и Кольчугин сразу подметил, что у лошади повреждено сухожилие. Когда Штейн надавил на больное место, конь вздрогнул, бросился в сторону и задел копытом ногу Штейна. Тот выругался, вытащил пистолет и выпалил два раза сряду коню в ухо.
— Вот он какой подлец!- заключил старик.- Бессловесную скотину, коня, расстрелял. Бешеный!
— Да-а…- протянул я.- Видно, трудный характер у нового помощника Гюберта. Чем же еще он отличился?
— А он, что ни день, то и отличается. Как-то дал зуботычину Похитуну. Повстречал его пьяного в столовой и так запросто сунул ему в зубы. Вот уж проклинал его после Похитун. Боже ты мой!.Он такую затаил против него злобу,что слопать готов с потрохами. И еще Штейн придумал штуку: два раза в неделю, как по расписанию, солдат и проводник берут самую здоровую овчарку, Спрутом ее звать, и марш в лес… Часа по четыре, по пять болтаются в лесу и прочесывают всю округу.
— И что-нибудь получается?
— Ничегошеньки. Один раз пожилую бабу задержали с лукошком, в другой — напоролись на подростков. Подростков пороли шомполами.
Рассказал Фома Филимонович и еще одну подробность. В апреле на станции появился молодой парень,белорус, по имени Тарас. Он прожил на станции около месяца. С ним занимались Раух и Похитун. А перед самым маем Гюберт вернулся из города, вызвал к себе Тараса и так исколотил его, что парня на руках вынесли из его кабинета. Этой же ночью Венцель и Раух вывели Тараса в лес и расстреляли.
