Рейнке оказался подготовленным к подобной встрече. Он приблизился к машине Майнца в сопровождении трех пеших автоматчиков и двух мотоциклетных экипажей, которые тотчас же с двух сторон блокировали «опель» оберштурмбаннфюрера.
Поскольку рядом с офицером СД не было солдат и никакого шлагбаума поблизости тоже не наблюдалось, Рейнке усомнился в праве оберштурмбаннфюрера устраивать какие-либо проверки и, наоборот, потребовал документы у Майнца и Ве-довича, выказав подозрение в том, что они, возможно, засланы англичанами или американцами. Тем более что Майнц сообщил о патруле СД, а знаки различия и удостоверение личности Свирепого Серба свидетельствовали, что он не только не является сотрудником службы безопасности, но и не принадлежит к организации СС.
Ведович прекрасно понимал, что, имея такой численный перевес, люфтваффовцы спокойно могли задержать их и увезти с собой до выяснения личностей, или попросту пристрелить прямо здесь, у машины. И только то, что, поняв свою ошибку, обер-штурмбаннфюрер сразу же смягчил тонн и отказался от проверки груза, спасло их от почти неминуемой расправы.
В конце концов им пришлось смириться со вполне оправданным, армейским объяснением Рейнке: «Осмотр особо секретного груза я могу позволить, только увидев письменное разрешение рейхсмаршала Геринга. Таков его личный приказ. Во всех остальных случаях мне приказано пробиваться в горы, в указанный район, применяя оружие». И пределом мудрости Майнца стала похвала, с которой он отозвался о правильности действий Гауптмана люфтваффе в подобной ситуации. «Ибо выполнение приказа — превыше всего!».
Тем не менее, прощаясь с ними, гауптман с двумя железными крестами на груди и планкой, свидетельствовавшей о тяжелом ранении, победно оскалил крепкие молодые зубы.
— Эти чертовы СД и гестапо совсем обнаглели, — проворчал он, уходя в сторону колонны и при этом совершенно не стесняясь того, что оберштурмбаннфюрер СС услышит их. — Ничего, скоро союзники обломают им рога, загоняя в те же концлагеря, которые они настроили.
— Как видите, Ведович, теперь у каждого армейского ведомства свой собственный фюрер, — раздосадованно прокомментировал Майнц, явно чувствуя себя оскорбленным.
— Если понадобится, мы и так выясним, где они собрались создавать свой тайник, — примирительно сказал Ведович, невозмутимо глядя вслед колонне, медленно уползавшей на перевал.
— И забудем об этой встрече.
Свирепый Серб выждал, пока оберштурмбаннфюрер выведет машину на шоссе, и только потом произнес:
— Если вернуться к нашему прерванному разговору… Каковыми должны быть мои ближайшие действия?
— После приезда в Рейншток, я высажу вас неподалеку от дома графини фон Ленц. Говорю «неподалеку», потому что она не должна видеть нас вместе.
— Понятно. Смысл нашей встречи — уговорить графиню скрыться?
— Думаю, что начать вам действительно следует с уговоров, — скабрезно улыбнулся Майнц, — но связанных не с дезертирством из армии, а с вашими собственными отношениями. А потом уже постараетесь убедить Альберту, что пора предоставить фюреру самому решать свою судьбу и заняться своим собственным спасением.
— Убежище ей предстоит найти в родовом замке Ленцов?
— В качестве одного из вариантов. На уговоры у вас двое суток.
— А если она откажется дезертировать?
— Не исключено, что придется пристрелить, — придал Майнц своему лицу выражение крайней озабоченности и почти скорби. — Хотя не хотелось бы. Бош и Хёттль крайне заинтересованы в том, чтобы после войны замок Шварцбург оказался в распоряжении подпольной организации офицеров
СС. Кстати, Хёттль заверил, что вы будете приняты в СС. Он походатайствует перед Скорцени и Кальтенбруннером. Это позволит вам остаться в нашей организации и усилит доверие со стороны высших чинов СС.
— Мы с вами понадобимся Хёттлю, а значит, и Ангелу Бошу, как обладатели тайны сразу нескольких кладов. На одном из хуторов неподалеку от некогда приграничного австрийского Эль-сбетена нам покажут хорошо оборудованный контрабандистский тайник Боша, где мы в течение какого-то времени можем скрываться. Затем Хёттль попытается переправить нас из Вены на самолете международного Красного Креста в Швейцарию. Досмотр самолета проводят его люди. Недавно таким образом он сам оказался в Берне. Если же этот трюк не удастся, придется отсиживаться в тайнике контрабандистов.
— Там достаточно продовольствия?
— Не более чем на трое суток. Поэтому мы должны позаимствовать продовольствие из склада базы зомби-отряда. Действовать будем в открытую. Вы обеспечите доступ к складу и выделите четверых зомби для погрузки продовольствия в машину, с которой я прибуду. Они же поедут с нами для охраны и разгрузки. К утру мы вернем их на базу. Вряд ли они сумеют кому-либо указать, куда их возили на крытой машине. О документах на машину и товар я позабочусь. За рулем будет мой адъютант. Мы оставим часть запасов для зомби, так что голодать они не будут. Тем более что, по моим сведениям, через трое суток их должны увезти отсюда.
— Мне следует уехать вместе с вами?
— Вы поедете со мной в машине. Будем прикрывать. К утру вернетесь на базу. Заодно определитесь с расположением тайника Боша. На всякий случай, чтобы знать, куда уходить. Ваше присутствие на базе позволит выиграть несколько дней, которые вы подарите себе вместе со свободой. Как только станет известна дата отлета зомби, позвоните мне, постараюсь прибыть и увезти вас на своей машине. Если же сработает вариант с отлетом на самолете Красного Креста, тогда придется уходить обоим, как по тревоге.
— О том, что произошло на складе, никто кроме меня, знать не будет, поэтому несколько дней мы и в самом деле выиграем, — заверил его Свирепый Серб.
Прежде чем высадить Свирепого Серба на окраине Рейншто-ка, в квартале от особняка, в котором жила графиня Альберта фон Ленц, оберштурмбаннфюрер налег грудью на руль и, задумчиво глядя в пространство впереди себя, покачал головой.
— Странная вещь судьба. Еще час-полтора назад вы были на волоске от гибели, потому что я намеревался пристрелить вас вслед за своими ефрейторами.
— Почему же не пристрелили?
— Пытаюсь приспосабливаться к мирной жизни, когда во многих случаях придется действовать не оружием, а убеждением. Ну и, конечно, перед Бошем хотелось предстать в роли спасителя его земляка. Все остальное вам уже известно.
— Откровенно.
Оберштурмбаннфюрер красноречиво пожал плечами, дескать, чего уж тут хитрить?
— А теперь вам предстоит романтическое свидание с одной из самых сиятельных альпийских аристократок.
— Завидуете, Майнц?
— Вы бы на моем месте не позавидовали? К тому же сугубо мужскую зависть тоже следует причислять к привилегиям мирной жизни. Или, может, я не прав?
Уже положив трубку, Гиммлер еще несколько секунд смотрел на нее, как будто ожидал, что вслед за Кейтелем позвонит уже и сам фюрер. Ему не нравилось, что в последнее время Гитлер предпочитал общаться с ним то через Кейтеля, то через генерала Йодля. Но в то же время он чувствовал, что теперь уже Гитлер откровенно побаивается его. Потерпев полнейшее поражение на всех фронтах, фюрер опасался нового «заговора генералов», он панически боялся быть повешенным своими собственными фельдмаршалами.
— А теперь — к самому важному, — с трудом вырвался он из потока мрачных мыслей, подходя к висевшей на стене карте. — Обергруппенфюрер Кальтенбруннер.
— Да, господин рейхсмаршал, — поднялся Эрнст, чувствуя, что действительно наступает очень важный в его жизни, очень ответственный момент. Вслед за ним поднялся и генерал-полковник Хауссер, хотя и понимал, что все произнесенное сейчас Гиммлером лично к нему никакого отношения иметь не будет.
Тем временем Гиммлер слегка поколебался, будто сам усомнился в том, стоит излагать все то, ради чего он вызвал к себе руководителя РСХА, затем вернулся к столу и, нажав кнопку, вызвал к себе в кабинет адъютанта.
— Я хочу, штандартенфюрер, чтобы вы слышали то, что мною будет сказано, — обратился он к Брандту, — и немедленно подготовили письменный приказ.
— …И подготовить письменный приказ, — по привычке повторил Брандт последние слова патрона.
— Исходя из сложившейся ситуации, я, данной мне фюрером и германским народом властью, принял следующее решение. На территории «Альпийской крепости», а также на территории всей Австрии и всей Южной Германии, — решительно тыкал он пальцем в карту, — я передаю вам, обергруппенфюрер Кальтенбруннер, всю полноту своих полномочий как рейхсфюрер, то есть главнокомандующий войсками СС, а также все полномочия имперского министра внутренних дел и главнокомандующего армией резерва[79].
