Подобная тайная деятельность имела место в округе Познани и приодерских районах Бранденбурга. Прослышав о предстоящей депортации этнических немцев, местное население весьма недружелюбно встречало Красную Армию. В Фюрстенберге в засаду попал офицер Тридцать третьей армии. После пыток он был зарезан бритвой. Сам характер советских репрессий предполагал, что гражданское население было ответственно за подобные случаи. В Циленциге было расстреляно тридцать заложников. В Политзиге, где был убит советский офицер, НКВД удалось разыскать «вервольфов», хотя в качестве заложников к казни были приготовлены двадцать фольксштурмистов. Казнь отменили.
Сохранилось несколько отчетов немецких солдат и офицеров, чьи части были разбиты, а они сами начали партизанскую деятельность. Эти документы дают прекрасную возможность поближе познакомиться с составом и психологией подобных военно-партизанских групп. Эти бумаги не стали утешительным чтивом для руководства Третьего рейха, поскольку наглядно демонстрировали, что почти все военные партизаны, действовавшие к востоку от Одера, больше напоминали деморализованных мародеров и бандитов. Почти все они расценивали войну как неизбежно проигранную. Крах Германии, по их мнению, был лишь вопросом времени. Большинство из них жаждало заключения мира любой ценой. Они обвиняли национал-социализм в том положении, в котором оказалась Германия, но наибольшие антипатии военные партизаны с востока испытывали к эсэсовцам. В некоторых случаях командиры подобных импровизированных партизанских отрядов при столкновении с частями Красной Армии строго-настрого запрещали открывать огонь. Отчеты НКВД из Восточного Бранденбурга подтверждают эти оценки: «В большинстве случаев вражеские офицеры и группы солдат, которые, оставшись в прифронтовом тылу, скрывались в лесах, не оказывали вооруженного сопротивления и сдавались в плен». Конечно, сдача в плен была для них значительным риском, по той причине, что нередко подобных солдат могли расстрелять на месте как диверсантов и «вервольфов». Но еще более гнетущим было отсутствие помощи местного населения.
Однако о подобной пассивности можно было забыть, если речь шла об отрядах Ваффен-СС, которые продолжали верить в победу и сохранили преданность нацистскому режиму. По этой причине они делали все возможное, чтобы прорваться сквозь линию фронта. Они не только отказывались сдаваться, но и сами предпринимали активные вылазки. Один из подобных эсэсовских отрядов заманил в Восточном Бранденбурге нескольких советских солдат на заброшенную ферму. Все они были убиты. Когда были обнаружены тела пропавших, отряд СС скрылся. Не имея возможности наказать кого-нибудь, отряд НКВД просто спалил ферму дотла. Эсэсовцы почти никогда не сочувствовали местному населению и не обращали внимания на их жалобы. Им было плевать на последствия их укрывательства. Один из эсэсовцев позже заявил, что, когда жители просили не останавливаться в их жилище, эти просьбы игнорировались. Когда один зажиточный крестьянин просил покинуть его дом, так как поблизости находились красноармейцы, ему ответили отказом. Когда он стал убеждать, что его имение сожгут, один из эсэсовцев ответил: «Мы сами сожжем его, а русских перебьем». Только после этих угроз крестьянин дал эсэсовцам пищу и кров.
Отдельно стоит описать ситуацию, сложившуюся в Кенигсберге… После долгой и изнурительной обороны генерал Лаш решил сдать город Красной Армии. Он не видел смысла в продолжении борьбы, а потом проигнорировал приказ фюрера. Генерал наотрез отказался сотрудничать с «вервольфами» и призвал гарнизон не оказывать сопротивления.
К сожалению, этот разумный шаг не оценили нацистские фанатики и служащие СС, которые не намеревались сдаваться. Часть из них погибла, пытаясь вырваться из советского окружения, часть ушла в подземелья, находившиеся под городом. Вскоре после падения Кенигсберга гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох отказался признать потерю этого значимого города. Он призвал немецких солдат и фольксштурмистов, коих было в городе великое множество, уходить в подполье и создавать партизанские группы. Подобную деятельность должен был координировать группенфюрер СС Зигель, который скрывался от Красной Армии. Этот эсэсовский офицер был задержан почти две недели спустя после падения города. Ему удалось кое-как наладить деятельность «вервольфов». Те первым делом приговорили к смерти генерала Лаша, хотя осуществить приговор у них не было возможности. Тогда было решено сосредоточиться на красноармейцах. Уличная борьба с «вервольфами» шла почти неделю после того, как пал Кенигсберг. Разведчики Четвертой армии, которой командовал генерал Фридрих Мюллер, пытались связаться с этими диверсантами по рации, но безуспешно. В город были посланы специальные части НКВД, которые любыми способами пытались подавить сопротивление.
В Данциге можно было наблюдать другую ситуацию. Там немецкая армия сотрудничала с «вервольфами». Командование двадцатого военного округа отдало приказ об активизации партизанского движения 19 февраля 1945 года, то есть за несколько дней до того, как Данциг пал. Во время обороны города «вервольфы» распространяли свои агитационные материалы и расправлялись с «дезертирами» и «капитулянтами». Большинство членов гарнизона было ошеломлено такой тактикой. Рядовые офицеры всерьез опасались жесткой ответной реакции со стороны Красной Армии. Но фанатиков это мало волновало. Они полагали, что, чем больше Советы убьют заложников, тем быстрее гражданское население подключится к национал-социалистическому сопротивлению. В результате, когда в город вошли войска 2-го Белорусского фронта, многие партийцы и офицеры, переодевшись в гражданскую одежду, начали диверсионные вылазки. Они нападали на небольшие группы красноармейцев. Полковник Рамазану, назначенный комендантом Данцига, предпринял все меры, чтобы сохранить в городе спокойствие. Для этого он провел регистрацию населения, предпринимались ежедневные осмотры, был взят жесткий контроль за передвижением граждан. Кроме этого, под охрану были взяты все культурные и исторические ценности. Несмотря на это, трибуналы были перегружены. В них рассматривались сотни дел. В определенный момент подобная политика дала свои положительные результаты. Рядовые немцы увидели, что сопротивление является бессмысленной эскалацией насилия, которая не даст ничего, кроме новых ненужных жертв.
В другом балтийском порту, Штеттине, наибольшую активность проявили ГЮ-«вервольфы». Их действиями руководил штандартенфюрер СС Хиллер, который пытался при помощи подростков организовать защиту города. Когда 25 апреля 1945 года Штеттин пал, то в нем оставалось лишь шесть тысяч человек. Несмотря на такое небольшое население, остатки эсэсовских отрядов еще в течение трех недель продолжали устраивать вылазки на территории города. Они обстреливали советские патрули, устраивали засады, поджоги, минировали дороги. Имелась даже специальная военно-морская команда, состоявшая из водолазов, которые имели своей целью взорвать мост, когда узнали о капитуляции Германии. После поражения Германии остатки этого отряда «вервольфов» решили пробиться на западные территории и сдаться в руки Союзникам. Но скрыться по морю «вервольфам» не удалось. Они застряли на острове Узедом, где и были уничтожены советскими и польскими силами безопасности.
Новый пик активности «вервольфов» на этих территориях пришелся на лето 1945 года. Вызвано это было политикой выселения немецкого населения со своих земель. Как справедливо отмечал один очевидец: «Восточная Германия рисковала превратиться в Западную Польшу». Новым польским властям пришлось столкнуться с активным сопротивлением немецкого населения. Если раньше эти территории контролировались Красной Армией, то теперь польская милиция не могла справиться с валом проблем. Резко возросло количество грабежей. Убийства польских милиционеров и колонистов стали обыденным явлением. Польские власти начали вести учет и составлять списки убитых и пропавших без вести. В 1945 году только в Силезии было убито около сорока польских милиционеров. В то же время потери среди красноармейцев составили одиннадцать человек. Кроме этого, было зафиксировано семнадцать нападений немецких партизан на польские посты, в то время как на советские было совершено лишь два. Партизанские вылазки «вервольфов» стали приобретать четко выраженный национальный характер. Если продолжать эту печальную статистику, то необходимо отметить семнадцать убитых польских железнодорожников. Большинство этих инцидентов произошло на границе Силезии и Германии. Немцы не могли смириться с появлением новой польско-германской границы. В итоге это имело своим следствием новые репрессии со стороны польских властей. Летом 1945 года на силезской границе была создана «карантинная» зона в 100 км, с территории которой были выселены все немцы. Между тем по южной границе с Чехословакией шла форменная партизанская война. Центрами нацистского сопротивления считались горы Ойленге и Ризен. Принимая во внимание лесистость этой горной местности, неудивительно, что они стали приютом для немецких партизан. Учитывая тот факт, что Красная Армия смогла занять Чехословакию лишь к 10 мая, то не могло быть и речи о срочной ликвидации в этих краях немецких партизанских формирований. Здесь скрывались и эсэсовцы, и фанатичные подростки, и остатки власовской армии. Многочисленные тайники с оружием и продовольствием, найденные после войны, указывают на то, что СС давно планировали создать здесь форпост «Вервольфа». Партизанские набеги в этих краях не были редкостью. Ситуацию не исправляло даже постоянное патрулирование. Активность «вервольфов» не падала. 20 июня здесь был убит польский офицер. Девять дней спустя в перестрелке был убит польский милиционер. В течение последующих двух недель произошло еще несколько вылазок немецких партизан.
