— Черт с ними! — ворчал Семен. — Дай срок, подживет рука, — махнем с тобой за Волгу подальше от этих сволочей. Слух есть, что Серов в силу вошел.
Перейдя у станции Лапшинской железную дорогу, банда направилась в лесистый район между селами Нижняя Банновка, Русская Щербаковка, Лапоть — в те места, где в прошлом году переходил Волгу Вакулин.
Горы, вершины,
Я вас вижу вновь,
Карпатские долины,
Кладбища удальцов,—
пел кавдивизон старинную, переделанную для австрийского фронта, песню.
Дошли до той поляны,
Где кровь лилась рекой…
— Отставить! — крикнул Щеглов, и песня оборвалась на полуслове. Правофланговая походная застава дала сигнал о появлении бандитов.
— Дивизион, сто-ой! Вольно! Можно курить.
Щеглов в сопровождении ординарцев поскакал к заставе. На полпути встретился связной.
— Бандиты, человек пятьдесят, двигаются по дороге в одном с нами направлении, — скороговоркой выпалил он.
— Посмотрю сам, — сказал Щеглов.
Походная застава стояла, укрывшись за кустарником. Впереди внизу простиралась широкая долина. Чёрные с проседью поля чередовались на ней с изумрудно-зелеными перелесками. Вправо виднелись крыши деревни.
— Они выехали из этой деревни и только что скрылись вон в том лесочке, — доложил начальник заставы Тополев.
Решение созрело очень быстро: «Второй эскадрон пошлю влево, с задачей перерезать банде дороги с севера и с северо-востока. Кондрашев с полуэскадроном закроет пути с юга и с юго-востока. Сам с полуэскадроном буду действовать в центре».
Щеглов отдал приказание, и кавдивизион рассредоточился.
— Товарищ комдив, идут, — доложил Тополев.
Из леска показались бандиты. Они двигались плотной кучей.
— Беспечный народ, идут без дозоров.
— Это тоже нам на руку… Ах, черт! Вот, некстати! — воскликнул Щеглов, заметив скачущих из деревни всадников. Видимо, несколько бандитов замешкались в деревне и сейчас, столкнувшись с полуэскадроном Кондрашева, догоняли своих.
— Да-а, могут испортить…
— Как бы Кондрашев не вздумал гнаться за ними!
— Ну, полуэскадрона они не испугаются.
— О-го! Они сами хотят задать трепку Косте! — удивился Щеглов, увидев, что вся банда повернула назад, навстречу полуэскадрону — Это нам на руку, потому что… За мной! — скомандовал он, не докончив фразы.
Пока спускались с холма, банда успела поравняться и подставила под удар свой фланг.
— Ура-а!
— Ура-а-а!
Захваченные врасплох бандиты смешались и бросились назад, но на северо-востоке всплеснулось новое «ура!»— второй эскадрон пошел в атаку. Банда, рассыпаясь на группки, бросилась на восток, к Волге. Но преследователи настигали. То тот, то другой из бандитов летели на землю. Блестели на солнце клинки. Метались потерявшие седоков лошади. Высокий вороной конь, запутавшись в поводьях, прыгал на трех ногах.
Чистое место кончалось, впереди — заросли мелкого чернолесья. Один за другим скрывались в кустах и преследуемые, и преследователи. Щеглов остановил своих.
— Сто-ой! — И, приведя дивизион в порядок, распорядился — Товарищ Тополев, возьмите один взвод, ловите лошадей и собирайте оружие!
В чаще продолжали трещать одиночные выстрелы, но вскоре все стихло. На опушку начали выходить бойцы. Вот так вид! Обмундирование висело клочьями, лица и руки исцарапаны в кровь.
— Чёртовы сучья так и норовят стащить с седла или без глаз оставить, — жаловались кавалеристы.
Пока собрались, прошло часа полтора. Не хватало лишь Кондрашева и троих красноармейцев.
Приняв рапорта, Щеглов подытожил:
— Зарублено и убито бандитов 21, захвачено 32 лошади, не явились к месту сбора командир первого эскадрона Кондрашев и три бойца. Товарищу Тополеву с двумя взводами в пешем строю прочесать лес до берега Волги.
— Вот они! — крикнули сразу несколько бойцов.
Действительно, из леса показались красноармейцы во главе с Кондрашевым. В центре группы шел человек с забинтованной рукой.
— Фамилия, имя?
— А вам не все равно? — с видом полнейшего безразличия ответил тот.
— Не хочешь — не говори, — в тон ему отозвался Щеглов. — Рожкова сможешь опознать?
— Чего его опознать? Ушел Рожков. Два раза бил я по нему, да мимо. Неловко с ней-то, — бандит показал на забинтованную руку. Бинт был разлохмаченный, серый от грязи, с бурыми пятнами просочившейся крови.
— Ты в атамана стрелял? Почему? — удивился Щеглов.
— Т’ак. Это вас некасаемо.
— Где тебя ранили?
— В Преображенской.
— Уведите его! — приказал Щеглов. — С первым пароходом отправить в Камышин, — там трибунал разберется, — добавил он, когда бандита увели. — Всё же странно, почему он в Рожкова стрелял?
— Врет, поди.
— Не похоже. А жаль, что Рожков ушел.
Попадется.
— До тех пор много бед может натворить. В общем, от Шайки осталось человек пятнадцать.
На солнечном закате дивизион подходил к раскинувшемуся на высоком берегу Волги селению — Русской Щербаковке.
Дорога шла краем глубокого оврага с почти отвесными стенами.
— Товарищ комдив, что я вам скажу, — произнес Гришин, подъехав к Щеглову.
— Ну?
— Я этого бандита признал.
— Какого?
— Которого ведем. Это гуменновский казак, зовут Сенькой. До войны я у его отца батрачил.
— Ну и что же?
— Да ничего. Я давно приглядывался, лицо знакомое, а потом вспомнил и спросил у него: «Ты, Семен?» Эх, как он вздрогнул, побледнел, испугался, видно. Он наших в Ширяевском самолично расстреливал.
— Куда?! Стой! — неожиданно раздался отчаянный крик, и тотчас же бухнул выстрел.
— Что там такое? — Щеглов остановил коня.
Через минуту подскакал Кондрашев.
— Прыгнул гад с обрыва! Бросился вниз головой.
— Кто?
— Да этот, с завязанной рукой. Наверное, разбился. Я послал ребят проверить.
— Пошли лекпома!
В Русской Щербаковке лекпом Миловидов доложил:
— Неизвестный, прыгнувший с обрыва, при падении ударился головой о камень. Смерть наступила от кровоизлияния в мозг.
В ответ на донесение Щеглова командир бригады приказал дивизиону оставаться в Русской Щербаковке, очищать прилегающий район от банд и не допускать переправы их на левый берег Волги. Вместе с официальными бумагами пришла долгожданная весточка о Тане, и Щеглов от радости был на седьмом небе.
— Теперь мы вроде пограничников, стой на месте и лови контрабандистов, — смеялся Костя Кондрашев, когда они вместе со Щегловым намечали места дополнительных секретов и засад по берегу Волги. Костя тоже был в отличном настроении, — остались позади тяжелые зимние переходы, погони, преследования, стычки, бои. Караульно-сторожевая служба после того, что пережито, казалась пустячком, детской забавой. Впрочем, у Кости была и еще одна причина радоваться, — в вершине одного из оврагов Тополев захватил вчера сразу одиннадцать бандитов, и, следовательно, банда Рожкова также перестала существовать. Уйти удалось только двум человекам.
— В бригаде нами недовольны, — сказал Щеглов, усаживаясь на плоский камень. — Из Иловатки сообщили, что позавчера с нашего берега переправились пятеро бандитов.
— На чем? — недоверчиво возразил Кондрашев. — Все лодки мы взяли под охрану.
— Значит, плохо охраняем. А потом, когда припрет, то найдешь, на чем плыть, хоть саженками.
— Ну, такую ширь саженками не одолеешь, вода холодная, — судорога схватит. На лодке и то нагребешься.
— Широко, — согласился Щеглов, глядя на разлившуюся почти до горизонта Волгу.
На десятки верст сверкала, переливалась гладь могучей реки. Чуть заметными темными полосками виднелись на той стороне окруженные водой села и деревни. Ближе на самом стрежне зеленел остров Щербаковский. Береговая полоса была залита, и казалось, что деревья растут прямо из воды.
Над Волгой ослепительно голубое, бездонное небо. В нем лепестками яблоневого цвета мелькали чайки.
— Товарищ комдив, а что если попытаться ловить их на живца? — нарушил Кондрашев молчание.
— Кого ловить? Чаек?
— Да нет, бандюков…
— Как на живца?
— На лодку. Им лодки дозарезу нужны, — мы и предоставим. Пожалуйте, пользуйтесь! А поблизости секрет посадим. Понимаете?
— Горазд ты на выдумки, ничего не скажешь!
— Так разрешите?
— Попробуй!
В тот же день верстах в двух ниже Русской Щербаковки, там, где береговая круча подходит к самой воде, появилась лодка. Очевидно, кто-то приехал, оставил ее, а сам берегом ушел в село, чтобы не подниматься вверх по быстрому течению.
Тишина солнечного безветренного дня успокаивает. Веселые трясогузки, помахивая хвостиками, прыгают по гальке. В кустах свистит, пищит, чирикает пернатый оркестр. Маленькие птахи суетятся, хлопочут, порхают с ветки на ветку, с куста на куст, только над ямой-промоиной почему-то не садятся. Разумеется, есть на то причина: в яме под кустом затаились трое, сидят караулят кого-то, может быть тех троих, что, укрытые листвой лежат над обрывом, зорко поглядывают вокруг, а чаще на лодку. Тянется время, ни те ни другие себя не оказывают.
