Огарков положил трубку и сказал, что Громыко будет голосовать так, как считают нужным военные, после чего предложил пройти к Устинову и доложить наше мнение. Мы согласились. Тогда он, позвонив министру, просит принять троих. Устинов согласился. Заходим. Министр обороны на взводе:
— Уже договорились? Ну, ну! Выкладывайте.
— Дмитрий Федорович, позвольте генералу Ивашутину доложить о противнике, т. е. о войсках ЮАР. Затем генерал Варенников сообщит о правительственных войсках Анголы, а уж потом я с небольшим резюме.
— Докладывайте.
П. И. Ивашутин разложил по полочкам войска ЮАР, как это было и в кабинете Огаркова, добавив, что Савимби, т. е. УНИТА со своими бандами нигде не высовывается. На наш взгляд, они выжидают — как в принципе будет развиваться обстановка. И кроме того, сейчас для Савимби невыгодно выступать под знаменами ЮАР, поскольку население ненавидит юаровцев.
Устинов не перебивал, но и не проявлял интереса к тому, что говорилось. Когда Петр Иванович закончил, министр, не комментируя сказанного, перевел свой взгляд на меня. Я о правительственных войсках доложил подробно, так как уровень их высокой подготовки видел лично. В способности продолжать удерживать занимаемые рубежи сомнений не должно быть. Соотношение сил сейчас на этом южном направлении приблизительно равное, поэтому отвод войск ничем не объясним.
Представляя уже содержание выводов, которые хотел сделать Огарков, министр огбороны решил его упредить:
— Странные вы люди! Дальше формальных цифр и фактов ничего не хотите видеть. Ведь здесь не просто боевые действия, а политика. И когда вмешиваются в события лично главы государств, то их высказывания, их рекомендации должны быть поставлены во главу. У нас есть мнение Фиделя Кастро. Это мнение поддержано Душ Сантушем. О чем может идти речь? А вы о каком-то соотношении сил, о каких-то резервах, об уровне подготовки… При чем здесь все это, когда дана принципиальная рекомендация— отвести. А глава государства, т. е. глава Анголы, говорит: «Правильно, я согласен».
— Дмитрий Федорович, — начал Огарков, — если бы Душ Сантуш не сомневался в целесообразности отвода войск Анголы с юга страны, он бы не обратился к Советскому Союзу. Фактически он оказался в неловкой ситуации — Фидель прислал ему решение — отвести. А на чем оно может базироваться? На докладе руководителей кубинской группировки в Анголе. А они, находясь в Луанде, видят столько же и даже меньше, чем Душ Сантуш. Президенту Анголы было бы некорректно вступать в спор с Фиделем Кастро. Вот он и вышел на Советский Союз, как на старшего брата, который рассудит и поможет правильно сориентироваться.
— А старший брат решил их обоих поддержать! — категорически обрезал Устинов.
— Почему же? Решение, как я понимаю, еще не принято. Во всяком случае из разговора с Андреем Андреевичем Громыко я сделал вывод, что Генеральный секретарь поручил всем и в первую очередь военным обсудить этот вопрос и доложить предложения.
— А почему вы с Громыко обсуждаете этот вопрос? Вам что, министра обороны недостаточно?
— Дмитрий Федорович, во-первых, я имею право любой военно-политический вопрос обсуждать с любым государственным деятелем вплоть до Верховного главнокомандующего — я же начальник Генерального штаба, а не начальник канцелярии; во-вторых, зря вы меня в чем-то подозреваете — я не имел цели выяснять, как проводилось заседание Политбюро, но я хотел в лице Громыко приобрести нашего сторонника: если Министерство обороны и Министерство иностранных дел будут единогласны, то остальные поддержат. В-третьих, Андрей Андреевич сам мне сказал, что Политбюро никаких решений не принимало, была лишь поставлена задача — вопрос уточнить и выйти с предложениями на вечернее заседание.
Дальше у них, т. е. у Устинова и Огаркова, началась перепалка: Дмитрий Федорович, существенно отклонившись от темы, обвинял Огаркова во всех грехах, а Николай Васильевич убеждал министра обороны в том, что он должен прислушиваться к мнению Генерального штаба, который никогда не подведет ни Верховного, ни министра обороны, ни страну в целом. «А вы, — заключил Огарков, — игнорируете Генштаб и слушаете каких-то шептунов. В связи с этим я вам, Дмитрий Федорович, заявляю, что Генеральный штаб категорически возражает против отвода правительственных войск на юге Анголы. Если бы в свое время прислушались к Генштабу, то не было бы сегодня проблем и с Афганистаном». Николай Васильевич явно вспылил. Да и с кем это не бывает.
На этом заседание у министра обороны закончилось, и мы опять вернулись в кабинет Огаркова. Петр Иванович начал нажимать на него, чтобы он вышел на Андропова и попросил, чтобы на заседание Политбюро вызвали начальника Генштаба. Я поддержал Ивашутина. Но Николай Васильевич отказался делать это, и, видно, он был прав. Уже и так отношения между министром обороны и начальником Генерального штаба приобрели уродливую форму. А такой шаг не только усгубил бы их, но со стороны был бы оценен отнюдь не в пользу Огаркова, что в конце концов боком вышло бы всему Генштабу. В общем, решили, что я к утру следующего дня подготовлю документы (в основном карты, диаграммы, графики), которые бы наглядно показывали, что отходить нет смысла. И при первом требовании вместе с письменной справкой все это можно было бы представить министру обороны или в верха.
После вечернего заседания Политбюро Устинов, не заезжая в Генштаб, отправился на дачу, но из машины позвонил Огаркову и сказал, что решение осталось в силе — войска надо отводить. Естественно по телефону много не скажешь, но, как рассказал Николай Васильевич, уже утром следующего дня будет полностью оформлено решение. Учитывая такой оборот и не теряя последней надежды, мы договорились с Огарковым с утра представить министру все документы, подробно растолковать ему все обстоятельства и убедить, чтобы он доложил на Политбюро: мнение военных, начиная от советского военного советника в Анголе и до министра обороны СССР, едино— надо сражаться за интересы молодой республики и лозунг должен быть один — «Ни шагу назад!».
Так и сделали. Утром я, захватив документы, еще до приезда министра сидел в его приемной и ждал. Как только Устинов подъехал, подошел начальник Генштаба, и мы вдвоем вошли к министру. Огарков спокойно, как будто никаких обострений не было, сказал:
— Дмитрий Федорович, как вы и ориентировали нас, сегодня утром должно объявляться окончательное решение по Анголе. В связи с этим просим вас взять с собой на заседание вот эти документы, содержание которых мы сейчас доложим.
Документы были весьма наглядны и убедительны. Около часа мы подробно докладывали их содержание и самое главное — как с ними обращаться. Дмитрий Федорович заинтересовался и даже задавал вопросы, что уже говорило о том, что он может нашими материалами воспользоваться. Особенно важно было продемонстрировать на Политбюро карту, на которую были нанесены противостоящие группировки и наглядно продемонстрированы их состав, ближайшие резервы, размеры района, который предлагается отдать противнику без боя, и что в связи с этим может потерять Ангола.
Министр обороны отправился на заседание, а мы — к себе и стали ждать решения. Но долго томиться не пришлось — буквально через час Устинов вернулся. Его помощники позвонили нам: министр, еще находясь в машине, вызывает нас обоих. Мы зашли в приемную. Из кабинета вышел помощник министра и пригласил нас войти. Устинов, ожидая нашего появления, изготовился к действиям. Когда мы вошли, он взял пачку документов, которыми мы снабжали его перед заседанием, подошел к торцу большого стола и с силой бросил эту пачку на стол так, что она рассыпалась по всему столу, а несколько листов упало на пол. Никто не пошевелился. Тут министр, не выбирая выражений, буквально обрушился на нас:
— Вы вечно… (дальше следовало то, чего я от него еще ни разу не слышал, и ему это даже не шло). Упрямо пробиваете вопреки здравому смыслу. Это вы, — Устинов угрожающе мотал пальцами в мою сторону, — затеяли эту «кашу» с Анголой! Раз затеяли, то сами и расхлебывайте. Сегодня же вылетайте в Анголу и доводите все до конца.
— Есть, товарищ министр обороны, вылететь в Анголу! — с удовольствием повторил я распоряжение Устинова, как приказ для исполнения. Но я умышленно не сказал «сегодня», потому что такой срочный вылет надо все равно готовить сутки.
Зашел адъютант Устинова, собрал все документы. Огарков остался, а я ушел к себе. Тут же дозвонился до Курочкина в Луанду, рассказал обстановку, попросил, чтобы министр обороны Анголы отдал распоряжение — «Стоять насмерть!». Сообщив, что через полтора-двое суток буду в Луанде, я попросил предупредить кубинских друзей, чтобы они не настаивали на отводе войск до моего приезда.
Потом занялся непосредственно командировкой. Первым делом набросал задание самому себе. Затем поручил заместителю начальника ГОУ собрать мне команду из девяти человек, перечислил вопросы, которые буду решать (команду надо собирать под задачи). Отдал распоряжение в Главный штаб ВВС о подготовке чартерного полета на завтра, а возможно, и раньше. Одновременно по этому вопросу заготовил в Анголу телеграмму за подписью начальника Генерального штаба. После обеда утвердил у Огаркова все документы и начал конкретно готовиться к поездке, в основном изучал справки всех видов.
