Меня особенно поразил убитый танкист. Перед смертью он пытался выбраться из башни горящего танка, но был сражен в спину насквозь гранатометным выстрелом из РПГ-7. Взрыватель не сработал. Танкист так и застыл опершись руками на край люка, с торчащей из груди гранатой. С ним было очень много хлопот, потому что сперва надо было достать гранату, которая могла сработать в любой момент.
Глядя на танки и БМП, из которых гранатометные выстрелы сделали дуршлаг, я понял, что боевики запаслись гранатометами под самую крышу. Откуда столько оружия у них? Ведь одна граната от РПГ-7 — стоит дороже цинка патронов?
— Пиздец, да? — рядом очутился незнакомый мне офицер.
— Это ужас. Я об этом буду орать на всех углах, — сказал я.
— Ты еще не знаешь, что трупы наших ребят и раненых, эти скоты раздевают догола и подвешивают в окнах. А сами из-за них стреляют по нам.
— Этого не может быть!
— Не вершишь? Михалыч! — позвал военный, — Ты был на последнем выходе, подтверди.
Подошел офицер: — Я лично видел это. Это было при штурме Совмина, в президентском дворце — такая же хуйня. Так что пиши смело, не бойся, эти скоты еще и не на такое способны, — он сплюнул и пошел по своим делам.
Потом и другие офицеры подтвердили мне тоже самое.
Я еще раз пообещал, что при первом же звонке в редакцию, когда буду зачитывать материал, расскажу об этом. (Забегая вперед, замечу, что пообещал зря. Романтиком был. Из Грозного мне казалось, что московская редакция довольно серьезно относится к моей работе и уважает меня за то что я делаю. Но главный редактор запретил это печатать заявив, по словам моих друзей: что я сижу пьяный в какой-нибудь гостинице Моздока и сочиняю омерзительные сказки).
Мне потом часто вспоминался убитый старший лейтенант, судя по петлицам — из артиллеристов. Кавказкой внешности, он лежал у забора раскинув руки, смотрел мертвыми глазами в небо и счастливо улыбался во все свои золотые зубы. Потом, когда мне в очередной раз приходилось неприятно объясняться со своим журналистским начальством по военным вопросам, я всегда почему-то вспоминал его улыбку. Он словно говорил мне: «да забей ты хуй на этих подонков! Кому ты объясняешь? Жирным ублюдкам, которые сидят в бане с девками, целуются с теми, кто послал нас умирать, берут от них ордена, медали, а сами отмазывают своих сыновей отморозков от армии и при этом поливают нас погибших грязью? Так что не трать свое драгоценное время на унизительные объяснения. Просто живи и наслаждайся. Чтобы не было потом стыдно и умереть, когда придется».
— Да, — соглашаюсь я с ним мысленно, — Я постараюсь придерживаться этих правил.
Закоченевшие трупы складывали в УРАЛ. Но сначала, как я уже говорил, к каждому убитому сначала прицепляли кошку, отходили за броню или просто приседали и дергая за веревку переворачивали труп. На этот раз подложенных гранат не было. Мы с Сергеем иногда помогали грузить трупы. Но большей частью я старался поговорить с военными. Я знал, что после этого выхода они все разойдутся по своим подразделениям и хрен потом кого из них найдешь.
Неожиданно бой на заводе закончился. Софринцы забегали по каким-то своим заботам. Понесли в пролом перевязочные пакеты. Что-то предавали по рации. Но тут неожиданно пропали местные жители. Для военных из нашей группы это послужило сигналом. (Об этой примете почему-то даже софринцы не знали).
— Уебываем, бля! По машинам! — заорал на бегу, какой-то офицер. Сейчас начнется бля!
Техника и люди — все пришло в движение. Заревели двигатели на БМП. Стволы башен заметались по сторонам, готовые отразить нападение.
Горожане оказывается не только знали о наводчике, но и внимательно следили за его поведением. Как только наводчик исчезал, горожане тоже торопились укрыться. Потому что наводчик передавал боевикам информацию о подразделениях федералов, и как правило после этого начинался бой.
Вся наша группа рванула по улице обратно. Сначала бегом, потом мы сели на БМП.
— Запомни, — заорал мне в ухо какой-то военный, — Всегда смотри за местными, если они вдруг исчезают, значит бля сейчас начнется. И надо уебывать самому как можно быстрее! Народная примета такая! — он заржал.
И действительно началось. Вокруг загрохотало. Оглянувшись назад я увидел как софринцы рванули в свой подъезд. Дорогу, на которой мы только что стояли посыпались с неба минометные мины.
Долетев на БМП до перекрестка, мы остановились.
— Слезай! — крикнул Кравченко.
Мы попрыгали с брони. Кравченко с группой рванул во дворы, чтобы выскочить с другой стороны перекрестка.
— Этих в десант! — показал он нас кому-то и скрылся среди развалин битого кирпича.
— Нахуй в десант, — заорал я протестующе. Там я ничего ведь не увидел бы. Полное неведение того, что творится вокруг меня пугало до тошноты.
— Полезай, бля! — заорал в ответ военный, — На броне тебя снимут, как дурака! — и нас силой затолкали в открытый люк. Потом я понял, что это было действительно единственно верным решением.
Мы с фотографом Серегой припали к триплексам. Но ничего не было видно. Мелькали развалины, да слышалась стрельба. Но поскольку стрельба вообще никогда не смолкала над городом, то и понять по нашу ли душу стреляют — было невозможно.
БМП стала выписывать маневры. С воплем доисторического динозавра закрутилась башня и начала долбить по домам. Потом нас лихо занесло на гололеде, и машина на полном ходу вмазалась в стену. Заработал башенный пулемет. Ударила пушка. Я уже не знал, что и думать. Самое страшное — это ведь неизвестность.
— Эй! — заорал я солдату за пулеметом. Мне была видна только его нижняя часть. Он нагнулся к нам из-за приборов: — Чего?
— Что там происходит?
— Да я хуй его знаю! Нашли кого-то в развалинах. Выгоняют.
Вот те бля и засада! — подумал я. Дорога-то у нас одна. Хер объедешь.
— И чего мы ждем? — заорал я.
Но солдат уже приник к прицелу и не реагировал.
Знакомо до боли задзенькали по броне пули. Наш БМП рванулся от стены, словно караулил кого за углом, и со всех стволов ударил по врагу. Вокруг заухали взрывы. Машина снова стала выписывать виражи. Мимо нас пролетел знакомый УРАЛ. БМП выскочила на дорогу и пятясь назад долбила вдоль улицы.
— Значит мы замыкающие, — подумал я. По броне застучали шаги. Это села группа Кравченко.
— Давай бля! — послышался крик. Машина развернулась и рванула за УРАЛОМ. Наверху долбили из автоматов и ухали подствольники.
Как только мы миновали опасную зону, нас выпустили на броню.
— Чего было то? — спросил я Кравченко.
— Да ни хуя! Вовремя мы поспели. Они уже расположились нас потрепать. А мы им в тыл ебанули. Мы тоже кое-чему тут учимся.
Он улыбнулся.
Я понял, что Серега специально не рассказывает нам всего: бережет наши нервы.
— А то ты потом сюда хер еще раз приедешь, — обронил он как-то.
Справа потянулось поле сплошь заставленное уже вывезенной из Грозного подбитой техникой. Я попросил не надолго остановиться. Моему напарнику надо было пофотографировать. Я же хотел просто пройтись осмотреться. Когда я зашел вглубь рядов из подбитых машин, то просто физически почувствовал всю ту боль и отчаяние, которое испытали бывшие на этих машинах люди. Сколько смертей видела эта техника? Для скольких солдат и офицеров башни танков и десанты БМП стали могилой. Через открытые люки я видел окровавленные бинты, оплавленные шлемофоны, пустые магазины, прогоревшие цинки с патронами, рыжие от огня пулеметные ленты, куски бушлатов и пустые тюбики с обезболивающим.
Мне стало плохо и я поспешил к ожидающей нас БМП.
Кравченко посмотрел мне в лицо и спросил:
— Впечатлился?
Я никогда не умел скрывать своих эмоций. Наверное глядя на меня он понял в каком я состоянии.
— Это ужасно.
— Я тебе еще ужасней покажу вещи. Сегодня вечером. Двигай! — он ударил башмаком по броне.
БМП дернулась и под деловитый лязг гусениц мы покатили на базу.
Благодаря дневальным наш вагончик уже был натоплен, открыты консервы, порезан хлеб. Я достал из наших рюкзаков водку. Начался легкий перекус.
— Ну, чем еще вас занять ребята? — спросил Кравченко.
— А что тут у вас есть?
— Кстати, я обещал тебе показать, еще кое-чего. Закончим есть пойдем, посмотрим.
— Далеко? — спросил я. Мне не хотелось никуда ехать. Особенно в город.
— Нет, тут рядом, — ответил Сергей.
Когда мы вышли из вагончика, вокруг уже сгустилась тьма. Где-то вдали летали одиночные трассирующие выстрелы БТРа.
Мы пошли какими-то тропинками среди сугробов. Кравченко поминутно включал на несколько секунд фонарик, чтобы проверить курс и мы шли дальше. Нас предупредили чтобы мы не вздумали курить. Рядом могут шляться снайпера из боевиков. Так что схлопотать пулю, — как от нечего делать.
