— Добрый день, Герр — генерал! Рад видеть вас в хорошем здравии и прекрасном расположении духа, — подал голос Ремус, когда подошел к лазарету Вейдлинг. — Ваши просьбы я выполнил. Вот возьмите. Хотя все это обошлось мне уйму времени.
— Доктор Ремус! Виктор! — тепло поприветствовал рукопожатием того Вейдлинг. — Спасибо. Я никогда не сомневался в вашем профессионализме и порядочности. Прекрасная работа, — Вейдлинг взял трость и покрутил в руках. За Франца двойная благодарность. Вы единственный среди нас военных, делаете на отлично то, что умеете и то, что знаете, даже больше этого. Уверен, сумеете вырезать аппендицит, если понадобиться через анус, — Вейдлинг попытался сострить. — А нам, в отличие от вас медиков, при высочайшей военной организации и дисциплине не хватает порой самообладания признать свои ошибки и принять верное решение. Особенно этой заразной болезнью, мой уважаемый доктор, страдают те, кто незаслуженно обласкан и приближен на Олимп.
— Не благодарите меня Гельмут. Я не всесилен. А вот вырезать аппендикс через анус, — доктор искренне засмеялся, что слетел и повис на цепочке его монокль, — это уж слишком, но я подумаю над этим. Такая операция на Нобелевскую премию тянет. Спасибо за шутку генерал. Повеселили старика Ремуса. Проходите в мою обитель. — Доктор жестом руки пригласил того в лазарет. — Гауптманну Ольбрихту лучше. Он спрашивал о вас.
— Прекрасно, Виктор. Ведите меня к Ольбрихту. — Генерал, пропустил вперед доктора и уверенной, немного прихрамывающей походкой прошел за ним в помещение.
У палаты «7» стоял навытяжку гефрайтер Криволапов, переодетый в повседневную форму солдат Вермахта с автоматом в положении «на грудь». При подходе важной свиты, о ней он был предупрежден, танкист четко сделал шаг в сторону и открыл дверь, пропуская генерала.
— Этот русский — бессменный дежурный. Постоянно находится возле палаты своего командира, — Ремус указал рукой в сторону Криволапова, — я не перечу. Это просьба капитана.
Генерал остановился и окинул беглым взглядом сверху донизу русского солдата. Тот стоял, не шелохнувшись, и смотрел на Вейдлинга с должным подобострастием. — Gut, — промолвил Вейдлинг, дотронувшись тростью до его плеча. Ему понравилась выправка ефрейтора, после чего он и шагнул в палату.
Франц лежал один на панцирной железной кровати у окна в чистом белье: вымытый, выбритый, отдохнувший. Однако синева под глазами, бледность лица, немного потухший взгляд — сами за себя говорили о невероятных трудностях и страданиях, выпавших на его долю за время операции. Эти перемены не остались незамеченными Вейдлингом. — Ничего, — подумал он, — время и воздух Родины лечат любые раны, в том числе и душевные. Поправится.
— Здравствуйте, дядя Гельмут. Я очень рад вас видеть. — Франц попытался встать с постели.
— Лежи, лежи, — придержал тот уверенным жестом офицера. — Больному положено лежать. Здесь субординация отменяется, — и присев на поданный доктором венский стул, тепло пожал ему руку. Меня Франц не зачем благодарить. Я поддерживаю тебя потому, что вижу твою преданность делу и любовь к отечеству. Кроме того, я ответственен за тебя перед твоими родителями. Кстати, скоро ты их увидишь.
— Каким образом, дядя? — удивился Франц.
— За эти три дня, которые ты отлеживался, многое изменилось, причем кое-что в лучшую сторону. Начну по порядку. — Ведлинг приподнялся и посмотрел на Ремека, тот стоял рядом и держал в руках сверток. — Ганс, раскрывай подарок и поднеси ближе. — Глаза Вейдлинга заблестели. На лице появился небольшой румянец от торжественности момента. — Вот смотри.
Ремек держал новую форму разведывательных подразделений танковых войск с погонами майора, в виде плетеных серебристых косичек. Все нашивки за штурмовые операции, за полученные ранения и награды Ольбрихта, были прикреплены на форме, в строго определенном месте. Военные регалии красочно говорили о громаднейшем опыте боевых действий Франца, о его несравненном офицерском мужестве. — Поздравляю, Франц, с очередным воинским званием майор, — генерал уважительно пожал Францу руку. — Поздравляю, мой мальчик.
— Спасибо, дядя Гельмут - Франц улыбнулся. Он почувствовал сердцем небывалую приливную волну любви и доброжелательности, исходившей от генерала. Он был искренне тронут его заботой и вниманием.
— Это еще не все, Франц. Вот эта трость от меня. Это мой подарок. Держи.
— Дядя Гельмут, — удивился Франц, — а трость то мне, зачем нужна?
— Она пригодится тебе в дороге, когда ты поедешь в отпуск. Ганс, — щелкнул пальцами генерал, обернувшись к Ремеку, — давай продолжение.
По команде адъютанта внесли два подноса. На одном стояли бутылка шампанского мадам Клико и хрустальные бокалы. На другом подносе — фрукты и шоколадные конфеты. Тосты в честь возвращения Ольбрихта и присвоения ему майора, были непродолжительными. Генерал видел, что Франц хочет побыть с ним с глазу на глаз. Это желание было обоюдным. — Все господа офицеры, прошу оставить меня наедине с майором Ольбрихтом. Ремек, вы задержитесь в приемной доктора, возможно, вы мне понадобитесь.
— Слушаюсь, господин генерал, — адъютант четко щелкнул каблуками. После выполнения задания по освобождению Ольбрихта он стал больше уважать себя и проявлял рвение по службе. — Я выполню любое ваше указание.
— Похвально Ремек, идите…. Ну вот, мы одни, — генерал дотронулся до руки Франца, когда все вышли. — Можно говорить откровенно и столько времени сколько нужно. Никто нам не помешает. Ты доволен?
— Да, дядя Гельмут, доволен. Я хотел вас видеть и ждал этой встречи.
— Вот и прекрасно. Скажи, Франц, — генерал удобнее уселся на стуле для продолжительного разговора, — как прошла операция, какие выводы ты сделал после возвращения?
— Сегодня я буду с вами откровенен, дядя. У меня нет другого человека, кому бы я мог полностью довериться.
— Я рад это слышать мой мальчик. Мои чувства искренни.
— Хорошо, дядя Гельмут. — Франц выше подложил подушку и после небольшого раздумья начал говорить. — Операция проходила очень трудно. Я не понимаю, как мы выдержали, и я остался жив. Были постоянные столкновения с русскими подразделениями. Уже на первой стадии нас раскрыли. Что послужило причиной этому, я до сих пор не понял. Я, дал команду на ведение боя. Пришлось уничтожить несколько русских офицеров и солдат. Другого выхода у меня не было. Но мы получили сведения о месторасположении передовых частей 48 армии. С этого часа пошли сплошные преследования. Крупный бой выдержали у Будо-Кощелево. Я докладывал в донесении. Работа «Абвера» никуда не годится. Чудом выскользнули из ловушки русской Смерш. Чуть не погибли по милости лейтнанта Эберта. Пришлось его наказать. Кстати где он, сейчас, этот мерзавец. Оставил меня с русским солдатом, а сам трусливо бежал.
Генерал Вейдлинг внимательно слушал Франца, не перебивал его, но после упоминания Эберта нервно скривился. — Это опасный человек Франц. Я ниже остановлюсь о нем. Рассказывай, я слушаю тебя внимательно. Главное — ты жив.
— А дальше была жестокая схватка с танками генерала Горбатова. Нам удалось их заманить в ловушку. Около десятка танков мы подожгли, и практически вырвались из окружения, если бы не их авиация. Летающие крепости русских Ил-2 смешали с землей всех. Страшное побоище было дядя Гельмут. Не пожалели даже свои тяжелые танки Иосиф Сталин. Остался невредимым только мой экипаж Пантеры, и то, потому что мы успели спрятаться в зарослях кустарника. — Франц тяжело вздохнул и замолчал.
Это война мой мальчик, — генерал похлопал Франца по руке. — Держись, тебе не привыкать.
— Да не привыкать. Вы правы. То, что мы сделали, то, что добыли должно лечь в анналы разведывательной школы Вермахта. Но зачем эти жертвы, если нам не поверили, дядя Гельмут? — Франц приподнялся на кровати. — Зачем эти лишения?
Вейдлинг посуровел, сжал зубы, осмотрелся как бы в поисках коньячного бокала, затем выдавил. — Я сделал Франц все что мог. Ты мне должен верить.
Франц молчал, находясь еще под впечатлением своих воспоминаний.
— Кое-что мне удалось, — продолжил генерал. — Здесь заслуга не только моя, но и бывшего командующего армии Харпе. Он встречался с Гудерианом, когда тот инспектировал его 4-ую танковую армию. Рассказал о тебе, о полученных разведданных. В главном штабе сухопутных сил пошли ему навстречу. Мой корпус укрепили 20 резервной танковой дивизией, чему я несказанно рад. Ты попал ко мне. Также выделено несколько дивизионов гаубичной и зенитной артиллерии. Так что мы дадим русским серьезный бой.
— Но это полумеры, дядя Гельмут! — воскликнул Франц. — Танковые дивизии остались в Северной Украине.
— Да, Франц, это полумеры, но фюрер не поверил твоим донесениям, как и фельдмаршал, Буш, кстати, он собирается в отпуск в конце июня.
