— На смотри! На приклад обрати внимание! Зарубки посчитай! А то давай у нее плечо проверим?!
Стасер быстро осмотрел протянутое оружие. Особо разглядывать там, правда, было нечего: стандартная советская винтовка, 1973 года выпуска, ровесница, на прикладе действительно обнаружились аккуратные надпилы, с десяток примерно. Ствол пах лишь железом и свежей смазкой, значит, в ближайшее время из винтовки не стреляли, но это собственно ни о чем не говорило, понюхал ствол Стасер просто автоматически. Отстегнув магазин, он щелкнул затворной рамой, тускло блеснувший металлом патрон весело звякнул об каменный пол. «Современный, со стальным сердечником», — машинально отметил Стасер.
— Ну?! Убедился?! — все еще вздрагивая в нервном ознобе, прокричал Хунта. — Она это! Сто процентов она, командир!
Стасер лишь молча покачал головой. Приходилось признать очевидное, действительно страшным неуловимым снайпером столько времени терроризировавшим базу оказалась сопливая девчонка.
— Я этой суке в манду ствол запихаю и выстрелю! — в голосе Хунты звенели злые слезы.
— Уймись, — брезгливо отворачиваясь, процедил Стасер. — Заберем ее на базу, потом сдадим амерам, пусть разбираются.
— Да ты что, командир, какой заберем! Эта тварь убила Бормана, ты что забыл?! Да я ее голыми руками в клочья разорву! Ты просто Бормана толком не знал! Это же был такой парень! Он лучший был! Он меня от смерти спас! И его застрелила вот эта… — на секунду Хунта поперхнулся словами, подбирая наиболее соответствующее определение.
— Все, я сказал, прекрати истерить! — считая разговор законченным, Стасер отвернулся от подчиненного.
Пленная, скорчившись на полу и ощутимо дрожа всем телом, как загнанный зверек, напряженно вслушивалась в возникшую перепалку, видимо понимая, что эти страшные здоровенные мужики спорят сейчас о ее дальнейшей судьбе.
— Поживешь еще, хотя может и зря я это…
Закончить мысль не дал отразившийся в глазах девчонки, глядящей ему за спину поверх плеча, мгновенный испуг. Уже осознавая, что случилось непоправимое, что он зря вот так беспечно отвернулся от совершенно обезумевшего Хунты, Стасер попытался волчком крутнуться вокруг своей оси, явно запоздалым движением вскидывая ставший вдруг неимоверно тяжелым автомат. Он еще успел поймать краем глаза горящий ненавистью взгляд Хунты и стремительное размазывающееся в воздухе движение его гибкого тренированного тела… А потом был звонкий удар приклада о каску вибрирующей басовой струной загудевший в ушах и багровая муть с ярко-алыми высверками мелких звездочек непроглядным туманом окутавшая голову. «Надо вставать. Иначе добьет. Надо вставать», — стучалась в виски назойливая мысль. Видимо сознание его все-таки на какую-то долю секунды покинуло, потому что когда он резко тряхнул головой, разгоняя пляшущие перед лицом багровые сполохи, драться уже было не с кем. Хунта неестественно выгнувшийся в спине, вздернутый на носки и неистово хрипящий был накрепко схвачен в замок приземистым крепышом по прозвищу Крот, автомат его валялся далеко в стороне, а до висящего на поясе ножа ему было не дотянуться.
— Пусти! — рычал, пытаясь вырваться из могучих объятий, Хунта. — Пусти, сука! Пристрелю!
— Ага, прям щас, разбежался, — совершенно спокойно гудел в ответ Крот. — Да не рыпайся ты, придурок, только себе же больнее сделаешь.
Наконец, поняв всю бесплодность попыток сопротивления, Хунта обмяк, и Крот осторожно отпустив его руки, мягко подтолкнул нарушителя порядка в сторону дверного проема.
— Пацаны, уведите кто-нибудь этого убивца на воздух, пусть мальца охладится.
— Молодец, Крот, за спасение командира в неравном бою, объявляю тебе строгую благодарность, — с трудом борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, выдавил Стасер.
— Служу Советскому Союзу, — совершенно серьезно пробасил в ответ Крот и тут же по-крестьянски размеренно и деловито продолжил: — А то ишь, чего удумал лишенец, просто так девку замочить! Тут парни уже по два-три месяца баб не видали, того гляди друг дружке к жопам пристраиваться начнут. А как девка сама в руки пришла, так давай ее мочить… Дурак, прости Господи, одно слово…
Стасер даже рот открыл от удивления, на какой-то миг ему показалось, что он ослышался. А Крот уже деловито притиснулся к инстинктивно подавшейся от него в сторону девчонке и широкими, как лопаты, красными мозолистыми ручищами принялся переворачивать ее на живот.
— Эй, ты чего? В самом деле ее хочешь… — Стасер замялся, пытаясь подобрать правильное слово. — Вот здесь?
С его точки зрения обстановка действительно мягко говоря не располагала: грязный заплеванный пол, лежащий буквально в трех метрах у противоположной стены изуродованный труп Негатива и, самое главное, плавающий в воздухе тяжелый сладковатый запах, такой, как от свежего парного мяса, кружащий голову и сводящий рвотными спазмами желудок запах крови. Да и девчонка никак не тянула на чудное видение: избитая, перепуганная, чумазая замухрышка, остро пахнущая едким потом и вся какая-то нескладная, угловатая… Вобщем не говоря уже о каких-то там элементарных моральных нормах, даже просто причин для какого-либо полового возбуждения Стасер не видел, и был скорее удивлен, чем возмущен действиями Крота.
— А то… — деловито стягивая с девки штаны, пробасил Крот. — Ей все равно уже не жить. Так чего же добру зазря пропадать? Так и ей, какое ни то удовольствие напоследок выйдет, и нам польза…
Стасер беспомощно оглянулся на остальных, ища в их глазах отвращение и осуждение происходящего, опираясь на которое можно было бы остановить готовящуюся вот-вот произойти здесь мерзость. Но увидел лишь тупое равнодушие, а кое у кого и возбужденно-нетерпеливое ожидание.
Тем временем Крот уже стянул девчонкины штаны до колен, обнажив худые неожиданно бледные ягодицы, и что-то там между ними нащупывал заскорузлыми пальцами, выбирая, как бы удобнее пристроиться. Пленная не сопротивлялась и не кричала, лишь время от времени вздрагивала всем телом, да закрыла глаза маленькими ладошками. Стасеру бросились в глаза неровно обгрызенные ногти на длинных правильной формы пальцах. Преодолевая накатившую слабость, стараясь сконцентрироваться, несмотря на отчаянно кружащуюся голову, он начал медленно подниматься на ноги. Смотреть на то, что здесь будет дальше он не собирался, раз нет сил предотвратить, можно хотя бы уйти и сделать вид, что ничего этого не было…
Где-то за спиной утробно заухал, ритмично шурша и поскрипывая снаряжением Крот, девчонка сдавленно вскрикнула, пару раз и потом лишь всхлипывала, давясь слезами, в такт движению.
— Она зубы сжала, рот открывать не хочет! — жалобно сообщил кто-то.
— Да ты ножом ей челюсти разожми, придурок! Куда?! Нож не убирай, чтобы она пасть захлопнуть не могла, а то еще откусит… Во, правильно, вот так! Всему вас, молодых, учить надо!
К размеренному уханью Крота добавилось еще какое-то хлюпанье и чмоканье, затем протяжный горловой стон и звуки больше всего напоминающие быстрое сворачивание и разворачивание целлофанового пакета.
— А, сука! Ты что же это делаешь?! В сторону, в сторону трави! Вот, падла, все штаны мне уделала!
— Ну ты урод! Ты чего хотел ей до желудка через рот запихнуть?! Маньяк, блин! Вот ищи теперь, чем ей морду от этой параши вытереть!
В воздухе поплыл кислый запах рвотных масс. Стараясь не дышать носом, и мучительно сглатывая слюну, Стасер вывалился на улицу. Прямо у стены, прислонившись к ней спиной и спрятав голову в коленях, плакал Хунта. Равнодушно глянув на него и, чувствуя, как подгибаются при каждом шаге непослушные и неловкие, как ватные, ноги, Стасер протопал дальше, туда, где лежал буквально разорванный его пулями хаджи. Мельком посмотрел на жутко оскаленные в предсмертной муке зубы, пнул в сторону жалобно задребезжавший по камням автомат, машинально отметив, что, судя по характерному цвету металла и грубой штамповке, это китайская подделка родного «Калашникова», и лишь потом осознал, что он здесь не один. Рядом с телом на проржавевшем металлическом ящике сидел Чуча и, меланхолично протирая бархатной тряпочкой прицел, с едва заметной лукавой усмешкой во взгляде глядел на Стасера.
— Что, командир, сбежал? Не понравилось, как братва развлекается? Или тебе право первой ночи не предложили?
И тут Стасер не выдержал, тело, будто перерубило в поясе, согнув в мощном рвотном позыве. Он хрипел и булькал, извергая из себя и обед, и ужин, а когда остатки пищи наконец закончились, то жестокие спазмы принялись выдавливать из него просто желчь. Наконец извержение прекратилось и желудок еще пару раз подкатив в холостую к гортани окончательно успокоился и вернулся на свое место. Стасер облегченно вздохнув, распрямился, сплюнул забившую рот горькую жижу и брезгливо оттер рукавом губы.
