— У нас тут уже открытая война идет. «Спортсмены» против чеченцев. Каждая из группировок выкупает дома, квартиры, к своим поближе. Уже практически целые улицы под контролем. Патрули свои вооруженные ходят. Чужому по улице не пройти. Даже если простой человек, но не на этой улице живешь — заворачивают без лишних разговоров. А непонятливым по башке настучат — и все делается понятно.
Охотятся друг за другом. Перестали даже ездить по одному, потому что стали пропадать без вести. Чечены более открыто сначала действовали, акции устрашения проводили: расстреливали кого дома, кого на улице. Вызовут бригаду из Грозного, все для них подготовят. Те отработают — и домой. А у всех местных — алиби, как на выставку. Но недавно чечены втроем ехали, их милицейская машина остановила. Вроде бы милицейская… Мы потом пробивали, нет у нас в городе такой. Ребята в патрульной форме и в камуфляже задержали этих троих. Все, как обычно: рожами в асфальт, браслеты… Погрузили в свою машину и в ту, на которой чеченцы ехали. И ку-ку! До сих пор их ищем.
На оперов, на участковых, которые пытаются в эти дела свой нос сунуть, тоже наезды нешуточные. Одному уже предупреждение вынесли: из автомата через дверь… Случайно жив остался. Так он даже руководству докладывать не стал, и соседи молчали в тряпочку. Мы только через несколько дней по низам узнали.
Окончательно ситуация сломалась, когда они сумели через Москву внедрить в городскую прокуратуру своего человека, на должность зама. Нормально, да? «Это я, почтальон Печкин, я вам нового сотрудника принес, почтовым переводом!». Прокурор края рогом упирался, сколько мог. Ну и получил по рогам, чтоб не дергался в другой раз. В общем, напомнили ему, где столица, а где наше Простоквашино. Представляешь, сколько бабок они ввалили, чтобы эту комбинацию провернуть?! Но расчет простой: они эти бабки тысячу раз уже отбили. А городской прокурор сразу понял, чем дело пахнет. По форме — вроде как он еще у руля, а по факту — скис, в уголок забился. Зам рулит, а он только под готовые решения подписи ставит. Но им так даже удобней.
— А зачем им это надо?
— Как зачем? Раньше все вопросы силой решали, стволами или ножами. Очень любят ножи… кайф им от этого что ли, кровью чужой залиться? Истычут человека, как пьяный мясник свинью…Но каждый убой все же — шумиха, скандал. А зачем в открытую наглеть, когда можно под маркой закона свои вопросы решать? Задергался против них какой-нибудь чиновник — бах — прокурорская проверочка. Не дошло сразу до предпринимателя, что от него нужно — хлоп — одна комиссия за другой А кто у нас в стране без греха? Ну а если оказался человек сильно непонятливый, или не удалось по серьезному прикопаться, тогда уже боевики вопрос решают.
— А наш брат?
— А что — наш брат? Где ты видел мента, которого с помощью прокуратуры заплющить нельзя? Вон начальник одного отделения на хвост чеченам наступил: вытряс гаражик, где иномаркам номера на агрегатах перебивали. Все, что из Владика угнали — туда. А там — бригада работяг, день и ночь вкалывали. Как у Форда — конвейер. Позвонили подполковнику люди, посоветовали изъятое вернуть и больше нос в эту контору не совать. Не внял. Пришли ребятки из прокуратуры, поковырялись в бумажках. Полсотни «отказных» по явным «глухарям» — на отмену с возбуждением дел. У него сразу раскрываемость — ниже городской канализации. Походили, народ порасспрашивали, вытащили пару-тройку кражонок укрытых. А как не укрывать, если показатели требуют из области фантастики? И та же прокуратура за раскрываемость на координационных совещаниях дерет в хвост и в гриву, рассылает представления по всем инстанциям. Так товарищ подполковник был рад, что вообще не посадили, а разрешили уйти «по собственному» на гражданку. Сейчас, чтобы с голоду не сдохнуть, таксует и чеченской «крыше» смирно бабки платит. Да он еще легко отделался.
Павел, хоть с виду и спокоен был, и говорил вроде бы как с язвинкой, с усмешечкой, а видно, завелся все же: с места своего вскочил, по комнате туда-сюда прошелся. Снова к столу присел. Налил водки добрых полстакана, выпил молча, один, без слова, никого не дожидаясь. И опять встал, у открытой форточки сигаретку прикурил…
Да, невеселое получилось общение. Голова кругом идет. Но не от выпитого. Такое ощущение, что весь хмель просто выкипает от безысходной горечи и нарастающей тревоги. Ну, как такое может быть?! Ну, как?! Кому нужно превращать страну в залитый кровью, дрожащий в ужасе огромный лагерь, где правят бал самые отпетые отморозки? К чему приведет эта дикая авантюра с «парадом суверенитетов». Неужели та возня, грызня, и резня, что сопровождала развал Союза — только начало, и нас ждет Нагорный Карабах, помноженный на количество национальных республик, входящих в Россию?
Нет ответа. И представить даже страшно, во что это может вылиться.
Видно было, что и братья-опера, которых жизнь уже практически загнала в окопы, причем, в своем собственном родном городе, так же думают. Не зря, в конце концов, махнул рукой Павел:
— Ну их всех в…. Давайте лучше о бабах!
Но и на эту, вечную и приятную тему не очень-то разговор сложился. У Игоря еще не выветрился осадок от сегодняшней стычки. Да и у мужиков, судя по всему, после предыдущих разговоров, настроение было не слишком веселое. Так что, немного посудачив, рассказав друг другу пару десятков свежих и не очень анекдотов, решили, что пора уже отдыхать.
Перед самым уходом, прежде чем оставить гостя ночевать на старом диване, застеленном засаленными одеялами, коллеги еще раз обговорили детали завтрашнего задержания. Собственно говоря, из двух Санек Игорю был нужен только один, не пожелавший дождаться дома под подпиской о невыезде, когда судья, наконец, займется его делом и решит его судьбу на ближайшие годы. Но эти двое были настолько неразлучны, что порой напоминали сиамских близнецов. Особенно, в разного рода заварухах, когда, встав спина к спине, они превращались в единое четырехрукое, четырехногое, дерзкое и бесстрашное существо, сокрушавшее любую наседавшую на них толпу.
Наиболее устрашающий эффект из этой парочки производил невесть откуда заявившийся однажды в город и явно отслуживший в каком-то спецподразделении бывший «дембель» по кличке Чудик. Эта, вроде бы насмешливая, кличка на первый взгляд, совершенно не подходила своему обладателю и не отражала его наиболее выдающихся качеств: совершенно звериную злобу и ловкость в драке и невероятную толщину «лобовой брони». В маленьком городе слухи распространяются мгновенно. Поэтому, уже через месяц после появления Чудика, любившего покуролесить по ресторанам, желающих померяться с ним силами практически не осталось. Но, поначалу, кое-кому пришлось познакомиться с его коронным номером, когда он, впадая в бешенство, хватал со стола первую попавшуюся бутылку, пусть даже из-под шампанского и разбивал ее о собственный лоб. А затем, с дикой рожей, держа в руке «розочку» — ощерившееся сколами горлышко от бутылки, пер хоть на пять, хоть на десять противников. Но, в жизни мирной и повседневной был он добродушен и покладист. Его широкое, округлое лицо с маленькими глубоко сидящими черными глазками и слегка приплюснутым небольшим носом обычно освещала немного странноватая, наивная, какая-то детская улыбка. И тогда происхождение его клички становилось совершенно очевидным. Буквально в первые дни после приезда в город, он подружился со вторым Санькой, который однажды, просто из чувства справедливости, поддержал чужака в ходе неравной драки с местными блатными. И с тех пор Чудик в любых делах охотно шел на поводу у своего закадычного дружка, не особенно напрягая свою бронированную голову.
Лидер и заводила этой парочки — Санька-Князь, в отличие от друга, чаще пользовался тем, что располагается за лобной костью, и являлся главным автором их наиболее хитроумных комбинаций. Он вырос в прекрасной семье порядочных людей, интеллигентов старой закваски. Поздний, долгожданный, единственный и безумно обожаемый ребенок, он обостренно-болезненно любил и порой одновременно ненавидел своих родителей. Любил, потому что невозможно было не отвечать на их бесконечную преданность и не видеть их удивительную человеческую чистоту. Ненавидел, потому что его злила их жалкая беспомощность в этом взбесившемся мире оголтелого обогащения. И потому, что они не могли дать ему такую же красивую и яркую жизнь, какой жили многие его приятели — дети кооператоров, руководителей «хлебных» предприятий, автомобильных спекулянтов и иной денежной публики. Еще в детстве Князь получил свою кличку за врожденную элегантность и свободу манер, благородный рисунок волевого лица и всегдашнюю готовность к дуэли. Правда, за неимением шпаг, схватки происходили в основном на кулаках. В бурные годы павловско-гайдаровско-чубайсовских реформ и грабежей, убедившись, что скромные возможности родителей никак не покрывают его аристократические потребности, Санька активно включился в процесс «экспроприации приватизаторов». Особенно удачно дело пошло, когда он спелся с Чудиком.
