— Мне его спецназовцы подарили еще на заставе, когда стоял на Джелалабадской дороге в третьем батальоне. Кто-то натрепался, вот пытаются изъять, но где пистолет не знают. Потом Растяжкин особисту какому-нибудь проверяющему от себя подарит как сувенир. А мне жалко, как память хочу оставить, да отдать придется, в Союз не вывезешь. Жалко, был бы наградной, провез бы, а то так просто подарили.
Иван загрустил.
— А ты мне перед заменой подари.
— Ну, ты что-нибудь учудишь с ним, а за мной хвост в Союз потянется. Нет. Я лучше нашему особисту отдам, когда что-нибудь в роте случится. Но пока время не пришло.
— Ваня! Давай сегодня вечером после отбоя за знакомство мою вторую бутылку водки приговорим с офицерами. Надо ж представиться коллективу.
— Никифор! Знаешь, я сам не пью, печень болит после желтухи. Нагрузки в горах большие, тяжело. Офицеры — взводные молодые, оба, как и ты, только из Союза, обойдутся, а с прапорщиками не надо. Лучше заму отдай, Сереге Грошикову, он это дело любит, свою контуженую голову поправляет. Вчера из госпиталя возвратился.
Дверь открылась и на пороге с широкой глупой улыбкой, касаясь головой дверной притолоки, стоял зам. ротного. Легок на помине. Шагнул в канцелярию, задев макушкой о косяк дверной коробки, поздоровался.
— Черт! Двери низкие, не по людям сделаны.
— Ну, мы проходим, а жирафы должны сгибаться, — рассмеялся ротный. — Выздоровел после вчерашнего? Не хулиганил?
— Не издевайся, я же недавно из Союза, хулиганить рано. Как рота? Все нормально с утра?
— Вот знакомься — замполит Никифор Ростовцев. Сейчас взводные подойдут из столовой, не видел еще?
— Нет. Как они? Старшина говорит — бестолковые, да? — поинтересовался Грошиков.
— Есть такое дело. Ну, будем учить. Это был первый рейд. Не научатся, не поумнеют — не выживут.
— Ты, замполит, внимательней к нам, ветеранам, прислушивайся, приглядывайся, вникай во все, учись. Тебе бестолковым быть нельзя. Во второй роте один был бестолковый, месяца не прожил. Потом узнаешь все про эту историю — подытожил разговор Сергей, уже обращаясь ко мне и оценивающее разглядывая меня. — Маловат ты и худой какой-то.
— Рост средний, зато я мишень небольшая и по моему силуэту труднее попасть. А худой оттого, что в ТуркВО больше года — высох, да я еще вторую неделю по дорогам мотаюсь, толком ни пожрать, ни поспать.
— Ха! Ну, у нас тоже не поспишь и не поешь много. Не туда попал, не на курорт, — рассмеялся ротный, — готовься — через неделю в рейд. Занимайся с людьми, получай обмундирование, надо за тобой автомат быстрее закрепить. Слушай, Серега, он тебе «пузырь» привез!
— Да ну? Вот молодец! А почему мне? А сам как же, не пьешь?
— Уже не пьет. Вчера выпил, сколько надо было для приличия с Алексеевым, и сразу стукнули в партком, козлы.
— Ага, а мне, значит, можно!? Хотя мне плевать. Я контуженый. Пусть стучат. Гони водку, замполит! Выпьем с Колобком и Голубевым за твое здоровье. Что б ты сто лет жил и не болел!
Я вздохнул с грустью и пошел в каптерку, достал из чемодана «Столичную» и почти торжественно вручил Сергею. Он сгреб ее своей огромной лапой и, высоко подпрыгивая на длинных ногах, убежал, крикнув на бегу:
— Спасибо, братан!
— Вот так! До завтра его уже не увидим. Колобок не наш, он комсомолец батальона, а вот Голубева мы перехватим, это командир ГПВ (гранатометно-пулеметного взвода), пусть, старый, людьми занимается. Оружие все чистить нужно.
Первый день закрутился каруселью. Мы с Миколой представлялись командиру полка, начштаба, зам. комполка, обоим замполитам, комбату, зам. комбата. Знакомства, беседы, беседы, беседы…
***
Секретарь парткома после общего построения задал глупый вопрос, от которого мы вообще ошалели:
— А когда вы собираетесь вставать на партучет в дивизии, товарищи лейтенанты?
Коля глупо улыбнулся и переспросил:
— А что, нужно куда-то ехать? А далеко?
— Штаб дивизии в Баграме, там и парткомиссия и партучет. На БТРе ехать часа два-три, как повезет.
— Это не опасно? — поежился Мелещенко.
— Вообще на дорогах все время стреляют, и, в принципе, опасно везде. Это же война. Я сам уже три раза за два месяца туда мотался. — И на лице партийного начальника отобразилась вся глубина тоски и ужаса от воспоминаний о пережитых поездках.
Он был крепкий мужик, лет сорока, очень высокий, наверное, метр девяносто, голова с глубокими залысинами, волосы тронуты сединой. Морщинистое лицо, довольно огрубелое, видно, служба была не в теплых местечках. Почти пенсионер и такая напасть — военные приключения. Седой как лунь — и все майор.
— Я, хлопцы, кроме штаба дивизии еще нигде не был. Сами понимаете, документация, прием в партию, собрания. Но у нас два батальона стоят на дорогах, нужно будет скоро проехать по подразделениям, — продолжил он, грустнея с каждым словом. — Один стоит в «зеленке» и на дороге к Баграму, а второй — по дороге на Джелалабад. Пока туда никак не вырваться. Ну, а вы давайте-ка побыстрее в дивизию. Кстати, сегодня туда вылетают проверяющие из штаба ТуркВО. Они у нас в полку сегодня работают. Через час с аэродрома вертолет заказан, ехать не хотят, лететь желают. Клубный автобус уходит от штаба полка через полчаса. Берите документы и вперед, если в батальоне возражать не будут, — майор ободряюще улыбнулся.
Мы побежали в роты за документами. Микола радостно скакал рядом и восклицал:
— Отлично, лучше слетаем под охраной (все ж комиссия округа!), чем будем трястись в БТРе. Бежим быстрее.
Ехать в дивизию в форменных рубашках, а не в полевой форме не хотелось. Надоело быть новичком, а, переодевшись, не так бы бросался в глаза. Но раз есть оказия, что ж отказываться от удачной возможности.
Объяснив ситуацию ротному и получив добро, через двадцать минут я стоял уже у штаба.
Николая еще не было, но, к моему удивлению, он оказался в подъехавшем автобусе вместе с начальником клуба.
Пухлый капитан Володя позвал меня в салон.
— Вот, ребята, сейчас снимусь с партучета в дивизии и домой! Квартира в Питере, возвращаюсь туда. Как надоела эта жара, скорей к родным дождикам.
Мы понимающе улыбнулись.
Из штаба важно и неторопливо вышли два полковника и в сопровождении командира полка направились к нам.
— Вы кто такие? — поинтересовался строго один из них.
За нас ответил начальник клуба и разъяснил, что мы хотели бы попросить их взять нас на борт вертолета.
— Ну, хорошо! Летите, — снизошел до нас один из холеных проверяющих.
— А где охрана? — удивился строгий полковник.
— Охрана? — озадаченно почесал затылок командир полка и, выпучив глаза на прапорщика, старшего машины, заорал:
— Где охрана? Бегом в артдивизион, начштаба сюда! Почему охрана еще не здесь? Где два автоматчика? Быстро!
Начальник клуба утащил нас в глубину автобуса и, давясь от смеха, пояснил, что командир и не думал давать охрану. У водителя есть автомат, а у прапорщика гранаты валяются в бардачке. Эта казарма артдивизиона ближайшая, потому туда и послал прапорщика.
Вскоре примчался растерянный майор-артиллерист вместе с двумя вооруженными автоматами солдатами. У одного из них лицо было помятое и заспанное.
— Наряд по батарее, наверное, снял, — засмеялся капитан.
— Почему опаздывает охрана офицеров штаба округа? — принялся орать командир. — Я же приказал стоять им здесь еще полчаса назад! Разгильдяи! Я с вами разберусь, товарищ майор!
Командир кричал, не позволяя опомниться начальнику штаба артдивизиона, а тот не мог понять, за что его «дрючат».
— Солдаты, быстро в автобус, а вы ко мне в кабинет!
И пожав руки полковникам, командир закрыл дверцу автобуса. Мы тронулись в путь, а командир похлопал по плечу артиллериста и отправил в казарму.
Мы оглянулись и увидели всю эту картину: обалделый майор, так и не понявший, за что получил нагоняй, вытирал пот с лысины и пухлого лица.
— Выкрутился «кэп», — прошипел нач.клуба. — У нас по Кабулу с охраной не ездят. Это для вот этих тыловых пыль в глаза пускаем. Они из-за одного своего присутствия здесь себя героями считают.
Наконец поехали. Мы с интересом рассматривали город: узенькие улочки, глиняные дома, немногочисленные дворцы, встречались и роскошные особняки. По пути попался район пятиэтажек нашей советской постройки. Капитан время от времени комментировал поездку как заправский гид.
Проверяющие задумчиво молчали, а солдаты дремали, обхватив автоматы. Солдат спит, а служба идет.
На аэродроме мы подъехали прямо к вертолету, нас внесли в полетный лист — и сразу взлет. Прильнув к иллюминатору, я с любопытством туриста рассматривал афганский пейзаж с высоты полета птицы. Но только поднялись, как, перемахнув через горный хребет и пролетев над частью широкой долины, сели у скопления казарм на вертолетной площадке дивизии.
Нас с Николаем принял неприятного и надменного вида подполковник, по фамилии Байдаковский.
