Таким был и полковник Филиппов. К концу 1941 года в его полку все пошло хорошо. И вдруг тот же командир дивизии, который дал согласие Линькову выбросить отряд в одну ночь сразу, приказал Филиппову доставить роту парашютистов за линию фронта, в точку, тоже не обозначенную световыми сигналами…
Двенадцать воздушных кораблей ТБ-3 были готовы к вылету. Вечером плотный туман окутал землю. В десяти шагах не видно было ни фонарей, ни костров. Мы в то время сидели в землянке КП полка у прямого провода, соединяющего штаб дивизии с аэродромом. Филиппов позвонил со старта.
— Свяжись с командиром дивизии и доложи от моего имени, что в такую погоду, да еще ночью на самолетах, не оборудованных специальными приборами для пилотирования вслепую, взлетать невозможно. А те, кому удастся благополучно подняться в небо, просто не увидят землю и не найдут место выброски десанта.
— Передайте Филиппову, пусть выпускает самолеты в воздух, — ответил командир дивизии.
— Это невозможно при такой погоде, — передал я ответ Филиппова.
— Десант выбрасывается по приказанию генерала Жукова. Я отменить не могу.
— А вы не отменяйте, а доложите генералу, что в такую погоду воздушный десант бросать бессмысленно, — отвечал Филиппов.
— Что мне голову надоело носить? Хватит разговаривать, взлетайте! — приказал старший командир.
Филиппов выбрал четырех самых опытных летчиков, вызвал их на старт, сказал напутственное слово, что они должны выполнить приказ командования фронта с честью. Летчики покачали головами, но беспрекословно сели в самолеты. Со стоянок рулили в сопровождении десяти техников с фонарями. При взлете в тумане некоторые самолеты намного уклонились в сторону, но все же благополучно оторвались от земли и ушли в неизвестность. Как и предполагал командир полка, место выброски десантников экипажи не нашли, даже линии фронта не обнаружили. Самолеты все возвратились в район своего аэродрома. Он по-прежнему был закрыт туманом. Проблуждав целую ночь в воздухе, летчики посадили самолеты в своем глубоком тылу, на полях Горьковской области.
Командира полка арестовали. Спасла его только честность следователя и свидетелей, а справедливый суд оправдал его полностью. Трибунал указал в частном определении, что командир дивизии в создавшейся обстановке должен был действовать иначе.
И вот полковник Филиппов, уже в должности заместителя командира дивизии, снова встретился на боевой тропе с заданием по выброске воздушного десанта — партизан. Он понимал трудности этого дела и потому сказал Гризодубовой, что имел дело с подобным заданием и Верхозин помнит об этом. Но напрасно Филиппов опасался. Он уже сам имел опыт, а подчиненная ему — командир полка Герой Советского Союза Валентина Степановна Гризодубова — как раз тот человек, который не боится трудностей.
…Дежурный доложил, что сел последний самолет. Мы пошли в комнату, где летчики писали боевые донесения. Я не думал тогда, что через 20 лет мне придется перечитывать эти документы. Должен сознаться, дело это нелегкое. Передо мной вставали, как живые, те, кто смертью храбрых пал в бою с фашистами. Я был одним из последних, кому они перед вылетом на задание сказали «до свиданья». Я дал себе слово рассказать об их подвигах советским людям. К этому меня все время толкали и командир полка Валентина Степановна Гризодубова, и однополчане, оставшиеся в живых…
К первому полету в глубокий тыл фашистских войск, к партизанам, готовилось 8 самолетов. 28 июля 1942 года полковник Филиппов собрал экипажи на командный пункт и рассказал летчикам об особенностях предстоящего полета.
— Полетите к партизанам, искать которых вам придется в лесах, вдали от населенных пунктов, на местности, бедной заметными ориентирами, — говорил полковник Филиппов. — Условными сигналами для выброски грузов будут костры. Смотрите не перепутайте их с кострами фашистских охранников. Противник попытается перехватить вас на маршруте, старайтесь заметить его раньше, чем он подойдет к вам вплотную. Смелее отражайте атаки. Задание ответственное и трудное, поэтому и дано вашему полку. Летчики вы сильные, а самолеты приспособлены для выполнения задания. Вместе с вами полетят из других полков экипажи капитанов Тишко и Богданова. Желаю всем удачи…
К концу дня все самолеты стояли готовыми для принятия партизанского груза. На аэродроме появилась легковая автомашина с группой офицеров с красными петлицами. Один из них отрекомендовался.
— Полковник С., ответственный за погрузку боеприпасов в самолеты.
— Вот и хорошо, — ответил я. — Давайте груз.
К самолетам подъехали грузовики с упакованными парашютно-десантными мешками. Тут же началась погрузка. Согласно приказу боеприпасы требовалось выбросить в район озера Червонное — двумя самолетами, южнее Кличева — двумя самолетами и в Брянские леса — четырьмя самолетами. Не успел я распределить, кому куда лететь, как подошел начальник парашютной службы полка лейтенант Забелин.
— Товарищ майор, — начал он, — парашютные мешки, которые грузят в самолеты, в воздухе не раскроются: упаковка у них заводская, то есть для хранения, а не на раскрытие.
Полковник стал доказывать, что все в порядке, парашюты к раскрытию он подготовил. Я доложил о случившемся Гризодубовой. Она проверила парашюты. Забелин оказался прав. Чтобы не сорвать намеченный вылет, командир полка приказала летчикам самим переуложить грузовые парашюты.
Темная, безлунная ночь скрыла взлетевшие самолеты. Трудно было рассчитывать, что в глубоком тылу фашистских войск все они пройдут незамеченными противником. Ждали сообщений экипажей.
Все, что делалось в воздухе, первыми узнавали радисты. Дежурил комсомолец Вадим Пожидаев, сын известного профессора. Глядя на его близорукие глаза в очках и на невзрачную фигуру, все удивлялись, как он держится на ногах без сна и отдыха. Пожидаев был всегда бодр, в минуты передышек шутил.
Лучшей радисткой была сербка Мария Стояновна Микашенович. Ей было восемнадцать лет. Черноокая, стройная, любимица всех летчиков. За редкий слух и способность принимать сигналы при самой плохой слышимости ее прозвали Маша — золотые ушки. Любили ее и за то, что она ни на ком не задерживала своего девичьего внимания, не выделяла ни одного из летчиков, кто заглядывался на нее. Она любила их всех одинаково, как товарищей.
В ту ночь Маша слушала передачи с самолетов, Вадим Пожидаев регистрировал радиограммы в журнале и немедленно передавал их Гризодубовой. Командиры кораблей Слепов и Гришаков доставили груз в район озера Червонное. Масленников и Бибиков — партизанам Кличева. Старый летчик Янышевский и молодые, но уже опытные Лунц и Васильченко сбросили боеприпасы брянским партизанам. Из тревожных донесений экипажа Миненкова стало ясно, что он попал в большую беду.
При подходе к Брянским лесам самолет Миненкова атаковали истребители противника. Бортрадист М. И. Гуйский сообщил: «Самолет поврежден, задание выполнять продолжаем». Через несколько минут радировал: «Задание выполнили, груз сброшен точно в указанное место, партизанам». Связь с самолетом прервалась. На свой аэродром он не вернулся. Предположительно (по наблюдениям других экипажей) самолет Миненкова при отходе от цели был снова атакован вражескими истребителями и, видимо, сбит.
На другой день партизаны радировали Центральному штабу, что самолет Миненкова сгорел, экипаж погиб. Не стало наших боевых товарищей — командира корабля Иосифа Федоровича Миненкова, штурмана Петра Ильича Чернова, борттехника Емельяна Федоровича Ворожищева, радиста Мстислава Ивановича Гуйского и воздушного стрелка Виктора Николаевича Саницкого.
В ночь на 29 июля кроме Миненкова не вернулся с задания и летавший к витебским партизанам экипаж Николая Григорьевича Богданова из соседнего, 103-го авиаполка. Истребители противника нападали на наши самолеты и в последующие ночи. Некоторые экипажи попадали в зону зенитного огня. Однако летчики не падали духом. Полет в глубокий тыл врага они называли «задачей с многими неизвестными». И на самом деле, летит, скажем, Слепов в соединение минских партизан В. И. Козлова. Экипажу нужно дать прогноз погоды по маршруту. А что мог сказать, не имея данных, начальник метеослужбы старший лейтенант Житенко? Он лишь предполагал. Летчик смеялся и в другой раз не говорил метеорологу «дайте», а «угадайте» мне погоду. Не знали летчики и воздушной обстановки в глубоком тылу противника, и это иногда приводило к потерям.
Но мне казалось, что причина отдельных неудач не в этом. Как-то Гризодубова сказала: «Наши летчики попадут в свою стихию, будут возить не бомбы, а грузы». Мы подумали о психологическом состоянии летчика во время различных полетов. Когда самолет идет с бомбами, летчик все время думает о предстоящем бое с врагом: он должен найти цель и поразить ее бомбами, нанести чувствительный урон противнику, который будет стараться преградить ему путь зенитным огнем и ночными истребителями. Экипаж настроен воинственно, чувство опасности и ответственности повышает бдительность. В другом случае самолет загружен зачастую даже не боеприпасами, а медикаментами и продовольствием. И летать приходится не на защищенные цели, а на затерявшиеся в лесах партизанские площадки…
