— Должен поставить нашим разведчикам на вид серьезную ошибку, допущенную ими в сегодняшнем бою, — сказал я. — Можно ли было на полсотню немцев извести столько патронов, сколько извели сегодня вы? Этак через месяц-другой придется ходить на операции с одними финскими ножами…
Евгений огорчился не на шутку: ведь и верно, об экономии боеприпасов он не подумал!
В боевых делах отряда важное значение имела хорошо организованная разведка. Добрую половину наших успехов надо отнести за ее счет.
Разведчиками руководил Евгений. Большую помощь разведке оказывал Геня. У него были свои «методы» да и свои возможности, подчас недоступные взрослым разведчикам.
Бывало, оденется как деревенский парнишка, пристроит на боку холщовую сумку, с которой обычно ходят пастухи, положит в сумку ломоть кукурузного хлеба и пару луковиц. Смотришь: будто бы и не Геня, а заправский станичный подпасок! Но у этого подпаска где-то хитро запрятан пистолет, с таким расчетом, чтобы его не нашли при обыске и чтобы он был под рукой.
Так, однажды нам стало известно, что гитлеровцы стягивают крупные силы в станицу Георгие-Афипскую, подготовляя переброску их к Новороссийску. В это время захватчики особенно зорко следили за всеми, кто появлялся в станице. И все-таки необходимо было уточнить полученные нами сведения. Кроме Гени, послать было некого. В разведку он отправлялся не один, а с Гришей — молодым пареньком из соседнего партизанского отряда.
Я строго-настрого наказал ребятам соблюдать осторожность.
Пропадали они три дня. На третий день глаза у Елены Ивановны стали красными… В ночь на четвертые сутки мальчики благополучно вернулись из Георгие-Афипской. Геня коротко доложил о результатах. На мой вопрос отвечал, что разведка прошла гладко.
Сведения были настолько важны, что мы ночью же переправили их высшему командованию.
Дней через пять, да и то случайно, от спутника Гени — Гриши я узнал во всех подробностях об этой разведке в Георгие-Афипскую.
Оказалось, разведка прошла далеко не так гладко, как можно было понять из краткого рассказа Гени. Не желая беспокоить мать, он о многом умолчал. К тому же он боялся, как бы ему не запретили ходить на опасные операции.
Дело было так.
Как всегда, из лагеря ребята вышли ночью. Идти по шоссе опасно. Отправились по проселочной дороге, что ведет с предгорий на равнину. Шли с оглядкой, то и дело останавливались, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху.
На рассвете подошли к хутору Рашпилев. Здесь их остановил румынский патруль.
Обыск сошел благополучно. Начался допрос. Допрашивал румын, кое-как говоривший по-русски.
— Куда идете?
— Из Новоалексеевки мы. Скот туда гоняли по приказу господина коменданта.
— Кто такие?
Ребята, перебивая друг друга, стали называть имена станичников Георгие-Афипской, описывали их дома. Словом, привели столько мелочей и подробностей, что начальнику патруля надоело слушать. Он махнул рукой и приказал пропустить их.
В Георгие-Афипскую проникли осторожно, стараясь не попасть на глаза полицейским. Пробрались к друзьям.
К вечеру все стало известно: какие части прибыли в станицу, сколько там танков, машин, пулеметов, какого калибра орудия, где расположен склад боеприпасов. Геня даже зашел на железнодорожную станцию и побродил по путям, наблюдая, как и чем грузятся составы.
Из Георгие-Афипской вышли в сумерки. Пробирались задами, прислушиваясь к каждому шороху. Шли всю ночь. Когда подошли к Смоленской, близился рассвет. И здесь, у табачного сарая, ребята не убереглись. Раздался громкий окрик:
— Стой!
Ребята шарахнулись в сторону. Но было поздно: двое полицейских, лежавших в засаде, направили на них дула винтовок.
— Кто такие? Откуда? Почему шляетесь по ночам?
Ребята попытались вывернуться: у них-де пропали лошади, не свои, немцев, искали их всю ночь, не нашли, а теперь боятся идти домой — без коней в станицу возвращаться не велено.
Полицейских это не убедило.
— Руки вверх! Подходи по одному.
У Гени был револьвер — маленький бельгийский браунинг, который он раздобыл еще в Краснодаре. Геня долго возился с ним (револьвер требовал починки), набрал и патроны. Он гордился своим браунингом, который действительно бил неплохо.
Геня, незаметно зажав в правой руке маленький револьвер, поднял руки. Он подошел первым. Резко опустил руку — хлопнул выстрел, другой…
Полицейские упали. Один из них закричал, пытаясь подняться с земли, схватил винтовку. Ребята бросились в кустарник.
В станице поднялась тревога. В предрассветных сумерках замелькали огни, послышались крики, выстрелы.
Стреляли часовые, с околицы бил ручной пулемет. Фашисты кинулись в погоню. Пули свистели над головами ребят, а они неслись стрелой, падали, поднимались, снова падали и снова бежали, стараясь не отрываться друг от друга.
Что я должен был делать? Поругать Геню! Но он с Гришей совершил смелую диверсию. Население не только Смоленской, но и соседних с нею станиц воспрянуло духом: видно, сильны партизаны, если они бьют врага в самом логове его!
Но и хвалить ребят я остерегся. Спокойно выслушал рассказ Гени, а потом так же спокойно сказал:
— Вот и молодец, что донес мне о разведке со всеми подробностями! Поступай так и впредь!
Отважные краснодарские подпольщики сообщили нашему отряду через связных, что к фашистам прибыло свежее подкрепление для прорыва на Черноморье. Вскоре и наши разведчики донесли, что гитлеровцы восстановили железнодорожное движение между станцией Георгие-Афипской и Новороссийском. Ясно было: фашисты готовят большое наступление и вот-вот начнутся переброски под Новороссийск. Необходимо во что бы то ни стало сорвать планы захватчиков. И сделать это должны мы, партизаны!..
Послали командованию запрос с просьбой разрешить нам взорвать поезд на участке Северская — Георгие-Афипская. С помощью этой операции можно было бы, хотя и на время, преградить фашистам путь на Новороссийск.
С нетерпением ждали мы ответа. Евгений нервничал, волновался. Он считал, что задуманная нами операция с новой, сконструированной им и Ветлугиным автоматической миной, получившей у нас название «волчий фугас», должна определить всю дальнейшую работу нашего отряда. Теперь могла начаться новая работа в отряде: железнодорожные диверсии с применением усовершенствованной автоматической мины и, наконец, создание «минного вуза» для окрестных партизан.
Евгений мечтал сам заложить первую мину и увидеть, как впервые на Кубани взлетит на воздух фашистский поезд.
После болезни он был еще очень слаб, но я знал: ничто не удержит его.
Пятого октября мы получили разрешение на железнодорожную диверсию. Все у нас было готово: схема «волчьего фугаса» выверена, обязанности заранее распределены. В тот же день, поздно вечером, отряд минеров отправился в путь.
Нас было четырнадцать человек. Конечно, пошел и Евгений.
В лагере не знали, куда и зачем мы уходим: у нас не принято было много говорить о предстоящей операции.
Прошли годы, но я помню каждую минуту этой страшной ночи. Был холодный вечер. Мы вышли из леса. Впереди — разведка во главе с Евгением, по бокам — дозорные, сзади — прикрытие.
Перед нами открылось поле — голое, неприютное. За ним, чуть различимое в сумерках, темной лентой тянулось железнодорожное полотно с высокими тополями по бокам. За полотном — шоссе и дорога.
Неожиданно в стороне, над станицей Георгие-Афипской, а затем и над Северской, вспыхнул и мгновенно погас белый свет. Его сменил зеленый, потом красный. Огни перемежались, гасли, снова загорались. Было что-то зловещее, тревожное в этих быстрых разноцветных вспышках, озарявших низкое темное небо. Это действовал световой телеграф. Но разве могли мы отгадать, какое сообщение передают по линии фашисты?
Таинственная пляска разноцветных огней продолжалась минут пятнадцать. И все эти пятнадцать минут мы стояли неподвижно, молча всматриваясь в небо. Но вот «телеграф» перестал работать, и снова стало темно.
— Надо торопиться! — сказал Евгений. В голосе его послышалась необычная тревога.
Разведка вышла вперед — искать проходы в кустах терновника — и будто провалилась в сгустившуюся темноту.
Но вот у полотна заквакала лягушка: Евгений давал знать, что путь свободен.
Подошли к краю насыпи. На руках подняли на шпалы переднего. Он втащил другого. Каждый поднимался осторожно, стараясь не коснуться ногой песка насыпи. Тем же способом спустились вниз. Группа прикрытия расположилась в кустах. Дозоры заняли свои места. Минеры приступили к работе.
Через час мы должны были все кончить…
Помню, как Геня вместе с Янукевичем финскими ножами копали ямку на дороге. Землю Геня выгреб на разостланную стеганку, а лишнюю, собрав в шапку, унес и высыпал в кусты. Помню, как он стоял перед Янукевичем, протягивая ему минный ящик. Тот зарядил мину взрывателем и осторожно опустил в землю. Геня тщательно замаскировал ямку…
