Не снимая своей мокрой шинели, он склоняется над картой, испещренной множеством цифр, пометок, значков. Тонкими красными штрихами обозначено на ней расположение нашей дивизии, синими штрихами — расположение врага.
И когда только Ватутин спит? Даже суровый, видавший виды полковник, командир дивизии, сидящий напротив, удивляется выносливости генерала, склонившегося над картой. Только в воспаленных глазах Ватутина видна затаенная, скованная волей усталость.
По углам землянки на коротких деревянных чурбаках примостились телефонисты. Вдавив трубку чуть ли не в самое ухо и прикрывая рот ладонью, они то и дело покрикивают негромко хрипловатыми, простуженными голосами:
— Харьков!.. Минск!.. Одесса!.. Я — Москва! Я — Москва!..
Это названия полков и штаба дивизии.
На передовой временное затишье. Только изредка со стороны деревни ухает вражеский миномет, и мина, шелестя, пролетает над лесом, разрываясь в глубине.
— Вы к нам надолго, товарищ генерал? — спрашивает полковник, поглядывая на Ватутина из-под седоватых бровей. Глаза его глубоко запали от усталости и бессонных ночей и кажутся поэтому особенно темными.
— Пока не остановим врага, — отвечает Ватутин и вдруг отрывается от карты и лукаво глядит на полковника. — Я думаю, не надолго!.. Что, уже надоел?
— Да нет, товарищ начальник штаба[4], — смущается полковник. — Только уж если остаетесь, ложитесь-ка отдохнуть…
— Попозже, товарищ Коробов, попозже… Кое-что обдумать надо… Мы находимся на самом решающем участке фронта.
— Ну, тогда хоть чайку попейте, — говорит полковник, пододвигая к Ватутину поданную ординарцем большую эмалированную кружку с густым, почти черным чаем и коробочку с сахаром.
Ватутин бросает в чай несколько кусков сахара, медленно мешает ложкой и отпивает большой глоток.
— Горячо! — говорит он с удовольствием и откидывается к столбу, поддерживающему свод землянки.
Вдруг стукнула дощатая дверь. По скрипучим ступенькам быстро сбегает старший лейтенант — начальник связи гвардейской дивизии. Молодое, почти юношеское лицо его кажется темным — не то от усталости, не то оттого, что широкая белая повязка, словно шлем, охватывает его лоб и щеки.
— Товарищ генерал, разрешите…
— Входите, входите, — говорит Ватутин. — Что у вас там?
— Телеграмма от командующего фронтом!
— Давайте!
Ватутин быстро пробегает телеграмму глазами.
Сдвинув брови, выжидательно и тревожно глядит на него командир дивизии.
Дремавший в углу худощавый подполковник в очках, начальник штаба дивизии, разом просыпается и, протирая очки, подходит к Ватутину.
Ватутин передает ему телеграмму.
— Обстановка усложняется… — говорит он, отодвигая кружку. — Враг подбрасывает к Старой Руссе еще дивизию. Но наше Верховное Командование направляет сюда танковую бригаду. Кто быстрее?.. — Он устремляет глаза на карту, и усталое лицо его оживляется, глаза светлеют. — Нет, — произносит он в раздумье, — нельзя допустить, чтобы Верхние Ключи оставались у врага. К моменту подхода танков мы должны занять Верхние Ключи, чтобы иметь выгодные позиции… Как, по-вашему, товарищ полковник?
Полковник встает. И тут становится видно, какой он широкий, костистый, большой.
— Приказывайте, товарищ генерал, — говорит он. — Мы готовы.
Слегка склонив свою крупную голову, он внимательно смотрит на этого невысокого, плотного человека, по-хозяйски положившего руки на карту.
И Ватутин, поймав его взгляд, отвечает не столько на слова, сколько на выражение глаз, на звук голоса:
— Не сомневаюсь. Садитесь-ка вот сюда, поближе. Надо все обдумать. Сколько людей осталось в дивизии по последней сводке?
— Не так уж много в дивизии осталось…
— Нет, дивизия, полковник, есть дивизия! — повышает голос Ватутин. — Гвардейская дивизия! И она будет наступать!.. Как, товарищ полковник, будет?
— Будет, товарищ генерал, — говорит полковник медленно.
— Но гвардейцам надо помочь. Во-первых, весь огонь артиллерии направить на Верхние Ключи. Во-вторых, не бояться оголить фланги. Собрать всех людей в кулак. Везде силен не будешь!
— Ну а если противник узнает об этом? — спрашивает подполковник, и его худое, длинное лицо от волнения еще больше вытягивается. — Что, если узнает?
— А его надо обмануть! — В глазах Ватутина появляется лукавый блеск. — Надо передать по радио без шифра приказ как бы только что прибывшему командиру дивизии, чтобы он занимал позиции там, где мы снимаем солдат. Тогда наше наступление враг объяснит тем, что подошла подмога… А пока его разведка разберется, подмога и в самом деле подойдет. Танковая бригада уже на марше.
— Это идея, товарищ генерал! — говорит подполковник, потирая руки. — Положительно, это идея.
Полковник поворачивается к начальнику связи, лейтенанту с повязкой, который как стоял, так и стоит навытяжку у стола.
— Слышал, что приказывает генерал?
— Ясно слышал, товарищ полковник!
— Справишься? Сумеешь убедить немцев?
— Попробую, товарищ полковник.
— Но надо быть осторожным, — предупреждает Ватутин. — Не должно быть ни одного лишнего слова. Приказ по всей форме!
— Займитесь этим сами, товарищ Кузнецов, — говорит полковник начальнику штаба. — Время не ждет!
Подполковник быстро собирает бумаги и выходит и, землянки вместе с начальником связи.
— Ну, полковник, — говорит Ватутин, поднимаясь, — а теперь самое главное дело: пойдем к гвардейцам, поговорим с ними.
3
Дождь прекратился. По небу ползли клочковатые серые тучи. Сосны стояли тихо, устремив вверх свои голые вершины. Уныло и мрачно было в лесу.
Ватутин и полковник молча вышли на опушку. Между деревьями проглянуло поле, осеннее, серое. Неубранная рожь поникла, прибитая к земле дождями и ветром И там, где проползли по ней танки, остались вжатые г землю полосы, словно по голове с густыми волосами прошлись машинкой.
А за полем, у самой речки, изогнувшейся замысловатой петлей, виднелись соломенные крыши деревни. Две избы с краю ярко пылали, и столб черного дыма тянулся над землей, медленно растворяясь в сыром воздухе.
От деревни доносился стук вражеского пулемета. Ему отвечали минометы гвардейцев, спрятанные где-то в ржи.
— Разорение народу, — задумчиво сказал Ватутин глядя на неубранный хлеб, на полыхающий костер пожара.
— Да, тяжело, — ответил полковник. — Подумать сколько хлеба пропало!..
Они остановились и с минуту молча глядели на горящую деревню.
Вдруг перед командирами, как из-под земли, вырос лейтенант огромного роста, закутанный в зеленую плащ палатку. Он бесшумно поднялся из-за поваленной сосны и стоял среди путаницы колючих ветвей, почти неразличимый среди них.
— Ишь ты, прямо леший! — одобрительно сказал Ватутин.
А «леший», увидев командиров, вытянулся, расправил свою широкую грудь и, чуть косясь на незнакомого генерала, зычно доложил:
— Командир батальона лейтенант Коробов. Батальон занимает оборону, ведя обстрел деревни Верхние Ключи.
— Славно докладываете, — сказал Ватутин, с улыбкой глядя на великана, который казался еще больше от раздувающейся плащ-палатки. — Где ваши люди?
— Здесь, — ответил лейтенант, сделав неопределенное движение рукой вокруг.
— Надежный народ?
— Замечательный! — горячо ответил лейтенант.
— Замечательный, говорите? — медленно, точно вслушиваясь в звук этих слов, повторил Ватутин и вдруг прямо, пристально взглянул в глаза лейтенанту: — Вот что, товарищ лейтенант, вам и вашему батальону я хочу поручить нелегкое дело… — Коротким, отрывистым движением он показал в сторону деревни: — Верхние Ключи должны быть опять наши! Это трудно. Более чем трудно. Но надо. Необходимо. От этого зависит, скажу прямо, судьба всего фронта.
Он пытливо поглядел в лицо лейтенанту:
— Понимаете, лейтенант? Справитесь?
Лейтенант, прищурив глаза, словно от солнца, смотрел на деревню, не торопясь с ответом. Лицо его не выражало ни волнения, ни страха.
— Людей маловато, — проговорил он раздумчиво и, повернувшись к полковнику, сказал вопросительно: — Дали бы еще человек тридцать, товарищ полковник?
— И не проси, — строго ответил полковник, — людей нет. Получишь двадцать человек… Зато всех вооружу автоматами. Пока ты будешь атаковать деревню, остальные пойдут в обход и ворвутся в нее со стороны Старой Руссы.
Лейтенант деловито кивнул головой:
— Что ж, пойдем!
— Мы вам поможем. Весь огонь артиллерии и пулеметов будет обращен на деревню, — сказал Ватутин. Ему нравилось, что лейтенант держится с достоинством человека, который уверен в своей силе.
— Ну, Константин, не подведи! — сказал полковник и крепко пожал руку лейтенанту.
