Мы опускаем его в противотанковый ров и забрасываем снегом. Вешаем на палку его каску, Старик добавляет его личный знак к своей все растущей в кармане коллекции.
Мы набиваем живот горячей картошкой. Она очень вкусная. Вскоре чувствуем себя так, будто заново родились, и не ворчим, когда приходится идти в караул. Посты удвоены. Сменяемся через тридцать минут. Больше на таком холоде не выстоять.
Мозер принимает решение выступать в семь часов. То есть за два часа до рассвета мы сможем отойти далеко от деревни на тот случай, если деревенские жители оповестят местных партизан. Скорее всего, они будут вынуждены это сделать, чтобы их не расстреляли за пособничество врагу.
Обер-фельдфебель Клокдорф цинично предлагает расстрелять перед уходом всех гражданских.
— Мертвые молчат, — говорит он с усмешкой.
— Злобный мерзавец! — напускается на него Порта. — Как можно убивать всех этих бабущщек!
— Почему бы нет? — спрашивает Клокдорф. — Тут либо они, либо мы. Какую ценность они представляют собой? В любом случае людей старше пятидесяти нужно ликвидировать! Гейдрих как-то сделал такое предложение!
— Непременно явлюсь к тебе на пятидесятилетний юбилей, приятель, — негодующе говорит Порта, — узнать, не изменил ли ты свое мнение по этому вопросу.
— Пристрелить ублюдка! — рычит Малыш.
Вскоре после полуночи наша очередь заступать на посты. Холод пронизывающий, начинается метель. Видимость не более двух метров.
У нас с Портой пост на северной стороне деревни. Тафель избавил Малыша от караульной службы из-за его ступней. Проходит около четверти часа, когда из темноты появляется обер-фельдфебель Клокдорф, следом за ним двое тащат девушку.
— Кралю нашли? — спрашивает Порта, разглядывая ее с любопытством.
— Ein Flintenweib[123], — садистски ухмыляется обер-фельдфебель, ткнув девушку в живот стволом автомата.
— И, конечно же, ведешь ее к командиру роты? — спрашивает Порта, лукаво глядя на него.
— За каким чертом? — хрипло отвечает Клокдорф. — Какое это имеет отношение к нему? Прикончим эту ведьму на месте.
— Она слишком хороша, чтобы идти на съедение червям, — говорит Порта. — Лучше давай я попользуюсь ею.
— Даже не думай! — предостерегает его Клокдорф. — Она ядовитая, как змея! — Наклоняется к девушке, которой от силы двадцать лет. — Ну, вот и все, гнусная сучонка. Здесь мы прикончим тебя. Только умирать будешь медленно, девочка. Сперва мы выстрелим тебе в живот!
— Фашист! — шипит девушка, плюнув ему в лицо. — Тебе не уйти живым из России!
Клокдорф бьет ее кулаком в пах, и она со стоном сгибается.
— Дрянь! Ты пожалеешь об этом! Я переломаю все твои коммунистические кости перед тем, как убить! — рычит он, побледнев от ярости.
— Дай ей пинка в это самое место, — весело предлагает ефрейтор-сапер. — Я знаю таких, как она. В Минске мы волокли их за машинами на веревке.
Его приятель-кавалерист визгливо смеется.
— В Риге мы вешали партизанок за ноги, а когда вопли надоедали нам, отправляли палача вырвать им щипцами языки.
— У кого-нибудь есть тонкая веревка? — спрашивает Клокдорф со злобным блеском в глазах. — Я покажу, как может вытянуть шею у такой сучки тот, кто не новичок в таких делах!
— У меня есть, — оживленно говорит кавалерист, вытаскивая из кармана моток телефонного провода.
— То, что нужно! — усмехается Клокдорф, чуть ли не с нежностью делая петлю на шее девушки.
— Вон там торчит балка, — говорит кавалерист, указывая на один из домов. — Она будет еле-еле касаться земли носками. Как и надо! Будет биться. Черт возьми, вот это зрелище, когда веревка начинает их душить!
— Пойдемте, девушка! — любезно говорит Клокдорф, подталкивая ее прикладом автомата.
Едва телефонный провод переброшен через балку, из темноты появляются Мозер и Старик.
— Стой, обер-фельд! Что здесь происходит? — спрашивает Мозер угрожающе. — Что вы затеяли?
— Нам попалась эта Flintenweib, — отвечает Клокдорф с принужденной улыбкой. Он не знает, как воспринимать Мозера. Такие офицеры ему еще не встречались.
— Вижу, — кивает Мозер с нарастающей холодностью в глазах, — а что такое Flintenweib? Не припоминаю такого слова в армейских уставах. Может, доложишь, как полагается, обер-фельдфебель?
Ненависть буквально струится изо всех пор тела Клокдорфа, когда он неохотно щелкает каблуками и говорит:
— Герр обер-лейтенант, обер-фельдфебель Клокдорф докладывает о прибытии с пленной партизанкой!
— Уже лучше, — говорит Мозер с язвительной улыбкой. — И ты назначил себя судьей и палачом, устроил военно-полевой суд, все по своему глупому разумению. Пошел к черту, грязная, непочтительная скотина, пока я не вышел из себя, и держись от меня подальше, иначе, клянусь Богом, я устрою с помощью фельдфебеля Байера военно-полевой суд над тобой!
— Прикончить его? — с готовностью спрашивает Порта, отводя назад затвор автомата. — Это будет лучшим, что я сделал за всю треклятую войну!
— Пошел с моих глаз, тварь, — злобно кричит обер-лейтенант, — иначе я удовлетворю просьбу Порты и прикажу пристрелить тебя, как гнусную крысу!
Клокдорф быстро исчезает, двое прихвостней следуют за ним по пятам.
Старик отвязывает от балки провод. Девушка изумленно смотрит на обер-лейтенанта и не может понять, что происходит. Если б им поменяться местами, она поступила бы как Клокдорф.
— Байер, — продолжает Мозер. — Приглядывай за этими скотами. При малейшем нарушении дисциплины со стороны Клокдорфа расстреляй его!
— С удовольствием! — рычит Старик. — Порта, слышал? Вы с Малышом займетесь этим!
— В течение суток мы преподнесем тебе его член на бархатной подушечке! — усмехается Порта. — Через десять минут Малыш начнет следить за ним, а ты знаешь, что это означает!
— Я не приказывал вам совершить убийство! — резко говорит обер-лейтенант.
— Прикончить такую мразь — не убийство, — весело говорит Порта. — Уничтожать крыс — долг каждого гражданина. Если не делать этого, тебя могут оштрафовать!
— Ас ней как быть? — спрашивает Старик, указывая на девушку все еще с петлей на шее.
— Расстрелять! — свирепо кричит Хайде. — По международному соглашению и правилам войны расстреливать гражданских, взявших в руки оружие, законно. И фюрер сказал, что большевиков нужно уничтожать всеми возможными средствами.
— Пинка ему в задницу! — предлагает Порта, не уточняя, кого имеет в виду — Хайде или фюрера.
— Я сожалею о том, что произошло с вами, — вежливо говорит Мозер девушке, когда ее приводят в комнату. — Вы, разумеется, предстанете перед должным образом назначенным военно-полевым судом. Пока вы в моей роте, с вами ничего не случится.
Порта переводит это на ломаный русский, но видно, что девушка понимает по-немецки.
— Разрешите доложить, герр обер-лейтенант, — говорит, усмехаясь, Порта, — эта партизанка посылает вас куда подальше, кроме того, я должен сказать вам с обычными любезностями, что живым из России вам не уйти!
Мозер пожимает плечами и уходит со Стариком в другой конец комнаты. Он не может понять этих политических фанатиков и все еще думает, что войну можно вести благородным образом.
В печи потрескивают толстые поленья, согревая комнату с низким потолком. Порта, разумеется, расположился за печью. Партизанка находится в углу позади него, поэтому, чтобы убежать, ей придется сперва перелезть через Порту.
Легионер возвращается с поста. Вид у него возбужденный.
— Порта! — негромко окликает он.
— Я здесь, в каморке прислуги, — усмехается Порта из-за печи.
— Saperlotte[124], пошли скорее, — шепчет Легионер. — Я нашел продовольственный склад!
— Kraft durch Freude! Die Strasse frei![125] — восклицает Порта. — Шевели ногами, сынок!
— Я с вами, — говорит Малыш, он мгновенно проснулся и выскочил из-под одеяла, не дожидаясь приглашения.
Мы бесшумно выходим из дома.
— Что скажете об этом? — спрашивает Легионер, убрав несколько досок.
Мы с отвисшими челюстями смотрим на стопы ящиков. На них написано по-английски: «America salutes Russian People!»[126]
Мы осторожно поднимаем ящики.
— Консервы, — говорит с сияющими глазами Порта. — Тушеная говядина, ананасы, груши, моя любимая еда!
Внезапно Малыш напрягается. Выпускает из рук ящик и совершает громадный прыжок за сугроб.
— Бегите! — орет он. — Тикает!
— Что значит тикает? — спрашивает Порта из-за ящиков. — Можно подумать — гангрена у него не в ногах, а в мозгу!
— Бомба с часовым механизмом тикает у вас под ногами! — вопит Малыш из сугроба.
Порта молниеносно выскакивает из отверстия между ящиками и выбегает. Ноги его работают, как шатуны. Он буквально пробуравливает себе путь к сугробу.
— Тикает еще? — спрашивает он Малыша. — Может, это стучал дятел, пытавшийся добраться до моих груш?
