Надо уходить вверх!
«…не принимайте бой…»
Не все приказы выполнимы. Я не мог выполнить полученный приказ. Сейчас это было невозможно. Долго уклоняться от вражеских истребителей я не мог, этим я бы ускорил свой конец.
Резко повернув, я ринулся на пикирующий «хеллкэт». Он попал прямо под мой огонь. Истребитель закувыркался в воздухе и начал падать в океан, оставляя за собой длинный шлейф дыма.
Времени следить за его падением у меня не было. Я нажал педаль руля поворота и резко дернул ручку управления. Как раз вовремя! «Хеллкэт» с ревом пронесся мимо моего Зеро. Один за другим приближались истребители противника.
У меня не было времени сбросить расположенный под брюхом самолета топливный бак. Колонна истребителей противника, снижаясь, прошла мимо и стала набирать высоту для нового захода. Я дернул рычаг, и топливный бак полетел вниз. Я повернул. Мои ведомые по-прежнему не отставали от меня. Отлично! Они четко следовали полученным от меня инструкциям, повторяя выполняемые мной маневры.
Я весь взмок. Но времени стереть катящийся по лицу пот не оставалось. Все находящиеся в колонне шестнадцать истребителей закончили пикировать и теперь набирали высоту для новой атаки.
Вновь несколько показавшихся мне вечностью минут пришлось уклоняться, пикировать, делать петли и перевороты. Ручку управления вперед, назад, вправо, влево! Ногу на педаль руля! Разворот. Яркие вспышки трассирующих очередей. Мимо! Снова мимо! Прицел американцев был не точен.
Я бросил взгляд на бомбардировщики. Шла настоящая бойня: с грузом торпед самолеты медленно и неуклюже парили в воздухе, оставшись без прикрытия истребителей, тщетно пытавшихся отогнать атакующего противника.
Яркая вспышка, и в небе повис огненный шар. Взорвалась еще одна торпеда.
Меньше чем за минуту семь бомбардировщиков были уничтожены. Ни один самолет не остался целым, все превратились в обломки. Семь взрывов разнесли в куски семь бомбардировщиков.
Не легче пришлось и Зеро. Я увидел, как два наших объятых пламенем истребителя, войдя в штопор, падали вниз. Летчики даже не попытались выпрыгнуть, они сгорели заживо в своих самолетах.
Ни один из истребителей противника, похоже, не пострадал. За исключением одного, сбитого мной, все они находились в воздухе. Шансов уклониться от боя с армадой вражеских истребителей путем более умелого маневрирования у нас не было, ибо самолеты противника, похоже, ни в чем нам не уступали. Они были такими же маневренными, а по скорости пикирования и набора высоты даже превосходили нас. Спасала лишь неопытность американских летчиков. Окажись они более грамотными пилотами, через минуту все наши Зеро были бы сбиты. Кроме моего звена, других наших самолетов в небе видно не было. Уничтожившие наши самолеты истребители противника присоединились к тем шестнадцати, которые уже успели «потрудиться» над нами.
Мелькание голубых крыльев и белых звезд. Вспышки пламени, вырывающиеся из находящихся в крыльях пулеметов. Над нами. Под нами. Справа и слева. Противник повсюду.
Это напомнило мне Лаэ, когда двенадцать наших самолетов обстреливали один бомбардировщик. Мы тогда сломали свой строй, стремясь каждый в одиночку сбить самолет противника. Теперь вражеские истребители делали то же самое. Никакой организованности в их действиях не было. Они резко отскакивали, стараясь не попасть под огонь своих товарищей и избежать столкновения с другими самолетами, чьи пилоты жаждали крови. Я заметил, как летящий на нас истребитель, ведущий огонь, был вынужден свернуть, когда другой самолет, не обращая внимания на происходившее в воздухе, ринулся на нас.
Горячность пилотов противника спасала нам жизнь. Мы находились в середине огромного скопления самолетов. Стараясь избежать столкновения, истребители противника тратили драгоценное время, которого почти не оставалось на ведение огня. Но я не видел выхода из создавшегося положения. Мы находились в 400 милях от Иводзимы и в 50 милях от американских авианосцев, которых мы пока не видели, а могли и вообще не найти. Даже если бы мы их обнаружили, можно ли было надеяться оторваться от шестидесяти истребителей, значительно превосходящих в скорости наши самолеты?
Судьба предоставляла нам слабый шанс. Скоротечный воздушный бой постепенно смещался в сторону висевшей над водой огромной тучи.
Мимо промелькнул «хеллкэт», оставив небольшую щель в ряду круживших истребителей. Я сделал переворот и, толкнув вперед ручку управления, стал на полной скорости пикировать в спасительную тучу. Оглянувшись, я увидел следовавших за мной ведомых. На несколько минут окружающий мир сошел с ума. Я ничего не видел, а резкие порывы ветра бросали мой Зеро из стороны в сторону. Но вскоре все закончилось. Я вырвался наружу, истребитель вновь стал слушаться меня. Обернувшись, далеко внизу под собой я увидел своих ведомых, чьи самолеты, вырвавшись из облачности, вошли в штопор. Через несколько секунд они справились с управлением и стали набирать высоту, приближаясь ко мне.
Истребителей противника в небе не было. Мы оторвались от них.
Какая ирония! Мы ушли от превосходящего противника и спаслись лишь для того, чтобы умереть. Построившись клином, мы снова повернули к югу. Оторвавшись от вражеских самолетов, мы испытывали облегчение, но ближайшее будущее восторгов у нас не вызывало.
По мере нашего приближения к флоту противника тучи стали сгущаться. Вскоре просвет между нижним фронтом облачности и поверхностью океана не превышал 700 футов.
Проливной дождь колотил с такой силой, что время от времени Зеро под тяжестью низвергающейся сплошной лавиной воды начинал опасно крениться на крыло. Тучи все ниже и ниже прижимали нас к океану. Мы продолжали постепенно снижаться, стараясь держаться на высоте нижней кромки облачности. Вскоре мы оказались всего в 60 футах от поверхности воды, покрытой белой пеной бурунов.
Шторм набирал силу. Рев ветра заглушал шум работающего двигателя. Зеро содрогался от обрушившихся на его фюзеляж и крылья потоков воды. Сквозь сплошную пелену дождя, заливавшего стекло кабины, ничего не было видно.
Ниже спуститься мы не могли. Сейчас мы были слепы. Вокруг себя я видел лишь стену дождя, прижимавшего нас к поверхности океана, которую невозможно было разглядеть. Еще несколько футов, понял я, и мы врежемся в воду. Прошло тридцать минут. Шторм не утихал. Ничего кроме сплошной пелены дождя по-прежнему не было видно. Судя по карте, мы уже должны были находиться над кораблями противника. Но огромного флота нигде не было видно.
Небо начинало темнеть. Был уже восьмой час. Я встревожился. Даже если мы прорвемся сквозь ливень, быстро наступающая темнота скроет от нас флот противника. Ночи в этом месяце были безлунными.
Мне требовалось быстро принять решение. Продолжай мы двигаться вперед, не видя поверхности океана и пытаясь «на ощупь» отыскать путь, у нас бы вскоре закончилось горючее и мы бы рухнули в воду без всякой надежды на спасение. Бессмысленная и бесцельная смерть…
Оглянувшись, я посмотрел на два державшихся у меня в хвосте истребителя. Что будет с их пилотами? Они следовали за мной, готовые беспрекословно повторить любое мое действие. Стоило мне на полной скорости направить свой самолет в воду, и через считаные секунды они бы спикировали вслед за мной. Их судьба находилась в моих руках, и от этого мне было не по себе.
Какой смысл продолжать? Направить самолет в океан, и пусть оставшиеся на Иводзиме считают, что мы либо добрались до кораблей противника, либо нас сбили по пути? А честно ли будет так поступить?
Нет! Я проверил показания компаса и, описав широкий круг, повернул, ведомые не отставали от меня. Я даже не подозревал, где мы сейчас находимся. Мы вслепую пробивались сквозь тучи и наверняка сбились с курса. Мы могли находиться где угодно… Даже повернув на 180 градусов, могло оказаться, что мы следуем на юг, а не обратно к Иводзиме.
Мне вспомнились слова капитана Миуры: «…вы должны все вместе пикировать на вражеские авианосцы!»
Я чуть не повернул назад, чтобы отправиться на поиски кораблей. Ведь я все еще был офицером Императорского военно-морского флота, где приказ являлся святыней. Даже если бы нам удалось вернуться назад, как бы я посмел смотреть в глазу командиру, пославшему меня на это задание?
Мне приходилось бороться с собой. Я мучился, проклиная себя за нерешительность. Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю что выбрал единственно верный путь. Но даже сегодня я не в состоянии описать, чего мне тогда стоило подавить в себе воспитанный годами жесточайшей дисциплины инстинкт, требовавший выполнения приказа. В те страшные секунды в кабине своего Зеро мне все же удалось сломить себя, нарушив священные традиции.
Даже если бы мы трое нашли корабли противника, даже если бы нам удалось прорваться сквозь прикрытие истребителей и удачно спикировать, чего бы мы добились? Три наших небольших легких самолета не имели бомб, а взрыв боезапаса пушек и пулеметов не вызвал бы сильных разрушений. Два следовавших за мной юных летчика доверили мне свою жизнь и продемонстрировали высочайшее мастерство, повторяя все замысловатые маневры, пытаясь уйти от истребителей противника. Они летели за мной прямо в пекло, что само по себе было подвигом. Они заслуживали лучшей судьбы, чем гибель под обломками самолетов в волнах океана. Они принадлежали Японии и заслужили возможность летать и вновь сражаться.
