Полковник-майор решает меня дожать.
— А эта вещичка была зашита в Вашем вещмешке.
На стол брякнулась желтая цепочка с крестиком.
— Хорошо спрятали, при беглом обыске и не найдешь. Ваша? Или тоже отрицать будете?
— Не буду, мои вещи.
— Значит, подтверждаете, год рождения?
— Подтверждаю. Мой год рождения одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.
Полковник майор что-то интенсивно строчил в бланке протокола.
— Как Вы попали в сорок первый год и чем здесь занимались?
— Как попал, не знаю. А чем занимался? Карьеру, блин, делал. Вот уже до сержанта дошел.
— Тоже мне, карьеру сделал – сержант, — фыркнул полковник-майор, оторвавшись от своей писанины, — не то что до мамлея, до страшного сержанта и то не дотянул.
Как только он это сказал, у меня в голове словно выключатель щелкнул и сразу стало все ясно и понятно, и арест мой странный, и этап, и обстановка местная, и оговорочка полковничья. Полсекунды я переваривал свое озарение, а потом откинулся на табурете, как в начальственном кресле и нагло ухмыльнулся.
— От шпака слышу! Сам, небось, от армии по липовой справке откосил? Что у тебя там написано, энурез или плоскостопие? Или действительно к строевой не годен? И не хрен здесь ромбами своими липовыми светить!
Полковник приподнялся со стула, изумленно на меня глядя.
— Что-о?! Ты что, совсем ох-х…
Однако голос повышать я тоже умею.
— А может ты вообще педик? У-у-у, пра-ативный…
Изумление сменилось яростью. Все, теперь шоу должно быть продолжено, отступать поздно – роль свою ромбоносец должен довести до конца. А я ему в этом помогу.
— Ну иди, иди ко мне пра-ативный, я тебя приласка-аю…
Голос погнусавее и жест обидный с отогнутым средним пальцем – последний тест. Поймет или нет? Понял! Какой, однако, горячий молодой человек попался! Разве вас, молодых, толерантности и политкорректности не учили? Конечно, я его специально провоцировал, но такой быстрой и бурной реакции, признаться, не ожидал. Спасло меня то, что мой табурет стоял довольно далеко от стола полковника-майора. Пока он летел ко мне, я успел подготовиться и встретить его прямым, точнее прямыми, в челюсть. Почти попал, но набравший приличную скорость липовый энкавэдэшник долетел до цели и сбил меня с ног. Мы покатились к дальней стене. Когда дело дошло до борьбы в партере, преимущество в двадцать килограммов веса, опыт и лучшая техническая подготовка взяли верх над молодостью и яростным натиском. Секунд через двадцать, я уже подмял полковника-майора под себя и вцепился обеими руками ему в горло. Занятие оказалось настолько увлекательным, что я едва услышал, как за моей спиной распахнулась дверь, и тут же потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то, не открывая глаз, попытался понять, где я нахожусь. Судя по всему, я лежу на кровати в своей импровизированной камере, обе руки наручниками пристегнуты к кровати, на затылке ощущается шишка, видимо, здоровенная. Сквозь чуть приоткрытые веки пробивался солнечный свет, долго же я провалялся без сознания. А в комнате есть кто-то еще помимо меня.
— Не притворяйтесь, что вы без сознания. У вас веки дрожат.
Таким наблюдательным оказался благообразный джентльмен лет пятидесяти. На русском языке он говорил абсолютно чисто без какого-либо акцента, но перед словом "джентльмен" почему-то сразу захотелось поставить прилагательное "английский". Во всяком случае, иностранщина из него не то чтобы прет, но чувствуется. Глаза я все-таки открыл.
— Кто вы такой? И что здесь происходит?
— Не слишком ли много вопросов в вашем положении? — усмехнулся джентльмен.
— А у вас в роду было много евреев, — заявил я.
— С чего вы взяли?
Похоже, мне таки удалось его слегка удивить.
— Отвечаете вопросом на вопрос. Так как мне вас называть?
— Можете называть меня сэр Джеймс.
Все-таки "сэр", в этом я был прав.
— Договорились, Гарри.
— Гарри, так Гарри, — не стал спорить джентльмен, — и не пытайтесь меня вывести из себя. Второй раз ваш фокус не пройдет.
— Хорошо не буду. Так что здесь все-таки происходит, и кто вы такие?
Гарри с интересом уставился на меня.
— Очень странно вы себя ведете: лежите пристегнутый наручниками к кровати и пытаетесь меня допросить, а все должно быть наоборот.
— А вы меня отстегните, тогда и поговорим.
— Не будем торопиться, сегодня ночью вы вели себя несколько э-э, скажем так – неадекватно. Поэтому продолжим нашу беседу в этом положении. Итак, вы хотели знать, что здесь происходит? Все очень просто. Вы – межвременной заяц, а мы – межвременные контролеры. И мы вас поймали. Аналогия понятна?
— Понятна. Вот только штраф я платить не собираюсь.
— Это почему же, — заинтересовался Гарри.
— Есть один нюанс. Я – заяц поневоле, и если бы вы, контролеры хреновы, не шлялись по времени туда-сюда, я в такую ситуацию тоже не попал. Или я не прав?
Прав, прав. По Вашей роже вижу, сэр Джеймс, он же Гарри, что прав.
— Догадались все-таки, — неожиданно быстро согласился Гарри, — да, при наших перемещениях во времени происходят спонтанные переходы, природу которых мы объяснить не можем. Вы просто оказались не в том месте и не в то время. Зашли бы в туалет минуты на две-три позже – гуляли бы по Европе, а не вшей здесь кормили.
— Ага. В следующий раз, прежде чем в туалет войти, разрешения у вас спрошу.
— Давайте отложим эту тему. Как я понимаю, у Вас накопилась масса вопросов. Поэтому давайте так: сначала я отвечаю на Ваши вопросы, потом Вы на мои. Условие одно – не затрагивать технические подробности перемещений.
Странно, с чего бы это Гарри стал таким добреньким?
— Давайте попробуем. И первый вопрос: часто происходят такие спонтанные переходы?
— Неизвестно. Чаще всего перемещаются предметы, некоторые артефакты потом находят и долго гадают, откуда они взялись. Известны перемещения животных, но сколько их было, никто не знает. Дворняга двадцать первого века мало отличается от дворняги века двадцатого, а сказать она ничего не может.
— А люди?
— Крайне редко. Скажем так, все известные мне случаи можно пересчитать по пальцам двух рук. Поскольку я отвечаю за Россию, то есть за весь бывший эсэсэсээр, то в основном они произошли на территории нынешней Украины и Белоруссии.
— И что с ними сталось?
— Ничего. Все они были быстро пойманы и отправлены обратно в свое время. Для сохранения неизменности естественного хода событий, мы заинтересованы в том, чтобы все они вернулись назад, живыми и здоровыми. Как физически, так и психически.
— Как их нашли, и сколько они продержались?
— От нескольких часов до пяти дней. А нашли их через энкавэдэ. Одни сами пришли, других задержали как подозрительных, одного достали из психбольницы.
— Через замнаркома, который у вас на подсосе сидит?
Брови Гарри удивленно поползли вверх.
— Как Вы узнали?
— Догадался. Приказ о моем аресте уж больно грозный был. И что с ними дальше стало?
— Не могу ответить на ваш вопрос, они были возвращены в свое время, их дальнейшей судьбой мы не интересовались.
Врет или нет? Будем надеяться, что нет.
— А я на чем спалился?
— На особисте из запасного полка Брянского фронта. Он на Вас запрос послал в Ленинград. Ответ об отсутствии компрометирующих сведений ходил долго и по известным причинам до адресата не дошел. Но сотрудник, который, в конце концов, вскрыл конверт, проявил бдительность, уж больно подозрительной была ваша личность. Гражданин непризывного возраста из Ленинграда был призван белорусским военкоматом, который через несколько дней оказался на оккупированной территории. Вас проверили по всем учетам, и оказалось, что такого человека не существует, то есть вас совсем нет, нигде. Решили, что вы немецкий шпион, начали искать, дело пошло по инстанциям и, в конце концов, попало к нам. А мы проверили Вашу личность по базам начала двадцать первого века и сразу нашли. Вы просто сдвинули свою биографию на семьдесят лет.
— Если придумать себе легенду и новое имя, то можно легко засыпаться на мелочах. Я же не профессиональный разведчик.
— Понятно. Но вы представьте, какой мы испытали шок, когда узнали, что уже почти год по этому времени шляется попаданец! Единственное, что нас успокаивало – вы не исчезли и после своего провала в прошлое. Значит, выжили и вернулись обратно. Вас начали искать с утроенным рвением, но вы слишком хорошо запутали следы.
— Ничего я не путал, в хаосе отступлений сорок первого все происходило естественным путем.
— Неважно. Вас почти нашли, но тут немцы прорвались к Воронежу, и все поиски стали невозможны.
— А как только я выбрался из этого пекла, меня сразу взяли. Группу из Москвы не стали посылать из соображений секретности?
