когда мы неслись по волнам. В рулевой рубке легко хватало места для трех человек, а за ней был небольшой камбуз и койка, но засранцы меня не пригласили. К тому времени, как мы приблизились к корме десантного корабля-дока, я снова был на грани переохлаждения.
Десантный катер замедлил ход и начал опускать аппарель, когда он скользнул в затопленный док в корме корабля, где размещались четыре десантных катера «Интрепида». Похожее на пещеру пространство было наполовину закрыто летной палубой, а другая половина была открыта небу и звездам. Казалось, мы входим в огромный открытый бассейн, освещенный только мягким светом красных ламп подсветки приборов ночного видения.
Рулевой жонглировал дросселями, направляя десантный катер вперед, к наклонному пандусу, выходящему из воды на транспортную палубу, известную как пляж. Передняя аппарель десантного катера опустилась на палубу с громким металлическим лязгом, сигнализируя о нашем прибытии.
Я не стал ждать, чтобы поблагодарить за то, что меня подвезли, прежде чем сойти с трапа и подняться на транспортную палубу. Там было шумно, сильно пахло выхлопами двигателей и там было полно моряков и морских пехотинцев, готовивших машины и снаряжение к высадке на берег. Я заметил сбоку от палубы металлический люк, который выглядел как выход, который можно было бы ожидать найти на пароме, пересекающим Ла-Манш. Я открыл его и исчез внутри. Я не знал, как туда добраться, но я знал, куда я пытаюсь попасть.
Хотя корабль Ее Величества «Интрепид» и не был таким большим, как «Канберра», он все же был большим кораблем. Я понятия не имел, где может разместиться эскадрон «D», и не собирался спрашивать. Покидая «Канберру» без официального разрешения и в прямое нарушение медицинских предписаний, я был, в лучшем случае технически, в самоволке. Само по себе это было серьезным нарушением воинской дисциплины. В свою защиту, однако, скажу что я бежал на поле боя, а не от него, но не был уверен, что именно так это воспримут медицинские инстанции и седовласый ирландец. Ослушавшись прямого приказа вышестоящего офицера, я считал, что у меня могут быть серьезные неприятности. Что еще хуже, меня могут посадить на первый попавшийся вертолет и отправить на «Уганду», если я не доберусь раньше до эскадрона.
Мой план состоял в том, чтобы найти камбуз и дождаться, пока парни придут на завтрак, так как жратва никогда покидала их мысли. Я подозревал, что у меня было бы больше шансов попасть туда, если бы я был менее заметным и избавился от своего шейного бандажа. Избегая тех, кто выглядел так, будто у него было звание, я выловил молодого младшего матроса, который направил меня на камбуз на 3-й палубе, в самом сердце корабля.
Камбуз, предназначенный для размещения значительного контингента войск, тянулся по всей ширине корабля. Было еще рано, но коки уже трудились над плитами по другую сторону длинной стойки из нержавеющей стали. Я захватил немного еды, которую вероятно, оставили для ночной вахты, и налил себе чаю из большого чайника, прежде чем сесть за стол с пластиковой столешницей на дешевый пластиковый стул лицом к главному входу, в другом конце камбуза. Я поел, а затем стал ждать, пока солдаты начнут собираться на камбузе на завтрак.
Примерно через час ввалилась группа людей с более длинными, чем положено, волосами, бакенбардами и многодневной щетиной на лицах, на которых все еще виднелись следы камуфляжной краски. Это был, без сомнения, эскадрон «D», только что вернувшийся из диверсионного рейда на Дарвин. Бильбо и Бинси заметили меня первыми, и подошли, опередив остальных парней. На их грязных лицах было выражение удивления, и я почувствовал, что они вот-вот спросят меня, как я сюда попал и что случилось. Затем они оба замолчали и обменялись взглядами. Бинси улыбнулся а затем просто спросил:
- Ты где, черт возьми, был, Всплеск? Мы как раз собирались начать дербанить твое снаряжение с аукциона.
А Бильбо спросил:
- А где остальные члены команды по синхронному плаванию в Южной Атлантике?
Я улыбнулся. Все выглядело так, как будто это было обычное дело. И я вернулся туда, где мне было самое место.
Глава 29
Если бы посторонний человек решил, что бойцы эскадрона «D» были равнодушны к потере стольких наших товарищей, он бы ошибся. Не было никакого видимого выражения горя, никаких внешних признаков шока или даже чувства гнева по поводу того, что произошло, когда «Си Кинг» ушел на дно. Это могло показаться бессердечным безразличием, но не заблуждайтесь, смерть наших товарищей сильно ударила по нам. Мы были сплоченным эскадроном, и мы все чувствовали потерю. Трудно было поверить, что люди, с которыми мы всего за день до этого шутили и смеялись, внезапно исчезли. Мы не только служили с ними, но и общались с ними еще в Великобритании, мы знали их семьи и их детей.
Когда Дэнни Уэст закончил составлять список погибших после падения вертолета, один из офицеров эскадрона спросил его:
- Насколько все плохо?
Дэнни передал составленный им список имен, затем проскользнул в пустую каюту, закрыл за собой дверь и заплакал.
В ту ночь Джон Гамильтон также нашел тихое местечко на «Интрепиде» и, оставшись наедине с бутылкой виски, напился до беспамятства. Но это были частные акты скорби, которые скрывались и прятались за закрытыми дверями. Размышления о том, что произошло, или разговоры об этом, не дали бы перенести это легче. Выручил черный юмор.
В тот же вечер, когда «Си Кинг» ушел на дно, Майк Роуз прилетел на «Интрепид» с «Фирлесса», как только услышал эту новость. Он обратился к эскадрону и некоторым бойцам эскадрона «G», собравшимся на затененной ангарной палубе.
Командующий начал со слов:
- Мы не можем ожидать, что пройдем через эту войну, не понеся каких-то потерь, но потерять так много людей — это принять очень трудно.
Далее он сказал:
- Наша задача выполнена только наполовину, поэтому мы должны оставить эту ужасную потерю позади и двигаться дальше.
Он заверил всех присутствующих, что семьи в Херефорде были проинформированы и о них позаботились, и продолжил рассказывать эскадрону «D» о его следующей задаче и отвлекающей атаке на Дарвин, когда прозвучали предупреждения о воздушном налете.
Командиру пришлось повысить голос, чтобы его услышали сквозь шум зенитного огня и грохот разрывающихся бомб, от которых содрогалась надстройка. Он сделал паузу, пока люди натягивали свои противоожоговые капюшоны. Прежде чем он снова заговорил, из-за одной из масок высокий, пронзительный голос произнес в стиле Монти Пайтона:
- Я никогда в жизни не
