— Видите ли, майор, еще не известно, как поведет себя после капитуляции Берлина правительство Швейцарии. Не дойдет ли дело до выдачи нас западным союзникам или России в качестве пленных. Все эти годы швейцарцы жили в страхе, что их постигнет судьба Чехии или Австрии. Теперь они потребуют от нас платы за свой страх.
— Настолько все сурово?
Они выждали те минуты, когда официант ставил на их столик заказанный полковником на двоих кофе со сливками и бутерброды, сделали по глотку обжигающе горячего напитка и только после этого Кроун вновь вернулся к их прерванному разговору:
— Пока что мы даже не в состоянии предположить, какие именно условия начнут диктовать русские, когда окажутся у границ Швейцарии. Но в Берне и Женеве этого рокового дня боятся так же, как когда-то боялись дня вторжения германских войск. — А затем, безо всякой видимой связи и логического перехода, вдруг спросил: — Вы могли бы назвать, кто в СД проявил себя в качестве вашего покровителя.
— Не назову даже под пытками в подвалах Мюллера, — шутливо, но в то же время холодно улыбнулась Софи.
— Собственно, меня интересует не его имя, — понял свою ошибку Кроун, — а его возможности. С вашего позволения, я хотел бы обратиться к нему на помощью.
— Вы опять льстите мне, половник.
— Не скромничайте, майор, не скромничайте. Дело в том, что меня срочно отзывают в Берлин, а вместо меня завтра прибывает некий офицер СС. Что за этим скрывается, сказать трудно: то ли кому-то в Берлине понадобилось вывести из-под ударов судьбы своего родственника, то ли Гиммлер и Кальтенбруннер спешно расставляют по ключевым послевоенным постам проверенных людей.
— Скорее всего, здесь присутствует то и другое, — предположила Софи, жадно набрасываясь на бутерброд с ветчиной. Она чертовски проголодалась, и не намерена была скрывать этого от мужчины, который пригласил ее в ресторан.
— Вы правы, скорее всего… Впрочем, это уже не важно. Я с ужасом думаю о своем появлении в Берлине. Кому я в эти дни понадобился в столице?
— Не скажите, — мрачно пошутила Софи, — в вермахте сейчас катастрофически не хватает полковников с опытом дипломатии. При сдаче в плен целых батальонов и полков, а также при общей капитуляции рейха, такие дипломат-офицеры — на стоимость литра воды в пустыне.
— Мне понятна ваша ирония, майор Жерницки, но вы даже не представляете себе, в каком душевном состоянии я пребываю теперь.
— Почему бы вам не остаться в Швейцарии? Обратитесь к властям, попросите убежища, попроситесь в лагерь для интернированных.
— Исключено. СД тут же пустит по моему следу убийцу, объявив меня предателем. Знаете, всякий атташе способен рассказать контрразведке страны своего пребывания много чего любопытного.
— Скажите проще: вы опасаетесь, как бы отчет о своем пребывании в Швейцарии не пришлось писать в гестапо, под диктовку Мюллера.
— Вы удобный собеседник, майор Жерницки.
— И какой выход вы избрали?
— Пока что выясняю, существует ли он. Ибо создается впечатление, что его нет.
— В таком случае у вас остается два пути: то ли «выстрел чести», в висок, то ли зацепиться где-то в «Альпийской крепости», при появлении в которой обвинять вас в измене будет бессмысленно.
— О приюте в крепости я и хотел вас просить. Утверждают, что вы дружны и с ее комендантом, штурмбаннфюрером фон Штубером, и со Скорцени.
— Если завтра вас станут убеждать, что я наложница фюрера и давняя соперница Евы Браун, — не верьте. Но вопрос о вашем «политическим убежище» в Австрии, на территории «Альпийской крепости», можете считать решенным. Сообщите, что выезжаете в Берлин через Мюнхен. И завтра же отправляйтесь в Мюнхен, чтобы затем поступить в распоряжение коменданта крепости. Штуберу о вас будет сообщено, он придумает вам должность. Пока в Берлине выяснят, где вы и чем занимаетесь, им уже будет не до вас.
Лицо атташе мгновенно просветлело, он взглянул на Софи так же плотоядно, как только что смотрел джентльмен у первого от входа столика, и точно так же подобострастно потянулся к ее руке.
— Кстати, я свое обещание тоже выполнил, майор Жерниц-ки, — сообщил он.
Софи с любопытством взглянула на Кроуна.
— До сих пор никаких обещаний я от вас не добивалась, полковник.
— Не вы, естественно, а ваш приятель Ангел Бош.
«И здесь Ангел Бош! — удивленно воскликнула про себя Софи. — Когда этот серб-гладиатор успевает перехватывать все нити твоих прошлых и будущих связей?!». Но вслух вежливо произнесла:
— Не понимаю, о чем это вы, полковник.
— Получить швейцарское гражданство сейчас будет очень сложно. Местные власти опасаются наплыва германских «наци», как всех нас здесь называют, которые, как они считают, конечно же не угомонятся и не откажутся от своих идеалов, а посему могут взорвать ситуацию в их стране, где и так очень много германцев.
— Поэтому вы с этим старым проходимцем Бошем решили выдать меня замуж за добропорядочного швейцарца?
— Лучшего варианта пока не предвидится.
— К тому же — французского происхождения?
— У вас настолько предвзятое отношение к французам?
— Не более предвзятое, нежели к немцам. Просто я хочу знать мотивы выбора.
— При решении вопроса о вашем гражданстве, брак русской со швейцарцем французского происхождения вызовет у властей куда больше доверия, чем если бы она предстала в паре с бывшим штурмбаннфюрером СС. А ведь еще не известно, как будут относиться к эсэсовцам после окончательного поражения рейха.
— И речь идет о том сластолюбце, который чуть не набросился на меня прямо у двери?
— Французы, они, знаете ли, все не в меру темпераменты, — слегка стушевался Кроун. — Но должен заметить, что вы проницательны.
Софи хитровато прищурила глазки и несколько мгновений иронично всматривалась в выражение лица полковника.
— Я, конечно, девушка неопытная и наивная, господин атташе, но не настолько, чтобы не разобраться в примитивном мужском замысле.
Шернер[88] был одет в кожаную, на меху, куртку и выглядел человеком, который налегке собрался куда-то на ночь глядя. Погон на кожанке не было, зато в просвете между отворотами щегольски просматривался Рыцарский крест с Дубовыми листьями и Мечами на орденской ленте, а на широком ремне покоились пистолетная кобура и кортик с золоченой рукоятью, которая гармонично сливалась с инкрустированными ножнами.
Фельдмаршалу уже было за пятьдесят, однако держался он молодцевато, не впадая ни в возрастную усталость, ни в генеральскую важность. Внешности он тоже был неприметной: среднего роста, с болезненно-серым, худощавым и рано сморщинившимся лицом..
«… И все же нет в нем ничего маршальского, — с легким разочарованием отметил про себя обер-диверсант рейха. — Тем не менее в историю он войдет как единственный фельдмаршал, который дослужился до этого чина с рядового, и как человек, удостоившийся этого чина последним в истории Третьего рейха. Последним фельдмаршалом рейха — вот кем он запомнится германским и всем прочим историкам!».
— Это хорошо, что вы прибыли, Скорцени, — произнес Фердинанд, едва ступил на лестницу, — да к тому позвали шефа местного гестапо.
— Гестапо всегда там, где германцы нуждаются в его присутствии, — заверил Шернера руководитель Злинского отделения полиции безопасности. Однако Шернер и Скорцени остались безучастными к его девизу.
— Слышал, что вам понадобилась помощь моих парней, господин фельдмаршал, — возобновил диалог Скорцени.
— В штабе вермахта, как, впрочем, и в окружении фюрера, так до сих пор и не поняли, что противостояние с партизанами — это особый вид войны, с особой тактикой и специфическими методами. Они там вообще многого не понимают из того, что происходит на фронте.
— Недавно я встречался с фельдмаршалом фон Клейстом.
— С фельдмаршалом в отставке, — ворчливо напомнил Шернер.
— Так вот, Клейст говорил почти то же самое и теми же словами.
Услышав имя своего соперника, во второй раз подряд, Фердинанд болезненно и почти брезгливо поморщился.
— Клейст всегда слишком много говорил, причем немало такого, что вызывало у фюрера приступы гнева. В конце концов договорился до того, что предложил Гитлеру отказаться от титула «верховного главнокомандующего вооруженными силами».
— Да, Клейст действительно решился предложить это Гитлеру, — упрямо подтвердил Скорцени.
У него вдруг появилось страстное желание сбить спесь с новоиспеченного фельдмаршала, которого большинство генералов и офицеров группы армий «Центр» просто ненавидело и презирало за непомерную жестокость и пристрастие к казням солдат[89].
Но в ту же минуту Хайнеке незаметно притронулся пальцами к локтю Отто, а когда тот повернулся к нему, глядя в глаза, выразительно покачал головой. «О Клейсте не упоминай» — расшифровал это его покачивание обер-диверсант. И только тогда вспомнил, что именно Шернер сменил фон Клейста на посту командующего группой армий «А», после того, как Гитлер отстранил своего, некогда любимого полководца от командования и, наградив Рыцарским крестом, отправил в отпуск, якобы для поправки здоровья, а на самом деле — в отставку.
