Люси дала понять, что нуждается в деньгах, необходимых ей на лечение матери. Он обещал помочь, и они перешли к обсуждению деловых вопросов.
— Обрати внимание Вилли на Чехословакию, — сказал Агаянц. — Германская пропаганда в последнее время рьяно разжигает ненависть к этой стране и призывает к войне.
— Неужели и теперь западные страны будут молчать? — спросила Люси.
— Французы как будто собираются Праге помочь если, конечно, Англия будет солидарна. В Лондоне полагают, что в действиях судетских немцев есть своя логика и Праге надо пойти на уступки.
— А как же нацисты?
— Нацисты намерены поддержать массовые выступления судетских немцев 22 мая, в день муниципальных выборов. Попроси Вилли срочно проверить эту информацию.
Люси подставила циферблат ручных часиков слабому освещению месяца, прорвавшемуся сквозь облака и вершины деревьев.
— Ого!.. Пора двигаться! Пока доберусь!
— Садись в машину, я подвезу…
Она в испуге отпрянула:
— Что ты!
— Я хочу подвезти тебя…
— В своем автомобиле с дипломатическим номером?!
— Тем в большей безопасности ты будешь эти десять минут. Кому придет в голову…
Она не слушая, перебила:
— А если придет, если уже пришло? Если кто-нибудь узнает меня на первом же световом перекрестке? — Люси заметно волновалась. — Позволить им поймать меня в твоей машине? Допустить провал из-за нескольких минут моего страха?! Ты подумал, чем это грозит?
Агаянц улыбнулся, взял руку Люси и прижался к ней своими губами.
— Извини, ты не поняла. Я хочу высадить тебя на выезде из леса. Тут ничего опасного не будет…
Она нехотя позволила усадить себя на заднее сиденье.
Люси благополучно выбралась из леса и села в первый же трамвай. В центре города она сделала пересадку и спустя несколько минут, стоя на задней площадке, заметила, что за трамваем, как тень сворачивая и останавливаясь, следовала небольшая черная автомашина, не отставая больше, чем на двадцать-тридцать метров, но и не приближаясь вплотную.
Люси так устала за этот день, что не было сил даже разволноваться. Она отстранение наблюдала за этой автомашиной и не пыталась ничего предпринимать. Кровь пульсировала в висках, и она чувствовала себя так, будто огромная тяжесть свалилась ей на плечи. Не было ни сил, ни желания размышлять, что будет дальше. Вот почему, когда произошло чудо, она его даже не заметила.
Первым, что постепенно проникло в ее оцепеневшее сознание, была мысль об отсутствии черной автомашины. Она тупо продолжала смотреть в заднее стекло трамвая, потом спохватилась и оглянулась, желая проверить, что делается вокруг нее. В полупустом вагоне несколько пассажиров мирно дремали. Все было спокойно.
Трамвай уже отъехал метров сто от места происшествия. Вылетевший из Соковой улицы на большой скорости грузовик, пересекая улицу, зацепил задним колесом за передок черной легковой автомашины. Из кабины сразу же повыскакивали люди, но все они быстро уменьшались в размерах.
На первой же остановке Люси вышла и сразу нырнула в темный переулок. Оглянулась. Вокруг было тихо, из трамвая вместе с нею никто не выходил.
Спустя еще час она вошла в свою квартиру. Закрыв за собой дверь на защелку, она медленно опустилась на кровать и несколько минут сидела совершенно неподвижно. Потом встала, налила из графина в стакан воды и взахлеб выпила. Потом Люси медленно разделась, лениво вымылась теплой водой, насухо вытерлась большим полотенцем, надела свежую ночную рубашку, расчесала волосы и легла в кровать. День начал отступать, тускнеть, расплываться…
Когда Люси проснулась, было около восьми часов утра, и, выплывая из теплого забытья, она сначала не могла понять, где находится.
Люси еще немного полежала, наслаждаясь мягкой постелью, потом встала и не спеша стала одеваться. Она проголодалась и решила сначала купить какой-нибудь еды и спокойно поесть у себя на кухне, но потом передумала. Все равно придется отлучаться за покупками, а раз так, то с таким же успехом можно пойти в кафе. Берлин большой город, и она всегда найдет маленький ресторан, где ее никто не увидит, и там пообедать. Потом под вечер она позвонит Леману и даст знать, что приехала.
Она вежливо поздоровалась с соседкой, встретившейся ей на лестнице, потрепала ее рыжего кота и вышла на улицу. Было все еще тепло, на тротуарах лежали длинные тени. Чувство крайней усталости прошло, оставив после глубокого сна ощущение полной нереальности, как будто она двигалась без всякого усилия, не чувствуя веса собственного тела. Мимо шли люди, с грохотом проносились автобусы, автомашины, но это не имело никакого отношения к миру, в котором она находилась.
Она зашла в первое попавшееся кафе и заказала кофе с булочкой. Потом пошла в кинотеатр и посмотрела легкую комедию с Марикой Рокк в главной роли.
Когда Люси вышла из кинотеатра, уже начинало темнеть. На улицах зажгли фонари, город начинал готовиться к ночной жизни. Она зашла в магазин, купила необходимые ей продукты и выходя, увидела Лемана.
Вилли стоял на тротуаре и было такое ощущение, что он ожидает ее уже длительное время. От неожиданности, она растерялась.
Он молча подал ей руку и они пошли рядом. Мимо проходили люди, изредка задевали их, даже иногда толкали, но Люси их не видела. Она смотрела на все словно через темное стекло, их голоса доносились откуда-то издалека, казалось, что она была одурманена. Единственными звуками, которые она воспринимала, были их шаги по булыжной мостовой и дыхание Лемана рядом с нею.
Нам надо где-нибудь поговорить, — мягко сказал он. Ее глаза наполнились слезами от пережитого страха и усталости. Она чувствовала, как слезинки медленно текут по щекам.
— Боже милостивый, — сказал наконец Вилли. Он увидел ее слезы.
— Ты испортил мне отдых, о котором я так давно мечтала, — неожиданно вырвалось у нее.
После этой глупости она окончательно сломалась и беспомощно заплакала, закрыв лицо руками, а слезы просачивались между ее тонкими пальцами. Ничего не видя, она отвернулась от Лемана, споткнулась о рельсы трамвая и, наверное, упала бы, но он подхватил ее под руку и удержал.
Голос его дрогнул, когда он стал говорить:
— Тебе станет лучше, когда ты подкрепишься. Пойдем!
Они зашли в маленький приятный ресторанчик со столиками в глубине ниш, освещенных мягким светом ламп. Люси растерянно смотрела на скатерть, бокалы, цветы в вазочке, потом он усадил ее в удобное кресло у стены и протянул бокал. Ее рука еще дрожала, и он поддерживал бокал, пока она не пришла в себя настолько, что могла сама поднести его ко рту.
Она слышала такой знакомый ей ласковый голос, звучащий, словно откуда-то издалека:
— Выпей это. Тебе станет легче.
Люси сделала несколько больших глотков. Это было что-то крепкое, оно немедленно превратилось в ароматное тепло. Она стала ловить ртом воздух, но скоро дыхание восстановилось, и Люси обнаружила, что перестала дрожать и всхлипывать.
— Все до конца, — настоял Билли.
Она повиновалась и откинулась на спинку кресла с закрытыми глазами, позволив своему телу полностью расслабиться, ощущая, как медленно растекается тепло от выпитого, чувствуя запах еды, коньяка и цветов. Все ее тело как будто размякло, и ее охватило чувство блаженства от этого полулежания на мягком бархате, от рассеянного света на ее веках, от полной бездеятельности и бездумности.
Все из того же далека Люси услышала, как он что-то говорил, наверно, заказывал еду. Утолив голод, Люси взглянула на Лемана, сидящего напротив. Опустив голову, он разглядывал вино на дне своего бокала. Свет от лампы падал на его скулу и подбородок, на красивую линию виска, бросая косую тень от опущенных ресниц Вилли на твердый абрис щеки. И первое, что поразило ее, была глубокая грусть на этом лице, именно она, а не суровость черт, образовала эти глубокие морщины на его щеках и придала его глазам такой мрачный вид. Пока он сидел с опущенной головой, рассеянно играя пустым бокалом, выражение лица было бы суровым и неприятным, если бы не его рот. Это был рот человека, которого постигло несчастье.
Неожиданно он поднял голову и посмотрел на Люси. Она почувствовала, как беспокойно забилось ее сердце, но она сумела выдержать его взгляд.
— Как ты теперь себя чувствуешь?
— Намного лучше, спасибо. Очень благородно с твоей стороны спасти потерпевшего крушение. Я, должно быть выгляжу, как…
Он неожиданно рассмеялся.
— Ты действительно чувствуешь себя лучше, раз начала беспокоиться о своей внешности. Пусть это тебя не тревожит. Ты выглядишь прекрасно, уверяю тебя, особенно после отпуска.
Он зажег сигару, и внезапно глаза его стали серьезными, когда он сказал:
— Меня приняли в члены НСДАП и повысили в звании. Теперь я стопроцентный нацист. Уклоняться от вступления, тем более, когда партия сама настаивает — невозможно, если не сказать больше — опасно!
