Прошло еще несколько секунд, прежде чем со стеклянным звоном разорвалась первая граната,брошенная мною. И вслед за нею дружно заухали вторая,третья, четвертая, пятая…
Взрывы сотрясали все вокруг,отдаваясь в лесу перекатами эха. Вылетали рамы,окна, двери, звенело стекло, корежились и вставали дыбом кровли домов. Красные вспышки мгновенно озаряли темный двор.
И вдруг все стихло. Партизаны бросились внутрь помещений, и около меня выросли Таня и Логачев.
Я услышал команду Трофима Степановича:
— Зотов, Терехов, Рябоконь! За мной!
Дверь в дом Гюберта оказалась запертой. Я навалился на нее, но она не подалась. Тогда распаленный Логачев попятился на несколько шагов и с разгона ударил в нее плечом. Дверь упала, а вместе с нею упал и Логачев.
— Осторожно, Николай!- предупредил я его.- Фонарь!
Вспыхнули сразу три фонаря: мой, Логачева и Тани. Мы проскочили в первую, затем во вторую комнату, и, наконец, в третьей я увидел знакомый сейф.
Логачев подбежал к письменному столу.
— Таня, выгребай бумаги! Все до одной! — крикнул он.
Они торопливо запихивали бумаги в принесенные мешки.
Я не без труда сдвинул с места тяжелый сейф и свалил его на пол. Затем я вытащил из кармана толовую шашку, положил ее на замок и вставил капсюль со шнуром.
— Вы долго еще? — спросил я.
— Уже готово, — откликнулся Логачев.
— Вон из комнаты!
Я достал спички.Через несколько минут грохнул еще один взрыв, и мы втроем стали выгребать из сейфа и письменного стола папки с делами, сколотые документы, связки бумаг.
Когда мы выскочили из дома, я столкнулся с Ветровым. Сережа волочил по земле объемистую сумку, чем-то доверху набитую.
Я взглянул на часы. Прошло всего двенадцать минут с начала операции, а осиное гнездо уже опустело. Здорово! Таких темпов я не ожидал. Партизаны носились по двору, как одержимые, с какими-то узлами в руках, с мешками и даже ящиками.
— Огонь!- скомандовал я.
И через мгновение в дежурной комнате вспыхнул бурлящий, слепящий глаз огонь от жидкости «КС».
— Все наружу!- крикнул Трофим Степанович.- Бросайте бутылки!
Тут я услышал шум заработавшего мотора. Молодец «цыган»! Он знает свое дело. Из-под навеса рывками выкатилась грузовая машина и остановилась посреди двора. Я схватил за руку подбежавшего Фому Филимоновича и спросил:
— Через Ловлино проскочим?
— В аккурат. Там, кроме двух полицаев, никого нет.
— А мины у развилка?
— Эх…- отмахнулся Фома Филимонович.- Это для отвода глаз. Я по этим минам каждый день ношусь на кобыле.
Огненная грива уже выбивалась из помещений наружу. Разъяренный огонь полыхал во всех домах, и сталь оружия отражала его языки. Султаны багрово-синего дыма пробивались сквозь крыши и рвались вверх. Дым клубился в доме Гюберта,в дежурном помещении,в двух других домах и тугими волнами выливался через окна и двери.
— Вещи в машину! И сами все туда! Быстро! — скомандовал я.
— А радиостанция!- крикнул Сережа.- Почему ее не сжечь?
— На! Дуй!- сунул Фома Филимонович Ветрову последнюю бутылку с «КС».
— Погоди-ка. Дай сюда!-сказал я и,схватив бутылку,побежал к радиостанции.
Дверь ее была распахнута настежь.Я вошел внутрь. Чинно и строго выглядела аппаратура. На никелированных частях играли отсветы пламени. Я вышел, стал у порога и метнул бутылку в железную печь. Мгновенно горящие ручейки потекли во все стороны, и я отпрянул назад.
Партизаны уже топтались в кузове машины. Во дворе было светло, как днем. Осиное гнездо корчилось в испепеляющем пламени.
Я заглянул в кабину. Там сидели Березкин и шофер-партизан.
— Лезь и ты, места хватит,- сказал я Фоме Филимоновичу.- И показывай дорогу… Все сели? — обратился я к сидящим в кузове.
— Все. Я сделал перекличку,- ответил Трофим Степанович.
— Трогай!- приказал я и вскарабкался в кузов.
Машина зарычала и толчками покатилась со двора. Видимо, шофер давно уже не держал в руках баранку. Но по дороге машина пошла уже ровнее, увереннее.
Все стояли в кузове,держась друг за друга и качаясь из стороны в сторону.
— Жми, Петро!
— Давай на полную железку!- подбадривали ребята шофера.
— Темно, перевернет,- послышался чей-то осторожный голос.
— Свет включи!- посоветовал кто-то.
— Верно! Правильно! Пусть знают наших!…
Шофер включил фары, свет лег на дорогу, и машина стала увеличивать скорость.
Оглушенные,взволнованные и взбудораженные успехом,мы мчались по большаку, миновали «заминированное» место, достигли развилка и свернули направо, в Ловлино.
Я оглянулся. Торжествен и грозен был вид пожарища. Над лесом высился и рвался к небу, как символ возмездия, жаркий огонь.
«И все же мы еще не квиты, господа гитлеровцы!»- подумал я.
На полпути к деревне Ловлино в свете фар метнулись два всадника, и Трофим Степанович свистнул.
— Это наши,из охранения,- объяснил он и застучал по крыше кабины.- Теперь мы распрощаемся… Выгружайтесь, хлопцы!… Давай руку, товарищ майор! Удачно мы встретились! И вечерняя зорька была хороша, да и ночка тоже…
Партизаны выпрыгивали из машины, выбрасывали свои трофеи и тут же, точно призраки, растворялись в ночи. Из кабины высунулся Фома Филимонович и обратился к Карягину:
— Моих коняшек прихватите с собой. Пригодятся.
— А ты что же,- усмехнулся Трофим Степанович,- думал, что мы их в лесу оставим?
— Да нет,- поправился Кольчугин.- Это я так… на всякий случай. Коняшки-то добрые.
Трофим Степанович пожал всем руки, а Сережу Ветрова, как и при встрече, расцеловал на прощание и сказал:
— Будь здоров. Расти большой!
— Постараюсь, Трофим Степанович!- весело ответил Сережа.
Пожимая руку Березкину,который сменил теперь за баранкой партизана, Карягин бросил:
— Ты жми,браток!А то как бы нам вместо вас не пришлось встречать самолет. Нам все одно через ту поляну ехать… Да и ребят надо прихватить…
И Трофим Степанович тоже растаял в темноте. Машина вновь тронулась. Мы приближались к Ловлино. В кузове теперь тряслись лишь я, Таня и Логачев. На всякий случай мы приготовили две гранаты и, держа в руках автоматы, всматривались вперед.
Деревня, тянувшаяся в одну улицу, казалась вымершей. Мы не заметили ни единого живого существа, ни намека на огонек.
— Полицейское время,- сказал мне Логачев.
Я усмехнулся и заметил:
— Только полицейских самих не видно…
— Их счастье!
Мы благополучно миновали половину деревни и круто, под острым углом, свернули налево,на лесную дорогу.Машина поубавила ход и поползла по мягкому грунту. Ее швыряло из стороны в сторону, подбрасывало на пнях и корневищах. Мы прыгали в кузове,точно мячи, а когда нас стали безжалостно хлестать ветки, то сели и ухватились друг за друга.
Я надеялся на машине проехать хотя бы до поворота на поляну, но машина вдруг остановилась.
Я вскочил и при свете фар увидел обломки моста через проток- тот самый проток, который выходил из знакомого нам озера. Здесь он был значительно шире, с крутым правым берегом. О переправе нечего было и думать.
— Шабаш! — сказал Фома Филимонович, вылезая из кабины.
— Слезай!- приказал я и первым выпрыгнул на землю.- Давайте мешки!
Их оказалось четыре, и все набитые доверху.
— Здесь глубоко?.- спросил я, подходя к краю протока.- Надо спустить туда машину, а сами переберемся по бревнам.
— Дело! — одобрил Фома Филимонович.
Березкин сел за баранку,осадил машину назад,а затем, взяв немного вправо, подогнал ее к самому берегу.Выключив скорость,он вышел. Все пятеро уперлись в машину сзади.
И Фома Филимонович скомандовал:
— Раз, два… взяли! Е-ще р-раз!…
Машина послушно подалась вперед, на секунду повисла передними колесами и, нырнув носом в проток, встала на попа.
— Теперь ее без трактора не выручить,- заметил Логачев.
— Пошли!- сказал я и, чиркнув спичку, взглянул на часы.- В нашем распоряжении час и пять минут. Успеем?
— А тут всего минут сорок хода,- ответил Фома Филимонович.- За мной топайте. Я прямиком выведу.
Он постоял некоторое время, вглядываясь в лес, в небо, и затем уверенно зашагал вправо от лесной дороги.
46. ГЮБЕРТ НЕ ХОЧЕТ В САМОЛЕТ
И кто мог подумать, что шутка Трофима Степановича обернется правдой? А получилось так.
Трофим Степанович подоспел со своими лихими хлопцами на поляну буквально за пять минут до прихода самолета. Мы стояли уже у костров, со спичками в руках, вслушиваясь в тишину ночи, поджидая с нетерпением рокота моторов.
Привязав коней и сложив трофеи возле Гюберта и Похитуна, которых охраняли двое бойцов, партизаны во главе с Трофимом Степановичем кучкой устремились на поляну.
И в это время Таня крикнула:
— Летит! Слышите, летит!
