Войска Конева стремительно развивали успех. Утром 21 апреля создалась реальная угроза захвата Цоссена. В час дня 21 апреля генерал Кребс наконец получил разрешение фюрера эвакуировать штабной персонал объектов «Майбах-1» и «Майбах-2». Колонна грузовиков под вечер направилась на юг по шоссе 96, но добраться до Баварии было суждено не всем: едва колонна выехала на шоссе, как была атакована самолетами… люфтваффе. Генерал Детлефзен с возмущением услышал на совещании у фюрера об «успешной атаке люфтваффе на советские танки, продвигавшиеся к Цоссену». Как немецкие летчики могли принять немецкие штабные автобусы и грузовики за советские танки? Загадка…
Рано утром 22 апреля Гитлер сместил генерала Реймана с поста командующего обороной Берлина и назначил на его место… функционера НСДАП некоего Кэтера. Кэтер имел звание полковника и немедленно был произведен в генерал-майоры. Единственное, что успел сделать Кэтер на посту командующего обороной Берлина: обзвонить своих приятелей и поделиться радостью. Впрочем, радость была недолгой: к вечеру фюрер отменил свой приказ и лично принял на себя командование обороной Берлина, а Кэтер… снова стал полковником.
Днем 21 апреля прошла информация, что танки Вейдлинга видели в районе Олимпийского стадиона (т.е. на западе Берлина). Гитлер впал в бешенство и немедленно издал приказ о расстреле Вейдлинга за самовольный отход на запад. Узнавший об этом возмущенный Вейдлинг поспешил в бункер заявить фюреру о своей полной невиновности и… был назначен командующим обороной Берлина. На посту командира 56-го корпуса его сменил генерал Муммерт, которому Вейдлинг мрачно сказал: «Лучше бы меня все-таки расстреляли!» Разбитые на Зееловских высотах части оттягивались к Берлину в атмосфере полной неразберихи, отбиваясь от наседавших советских войск. А Гитлер в последней вспышке энергии обвинял всех в предательстве.
Пока Гитлер разбирался с обороной Берлина, Борман получил шифровку от Шонеберга и пытался осмыслить ситуацию.
— Что за ерунда?! — с возмущением спросил он у Краузе. — Откуда там могли взяться вражеские парашютисты?
— Вы меня спрашиваете?! — пожал плечами Краузе. — Скажите, а этот ваш… э-э… Шонеберг… Он случайно не алкоголик? Дорвался до запасов первоклассного коньяка, и… Вот ему и мерещится.
— А черт его знает! — с досадой воскликнул Борман. — Кому сейчас можно доверять?!
— Хорошо, давайте проанализируем ситуацию, — предложил Краузе. — Предположим, что десант действительно высажен. Таким образом, в настоящее время исключена возможность использования объекта «Гарц-2». Если мы сегодня отправимся в Зальцбург, но не сможем воспользоваться объектом «Гарц-2», мы окажемся в огромной мышеловке. Что нам там делать? Ну, побегать месяц-другой по горам, пока нас не отловят американцы.
— Цольмер должен собрать боевую группу и ударить по противнику, — напомнил Борман. — Я уже несколько дней назад отдал соответствующие распоряжения.
— Превосходно! — с иронией воскликнул Краузе. — А вы уверены, что эти распоряжения выполнены? И если выполнены, то каким образом? Не будет ли боевая группа «Цольмер» состоять из самого бригаденфюрера и десятка юнцов с разнокалиберными винтовками без боеприпасов? Кстати, а где сейчас Цольмер?
— В «Бергхофе», контролирует подготовку к прибытию фюрера.
— Вот как… и когда он соберет боевую группу? Сколько ему на это понадобится? Когда он сможет отбить «Гарц-2» у врага? Да и сможет ли? Нет, сегодня лететь в Зальцбург нельзя. Никак нельзя.
— Тогда… когда, если не сегодня? — занервничал Борман.
Краузе тяжело вздохнул. Разговор происходил в бункере, в одной из комнат доктора Штумпфеггера. Атмосфера бункера угнетала, и Краузе хотелось скорее выйти на воздух, пусть даже пахнущий гарью, пронизанный пулями и шрапнелью.
— Весьма печально… весьма, — подосадовал Краузе. — План был так безукоризненно сработан! Без всякого риска погибнуть под бомбежкой или артобстрелом, вдыхая живительный горный воздух, мы могли спокойно завершить дела и в относительной безопасности и комфорте быстро переместиться за океан. И вдруг какие-то непонятно откуда и зачем взявшиеся парашютисты все испортили! Как это некрасиво с их стороны! Надеюсь, ваш Цольмер разберется с ними.
— Да черт с ними, с этими парашютистами! — ударил ладонью по столу Борман. — Нам что делать теперь? И что делать Цольмеру?
— Как не жаль, но придется перейти к выполнению запасного варианта, — ответил Краузе. — Сейчас я буду уговаривать фройляйн Браун убедить фюрера остаться в Берлине. И вам, господин Борман, придется собрать все свое мужество, чтобы сопроводить фюрера до конца его пути. А Цольмер… пусть он действует по плану. Профессор Борг и Шонеберг не должны попасть в руки врага: слишком много они знают. И уж безусловно и «Деген», и объект «Гарц-2» должны быть уничтожены.
Днем 22 апреля удивленный Цольмер перечитал телеграмму от Бормана, предписывающую ему выдвигаться в Линц; вступить в командование танковым батальоном, выделенным в его распоряжение из состава 1-й танковой дивизии СС и двигаться в район Фридрихсбрюка; в районе Фридрихсбрюка соединиться с 4-м учебно-запасным подразделением СС и очистить Фридрихсбрюк от вражеских парашютистов. Цольмер снова сел на мотоцикл и ринулся в Зальцбург, а оттуда — в Линц.
В тот же день телеграфист «Бергхофа» принял еще одну телеграмму, адресованную доверенному лицу Бормана — фон Хуммелю. Хуммель занимал должность начальника группы IIIб в Департаменте экономических и социальных проблем и осуществлял по заданиям Бормана перемещение ценностей и людей за границу. Телеграмма от Бормана Хуммелю гласила: «22.04.45. Хуммелю, Оберзальцберг. Согласен перевозку Южная Америка. Рейхслейтер Борман».
Прочитав телеграмму, Хуммель понял: у Бормана что-то не получилось, основной план не сработал, и Борман решил задействовать его канал переправки. Но для этого Борман сам должен добраться до Швеции. Как он это собирается сделать? Впрочем, какая разница? Сейчас надо связаться со своими людьми в Швеции и дать указание о подготовке канала к приему клиента.
* * *
Оказавшись в Линце, Цольмер с огромным возмущением обнаружил, что танковый батальон во главе с СС-гауптштурмфюрером Рихардом Райхелем состоит всего лишь из одного танка и трех десятков солдат. Связавшись с Будвайзом, Цольмер выяснил, что 4-е учебно-запасное подразделение СС под командованием СС-гауптштурмфюрера Шубаха снялось с места прежней дислокации утром 22 апреля, но где оно находится сейчас, никто не знает. Связи с Фридрихсбрюком нет. Шубах бесследно исчез вместе со своим подразделением. Как штурмовать захваченный врагом Фридрихсбрюк с тридцатью солдатами при поддержке одного танка?
Цольмер не знал, как это сделать. Но он твердо знал одно: приказ фюрера должен быть выполнен. И он его выполнит!
Прекрасным весенним воскресным утром 22 апреля жители городка Чески Градец наконец поверили в то, что они теперь действительно жители города Чески Градец, а не Фридрихсбрюка. Солнце щедрым светом согрело доверчиво протянутые к нему покрытые почками ветви деревьев; выстуженные за зиму древние каменные стены жадно впитывали тепло; внезапно появившиеся птицы устроили радостную перекличку, а в сердцах людей глубоко запрятанная искорка надежды вспыхнула ярким пламенем радости. Свобода! Мы снова свободны!
С ратуши исчезло полотнище со свастикой, и появился триколор Чехословацкой республики. На стене висело поздравление градоначальника жителям города по поводу долгожданного освобождения от немецко-фашистской оккупации. Под поздравлением стояла подпись: Машек.
В трактире сияющий Потучек торжественно водрузил на прежнее место убереженный от реквизиции радиоприемник, и теперь в трактире всегда было оживленно: люди жадно слушали радио. Потучек вывесил карту, на которой скрупулезно отмечал продвижение союзных армий. Перемещая очередной флажок, он с удовольствием комментировал: «А теперь вот эту задницу поцелуйте, господин Гитлер!»
Рогов и Грег помимо постов на въездах в город ввели еще два совместных патруля. Первый же патруль Рогов за небрежное несение службы отправил на гауптвахту: горожане затащили освободителей в трактир и так щедро угостили их пивом и сливовицей, что патруль так и не смог приступить к патрулированию, да к тому же едва нашел дорогу к форту. Рогов лично пришел в трактир и попросил Потучека больше не допускать подобного. Однако и он был вынужден выпить рюмку сливовицы за Чехословацкую республику. Потом еще одну: за маршала Сталина. И — чтобы не было обидно Грегу — за генерала Эйзенхауэра.
Придя в форт, Рогов открыл дверь гауптвахты и сказал печальным сидельцам:
— Хватит тут прохлаждаться. Марш на кухню, картошку чистить. А потом снова в патруль. И чтоб — никаких!
