Засверкало далеко за линией фронта, это авиация дальнего действия начала бомбить немецкие аэродромы. Затем загремело ближе: авиация принялась обрабатывать вражеские артиллерийские позиции. А немцы встречного артиллерийского огня не вели! Их самолётов не было видно! Василий вспомнил, как в июле 1941 года бойцы кричали политрукам: «Где наша авиация?!» Её не было тогда. Зато теперь…
В воздух взвились сигнальные ракеты, и вся артиллерия, миномёты и гвардейские реактивные установки «Катюша» ударили непосредственно по фронту и вглубь, расчищая дорогу пехоте, которая меньше чем через час такой подготовки пошла вперёд в сопровождении танков. Они шли, а артиллерия переносила свои удары вперёд и вперёд; огневой вал катился перед наступающими бойцами…
Это было неделю назад.
Теперь бои приняли затяжной характер. Противник избегает контратак, обстреливает из миномётов и пулемётов. А ночевать нам — опять на снегу! Они-то, гады, в траншеях, землянках и блиндажах, построенных ещё осенью. А мы — попробуй, отрой себе землянку в мёрзлой земле… Мороз…
Штаб армии располагался в половине здания бывшей школы. Вторая половина была разбита. Василий Одиноков приехал сюда за новым назначением, открыл одну из дверей, услышал:
— Мощные удары привели к расчленению 6-й германской армии на две группировки. Советские войска соединились в районе Мамаева кургана. Ликвидирована южная группировка. Пленено командование и штаб 6-й армии во главе с Паулюсом…
Послушал ещё немного и тихонько прикрыл дверь. Пресс-конференции — это не для него. Спросил в коридоре, где оперативная часть, заглянул в кабинет:
— Как мне найти полковника Трифонова?
— Он ушёл на совещание по пленным. А вы кто?
— Старший лейтенант Василий Одиноков.
— Что ж вы опаздываете, товарищ Одиноков? Быстро в конец коридора, по лестнице на этаж выше, там — зелёная дверь.
Василий побежал, куда сказали, и попал на ещё одно заседание.
— …Требуется рассредоточить огромную массу пленных, создать управляемые колонны, вытянуть их из развалин города, — докладывал низенький полковник, стоя на фоне карты Сталинграда. — Этим придётся заняться нам, Отдельному батальону. Подчиняться будем напрямую командующему… Товарищ, вам чего?
— Разрешите представиться, товарищ полковник! Старший лейтенант Одиноков.
— Проходите — там, у окна, есть место… Итак, нам предстоит накормить, напоить и обогреть десятки тысяч человек в мороз, в тяжёлых условиях местности, где отсутствует жильё, где нет лесных массивов, а значит, и дров. Задача, конечно, сложная. Но решаемая.
— Проводить операцию будем силами фронта, но и Ставка окажет помощь, — подал голос ещё один полковник, сидевший возле первого лицом к залу. — Товарищ Сталин лично контролирует эту работу.
— Вопросы есть? — спросил первый полковник.
— Есть, товарищ полковник. Что нам с ними дальше делать?
— Конечный этап операции: передача всего контингента пленных конвойным войскам НКВД. Передавать будем частями. Подготовили колонну, сдали. Ещё вопросы?
— Нормы котлового и вещевого довольствия для пленных нам надо знать.
— Котловое по нормам Красной Армии. Вещевое нас мало будет затрагивать. Пленным оставляется их форма и личные вещи. Дальше будет решать НКВД. Мы одеваем только совсем раздетых… Да, нам передан медико-санитарный взвод. У вас вопрос, товарищ военврач?
Поднялась худенькая девушка в форме:
— Там огромное количество раненых, обмороженных, силами одного взвода мы никак не справимся. Госпиталь нужен.
— Это решим по ходу дела, — ответил второй полковник. — Думаю, развернём даже не один госпиталь. Это же только начало! Сообщайте нам о ваших потребностях через полковника Трифонова.
— Скажите о переводчиках, — попросил майор в очках.
— Да, спасибо, что напомнили. Разрешите вам, товарищи, представить майора Позднякова, начальника службы переводчиков, — и полковник указал на этого майора в очках. — Мы старались подбирать в Отдельный батальон командиров, владеющих немецким языком. Но переводчики всё равно понадобятся. Обращайтесь к Евгению Николаевичу в случае нужды. У него десять человек, в том числе немцы, коммунисты.
— А теперь, товарищи, — опять заговорил второй полковник, — подходите по одному. Получаете задания для своих подразделений, адреса, связь — и немедленно за работу!
…Получив задание — он переходил в Отдельный батальон вместе со своей ротой, и обещали пополнение, — Василий вышел из штаба армии, направился к своей машине. Путь его проходил мимо разбитой то ли немецкими, то ли нашими снарядами церкви. Он поднял руку к лицу, незаметно перекрестился одними лишь пальцами, спрятанными в рукавицу. Накануне он сдал в батальон списки погибших за последнюю неделю воинов своей роты. Прошептал:
— Упокой, Господи наш, праведных рабов Твоих, павших за Отечество, и прости им прегрешения их вольные и невольные. Помилуй, Господи, Николая и Николая, Сергея и Павла, Никифора и Петра…
…В станице, где бойцы подразделения Одинокова лишь недавно дрались с немцами, теперь были оборудованы бараки для пленных, а также и полевой госпиталь. Тут в соседних палатах лежали раненые всех армий: итальянец был, два румына, ещё хрен-те кто. И с каждым надо общаться. Румынские генералы хотя бы владели немецким языком, но с солдатами объясниться было невозможно никак. Что делать? Нашли в 63-й армии сержанта-молдаванина…
Дел у Василия было выше головы: подвозились топливо, горячая пища и кипяток, надо было следить, чтобы всем хватило. Пленные приставали с вопросами. Они были озабочены, что с ними будет. Но тем же вопросом задавались и бойцы Красной Армии. Чего только не довелось Василию выслушать!
— А пусть они отстраивают всё, что разрушили! — предлагали одни.
— Может, они согласятся воевать против фашистов? — мечтали другие.
— Найти среди них нормальных парней, сбросить на самолёте в Берлин, пусть убьют этого параноика Гитлера, — хмурил брови третий.
Ночью приехала с инспекцией главный военный медик армии Удачева Галина Васильевна, старая знакомица Одинокова. Узнала его, кивнула, но времени для разговора они не нашли. Василий был занят беседами с теми ранеными, которых в ближайшее время ждала смерть. Говорил не только с русскими, но и с немцами. Они сдавались в полном истощении, поголовно страдали от дистрофии, брюшного тифа и пневмонии. Взятые в плен, пешком тащились по две, а то и три сотни километров до пунктов сбора, до железной дороги. Смертность среди них была ужасающей, Одиноков не мог обиходить всех… А Удачева проверила состояние дел с лечением этих людей и устроила госпитальному начальству разнос из-за нехватки медикаментов: все госпитали должны были подать заявки, и кто их подал, получил требуемое.
— Да разве могли мы предположить, сколько их будет, — ответил главврач. — Половина обмороженных дистрофиков, а мы думали, в основном будут с огнестрельными.
— Все в таком положении. И все изыскивают ресурсы! Подают заявки! Посылают группы поиска в бывшие немецкие госпитали! А вы тут… Смотрите! От меня получаете выговор. Доложу командующему, не знаю, как он отнесётся.
Пленных оказалось вчетверо больше, чем ждали, то есть к их приёму готовились исходя из неверного расчёта. Строили лагеря, заготавливали медикаменты. Завозили продовольствие. А реалии оказались таковы, что за пять дней всё заготовленное съели! Пришлось брать из армейского резерва…
Из записных книжек Мирона Семёнова
Письмо Мирона Семёнова о. Николаю (Сырову)
6/II–68 г.
Дорогой батюшка, отец Николай!
Получил Ваше письмо с добрыми словами о моей книге. Не скрою, мне это приятно. Также хочу поблагодарить за те воспоминания о нашем друге, которые Вы прислали.
Со своей стороны, сообщаю Вам эпизод, о котором не упомянуто в книге.
Анна Прокофьевна, мать Василия, когда я был у неё после войны, поведала мне, что после торжественного заседания на станции «Маяковская» и парада на Красной площади её отпустили с работы домой, отдохнуть. А муж её, Андрей Владимирович, как раз в эти дни ушёл на смены. К этому времени Василий уже был на фронте, но она этого не знала, надеялась, что сможет с ним увидеться, и ходила к школе, в ожидании возвращения военных, едва не каждый час.
В одну из таких прогулок объявили воздушную тревогу. Она прихватила соседскую девочку Надю, которая там гуляла, и вдвоём они побежали к бомбоубежищу, мимо своего дома, и когда пробежали уже, из подворотни послышались крики: там прятались её соседки, в том числе мама этой девочки Нади, а также её сестра Катя, и звали их присоединиться к ним. Эта Катя, надо сказать, жила с военным интендантом и частенько привозила матери и сестре кое-что из еды. Вот и на этот раз она приезжала.
