— Жарко! — заметил он. — Танкистов, должно быть, здорово припекает.
— Да, в танке сейчас хоть чайник кипяти, — откликнулся Катуков.
Прошли колонной машины с открытыми люками. Танкисты, сняв шлемы, высунулись из люков: подставляли себя ветру. Затем показалась артиллерийская батарея. Несколько грузовых машин везли на прицепах зачехленные пушки. Сидевшие в грузовиках артиллеристы с интересом рассматривали генералов на обочине дороги.
Один из артиллеристов, молодой парень, примостившийся на борту грузовика, перегнулся через кузов, чтобы получше разглядеть начальников. И надо же было случиться несчастью — уронил каску; сверкнув в лучах солнца и несколько раз перевернувшись, она упала в траву, к ногам генералов.
Кто-то застучал о крышку кабины шофера. Машина, проехав метров пятнадцать, затормозила, но виновник задержки не решился спрыгнуть на дорогу: его охватила оторопь.
Из кабины, приоткрыв дверцу, высунулся лейтенант и сердито спросил:
— В чем дело?
— Сержант Курбатов каску потерял! — ответил; то-то.
Лейтенант рассердился.
— Растяпа! — ругнулся он. — Вылезай скорее!.. А ну, бегом!
Курбатов вздохнул, беспомощно глянул на сидящих рядом солдат и, поняв, что положение безвыходное, перемахнул через борт машины.
В машине примолкли, ожидая, как развернутся события. А каску Курбатова уже поднял невысокий генерал и, рассматривая ее, о чем-то весело говорил с командующим армией.
Курбатов быстро оправил на животе ременную пряжку, одернул гимнастерку и нерешительно направился к генералам, считая уже совершенно невозможным бежать к ним, как это приказывал лейтенант.
Курбатова так и подмывало приложить руку к пилотке, но все же он этого не сделал, может быть, просто не успел. Генерал, который поднял каску, неторопливо шел к нему навстречу.
— Чего же это вы, товарищ сержант, казенное имущество разбрасываете? — сказал он, усмехаясь. — А ремешок для чего?.. Забыли?..
Курбатов остановился. И вдруг с веселостью, какая появляется у людей в минуту крайнего возбуждения, сказал:
— Это, товарищ генерал, я отметил рубеж, за который отходить уж никак не буду.
— А собирался?
— Да всяко на войне бывает. И отходили. А вот сейчас решил: если уж очень поднажмут, до каски дойду, а дальше ни шагу.
Ватутин покачал головой:
— Ты, сержант, вижу, хитер! Как фамилия?
— Курбатов, товарищ генерал.
— Бери свою каску, товарищ Курбатов, и покрепче носи ее, чтобы голова целее была. Да думай, как идти вперед, а не назад! Понял?
— Понял, товарищ генерал!
— Ну, беги, товарищи-то ждут.
Курбатов надел каску и, быстро повернувшись, побежал к машине, забыв даже проститься с генералом.
С машины навстречу ему протянулось сразу с десяток рук, и в одно мгновение сержант оказался на борту, рядом со своим дружком Морозом.
Его стали расспрашивать, о чем с ним говорил генерал, но Курбатов отмалчивался, подставляя лицо теплому ветру.
3
Начальник разведки генерал Виноградов положил на стол перед Ватутиным последнюю разведсводку и, отступив на шаг, ждал вопросов командующего.
Ватутин прочитал сводку, подчеркнул некоторый строчки и откинулся к спинке стула.
— Садитесь, товарищ Виноградов, — предложил он.
Генерал подсел к столу. Его худощавое, с острым профилем лицо было сосредоточенно. Раскрыв тонкую синюю папку, он вынул бумаги и стал их перелистывать.
— Значит, вы считаете, товарищ Виноградов, что немцы могут ночью атаковать нас? — спокойно спросил Ватутин.
— Для этого есть данные, товарищ командующий.
— Давайте взвесим их. Я вас слушаю.
— Как вы помните, товарищ командующий, — начал Виноградов, — вчера на участке дивизии генерала Ястребова разведчики в ночном поиске добыли «языка» — ефрейтора Курта Верке. Пленный показал, что в его части фортификационные работы прекращены. Фашистские офицеры разъяснили солдатам, что в ближайшие дни начнется наступление и укреплять оборону нет необходимости.
— Так! — внимательно слушая, произнес Ватутин.
— Это же подтверждено и словенцами, перебежавшими на нашу сторону из семьдесят восьмой немецком штурмовой дивизии.
— Кстати, очень показательно, — перебил Ватутин, — гитлеровское командование уже посылает против нас словенцев, которым оно не очень-то доверяет и которых мобилизовали насильно. Стало быть, приходится туго. Ну, дальше…
— За последние два дня наша авиаразведка отмечает, что передвижения войск в глубоком тылу противника к фронту значительно уменьшились. Не свидетельствует ли это, что немецкое командование в основном закончило перегруппировку, предшествующую наступлению…
— Дальше!
— И наконец, последние данные, товарищ командующий. Сегодня утром немецкое командование отдало приказ полностью заправить горючим баки танков и автомашин.
Ватутин спросил:
— Все?
— Все, товарищ командующий. — Генерал вложил бумаги в папку, захлопнул ее и положил на край стола.
Ватутин задумчиво поглядел в окно, за которым медленно угасал закат.
— Все это как будто убедительно, — заговорил Ватутин, — и в то же время не совсем. Помните, в начале июня они на одном участке даже начали снимать минное поле и накапливаться для атаки. А что произошло потом?.. Потом они сняли свои части и перебросили на другой участок. Разминирование было предпринято только для того, чтобы сбить нас с толку. Почему бы и сейчас им не попытаться обмануть?
— Нет, товарищ командующий, сейчас показания более серьезные, — возразил генерал. — За эти две недели гитлеровцы значительно укрепили свои группировки у Орла и Белгорода. Кстати, я связывался с Центральным фронтом. Там примерно такие же признаки.
Зазвонил телефон. Ватутин взял трубку:
— Слушаю!.. Товарищ Шумилов… Ах, вот как! Это точно?.. Так, хорошо. Принимайте меры… — И, кладя трубку, Ватутин сообщил Виноградову: — Ну, вот еще один признак. Шумилов докладывает, что установлена переброска вражеских войск из глубины к переднему краю.
Ватутин вызвал адъютанта и распорядился пригласить начальника штаба.
Через несколько минут в комнату вошел высокий, могучего телосложения генерал Иванцов. Его загорелое лицо от привычки жмуриться на солнце было иссечено белыми морщинами. На вид ему лет тридцать пять, а то и меньше. Он на мгновение задержался в дверях, кого-то торопливо поприветствовал, а затем подошел к столу.
— Слушаю, товарищ командующий, — сказал он, обменявшись взглядом с начальником разведки.
Ватутин похлопал тыльной стороной ладони по сводке:
— Это видели?
— Видел, товарищ командующий.
— С выводами разведки согласны?
Вопрос был поставлен в упор. Как бы едва заметная тень прошла по лицу Иванцова. Конечно, в точности сообщений разведчиков он уверен, но означает ли это близость удара…
— Вижу, колеблетесь, — сказал Ватутин и сердито махнул рукой. — Давайте продумаем положение…
Иванцов раскрыл такую же, как у Виноградова, папку, которую держал в руках, вынул из нее несколько новых документов и положил их перед Ватутиным.
— Поглядите, товарищ командующий. Только что получено от Чистякова…
Когда генералу Иванцову из Ставки предложили перейти на Воронежский фронт, он не отказался. За недолгое время, которое Иванцов провел в сражениях бок о бок с Ватутиным, он нашел с ним много общего. Особенно их сблизили после боев у Сталинграда трудные мартовские дни 1943 года, тяжелые бои под Харьковом и Мерефой.
Многое было пережито вместе с Иванцовым. И Ватутин видел: не ошибся, когда после трагической гибели начальника штаба Юго-Западного фронта, убитого в декабре, назначил на его место молодого генерала. Новый начальник штаба оказывал большую помощь в руководстве войсками.
А то, что готовилось в апреле, мае и июне на Курской дуге, по своим масштабам намного превосходило все, что предшествовало Сталинградской битве и развернувшемуся затем сражению на Среднем Дону.
Последнее время разведка доносила о непрерывных передвижениях больших масс войск по ту сторону фронта, о новых вражеских танках и самоходных орудиях. Но к лету 1943 года вооружение нашей армии намного пополнилось и улучшилось. Появились большой пробивной силы нового типа орудия, усовершенствовались танки Т-34, был создан тяжелый танк ИС… Было что противопоставить танкам врага, его орудиям, самоходкам.
Укрепления, о которые должен был разбиться наступательный порыв гитлеровцев, строились на глубину до ста пятидесяти километров. Войска располагались так, чтобы они могли нанести ответные контрудары, перейти в контрнаступление.
Один военный историк подсчитал, что за три месяца до битвы на Курской дуге было вырыто почти десять миллионов метров траншей и ходов сообщения. Вытянутые в одну линию, они составили бы глубокую канаву, по которой человек мог бы пройти от Атлантического до Тихого океана, видя над головой только небо. — А если использовать труд, затраченный на всю эту работу, в мирных целях, то можно было бы вырыть судоходный канал протяжением почти в две тысячи километров.
