Надо было принять меры, чтобы городские рынки продолжали бесперебойно работать. Центральный рынок открылся уже в 12 часов дня 23 августа, и жители, сидевшие много дней в подвалах, получили возможность приобрести здесь свежие огурцы, помидоры и т. д. Надо было немедленно взяться за учет уцелевшей жилищной площади. Таких будничных, прозаических, но жизненно важных для каждого большого города проблем рождалось множество. И хотя фронт был еще рядом, и тяжелые немецкие снаряды еще в течение нескольких часов рвались на территории города, нам приходилось вникать в эта проблемы и помогать гражданским организациям их решать.
В свою очередь, гражданские организации и сами мирные жители помогали нам, указывая наиболее удобные пути движения войск, помогая наводить переправы, рассказывая, какие важные объекты взорваны, где прячутся немецкие солдаты, не успевшие удрать из города. Помню, как по указаниям советских патриотов мы в первый же день выловили семерых гитлеровцев, переодевшихся в гражданскую одежду, — нам в комендатуру харьковчане принесли их список и точные адреса, причем под списком поставили свои подписи все жильцы дома, в котором пытались найти приют враги. Вспоминается еще один, несколько курьезный случай. В одном из домов в городе отчаянно кутила группа гитлеровцев. Пьяные, они не заметила, что город давно уже перешел в наши руки. Харьковчане указали бойцам квартиру, где пировали беспечные гитлеровцы, и их вытащили оттуда за шиворот.
С первых же часов пребывания наших частей в городе была четко поставлена караульная служба. Объекты, у которых должны были быть выставлены караулы, также были нами определены заранее. Теперь мирные жители Харькова помогли нам уточнить эти объекты. Они указывали, где находятся ценные склады, брошенные гитлеровцами, базы и т. д. Уже в 10 часов утра стояли караулы у военных объектов, у складов, у типографии, брошенной гитлеровскими пропагандистами на полном ходу. Здесь следует отметить инициативу комсомольских организаций, в первый же день приступивших к формированию истребительных батальонов, которые помогут нам нести караульную службу. Уже сегодня мы начинаем передавать взятые нами под охрану объекты местным властям.
В первую же ночь в городе начали функционировать ночные патрули, выделяемые как воинскими частями, так и милицией. Должен отметить, что в городе царит полный порядок, население соблюдает необходимую дисциплину, и никаких эксцессов ночью не было отмечено.
Когда в конце первого дня я объезжал город, всюду стояли посты милиции. Движение шло четко, организованно. Уже к вечеру последние обозы дивизий, проходивших через город на юг, покинули городскую черту.
К дому, где помещается городская комендатура, началось паломничество харьковчан. Нам приходится беседовать с сотнями людей, которые буквально засыпают нас вопросами. Одни настороженно спрашивали, навсегда ли ушли немцы; другие просили предоставить им хоть какую-нибудь работу, чтобы они не сидели сложа руки в такое горячее время; третьи горячо просили немедленно принять их в ряды Красной Армии. Нашим военным товарищам приходилось на первых порах быть и агитаторами, и организаторами, браться за сотни самых различных дел.
Городские организации очень быстро включились в кипучую созидательную работу. Уже к 12 часам 23 августа районные исполнительные комитеты, военные комиссариаты и другие организации обосновались на своих постах и приступили к работе. Они сразу же сняли с нас большую долю забот.
Сейчас в городе идет работа по учету предприятий, которые можно будет в какой-то мере использовать для налаживания производства. Быстро воссоздается сеть торгово-распределительных точек, открываются столовые, парикмахерские, сапожные мастерские.
Сегодня в двух кинотеатрах уже демонстрировались советские фильмы: «Секретарь райкома» и «Сталинград». В город приезжает концертная группа театра Вахтангова. В местных театрах идет регистрация артистов, которым удалось укрыться от принудительной эвакуации, проводившейся немцами, — в опере зарегистрировалось уже 130 человек, в театре Шевченко — около 110. Кстати сказать, актеры Харькова чувствовали на себе всю тяжесть фашистского ига — театры влачили жалкое существование. Гитлеровские надсмотрщики относились к актерам, как к рабочему скоту, и в театрах часто звучали пощечины. Одной из наиболее часто употреблявшихся мер взыскания было лишение и без того жалкого пайка.
С каждым днем и даже с каждым часом Харьков приобретает все более деловой вид. Все большая и большая часть населения находит себе работу. Перед харьковчанами стоят грандиозные задачи по восстановлению города, разрушенного гитлеровцами, и люди, которые на протяжении почти двух лет были выключены из творческой жизни, забыв о своих специальностях, заботились только о куске хлеба, занимаясь обменными операциями в деревне, теперь с большим жаром берутся за дело.
Поднимаются и первые ростки культурной жизни. Кончился страшный период Смутного времени, когда люди страшились произнести слово на родном языке, лишний раз выйти на улицу, поговорить вслух о Родине. Проявляя железную организованность, харьковчане уже заканчивают первый Период собирания сил и учета своих возможностей. Недалек тот день, когда Харьков снова станет одним из славнейших центров нашей индустрии и культуры.
26. VIII, 23 ч. 40 м.
На углу Пушкинской и Юмовской улиц Харькова стоит отлично сохранившийся двухэтажный дом. Стекла окон и обоих этажах до половины закрашены белой краской, как в бане. У подъезда аккуратной готической вязью выведена надпись: «Сант Пауль» — «Святой Павел». Но сразу же за дверью в прихожей — грязная порнографическая роспись, на которую нельзя глядеть без отвращения. Это был публичный дом, обслуживавший немецких летчиков. Оказывается, имя Святого Павла в Гамбурге носит квартал грязных ночных кабаков. И вот это же имя в Харькове!..
Когда перебираешь в памяти ворох впечатлений нынешних дней, просматриваешь наспех записанные в блокноте рассказы харьковчан, перелистываешь документы, брошенные немецкими чиновниками, перед глазами все чаще всплывает эта деталь — чинная, благопристойная надпись у подъезда, и мерзость, прикрытая именем святого. Она как бы символ поразительной по своему размаху и рекордной по циничности неутомимой деятельности гитлеровцев, поставивших своей целью унизить, заплевать, опоганить самую душу, самое сердце города.
Внешне все было чинно и благопристойно: жители Харькова могли ходить в театр, кино, читать ежедневную газету. Они могли поступить на службу, могли послать детей в школу. Но что за содержание вкладывалось гитлеровцами в каждое из этих понятии, столь привычных уху цивилизованного человека, и как, в сущности, гнусно и низко все это гитлеровское искусство — всегда и всюду делать белое черным, лгать, изворачиваться, денно и нощно оболванивать, опутывать мозг человека, вынимать из него душу и превращать его в автомат, в раба.
Руководитель управления пропаганды Харькова — «Эрика Пропаганда Штафель» — зондерфюрер Бек, лысый неврастенический толстяк, являвшийся на репетиции в драматический театр с парабеллумом у пояса, в редкие минуты благодушного настроения так разъяснял артистам свои задачи: «Мы перевоспитываем вас. Вы привыкли много рассуждать и много думать. Рассуждать вам вовсе не следует, а думать надо только о том, как быстрее и лучше выполнить то, что вам задано на день».
Целая армия немецких чиновников, коммерсантов, больших и маленьких фюреров была занята тем, что отучала людей думать, искореняла у них чувство собственного достоинства. С кем бы мы ни беседовали: со скульптором или с работницей пригородного совхоза, с актрисой или с уборщицей— от всех мы слышали одно и то же. Гитлеровский начальники всех рангов действовали совершенно одинаково — брань, кулак в зубы, палка, и тут же тошнотворно лицемерное разъяснение: «Это для вашей пользы».
В пригородном немецком имении директор, которого работницы прозвали «Холерой», бил женщин палкой за то, что они садились на телегу не так, как им приказывали, а по-своему, как привыкли.
В строительной конторе гнилозубый гитлеровец Вальтер, которого рабочие так и прозвали «Зубатым», избивал работниц «просто так» измерительным метром.
Зондерфюрер Бек, кичившийся своим меценатством, бил актеров и музыкантов по лицу кулаком «ради их пользы».
Все это именовалось воспитательными мерами.
Человека отучали думать. Человека приучали терпеть побои. Человека учили ходить, работать, жить от сих и до сих — ни дюймом дальше!
Со стены одного дома мы сняли объявление: «Внимание! Обращается особое внимание на то, что каждое гражданское лицо, которое без особого письменного разрешения соответствующих военных органов оставит свое местожительство, или не будет иметь постоянного местожительства, или будет задержано на дорогах вне города, подлежит строжайшему наказанию. Это относится и к лицам, у которых имеются разрешения, но которые будут обнаружены за пределами кратчайшего маршрута, указанного в их разрешении».
