Мадина Амагова - В ожидании мира

Представление о воспитании у разных народов бывают равнопротивоположными. К примеру, ходить в гости без предупреждения считается у многих неприличным. У нас чеченцев предупреждать о визите как-то и не принято. Это говорит о том, что вы сомневаетесь, примут ли вас хозяева, что может обидеть последних. А гость, пришедший в кавказский дом — это святое. Как бы ни был занят хозяин, он откладывает все дела, ставит на стол все лучшее, что есть в доме, и уделяет гостю все свое внимание. Если человек поступает иначе, его просто сочтут невоспитанным.

Невероятное гостеприимство проявила моя тетя Раиса.

Когда в 94 году в городе начались боевые действия, она приехала, и забрала нас к себе в село. Кроме нас, в ее доме было огромное количество родственников, которые выехали из наиболее опасных зон.

Для всех и для каждого у нее нашлось место, нашелся кусок хлеба, а главное внимание и терпение, с каким она относилась ко всем нам.

И это несмотря на то, что у нее самой пятеро детей и уже были внуки. Она работала учителем в школе, и было трудно прокормить такую большую семью, да еще приехавших беженцев.

И сама Раиса, и ее дети относились к нам так, как будто мы были самыми желанными гостями в их доме. С такой любовью и теплотою, которая так необходима человеку, вынужденному покинуть свой дом и искать пристанище. Даже в самые сложные моменты Раиса улыбалась и делала вид, что все в порядке, какая бы буря не бушевала у нее на душе. Ни один день, ни одну минуту я не чувствовала, что нахожусь в гостях. Они смогли создать такую атмосферу, благодаря которой мне было спокойно и хорошо как дома, а война, казалось, где- то далеко.

То время, что я провела с ними, навсегда останется приятным воспоминанием.

События, произошедшие в последнем месяце лета 96 года, называли по-разному: «августовские события», «приход боевиков», «вторая война». Это был еще один важный этап в истории чеченской войны.

С начала года ходили слухи о том, что боевики захватят город. Каждый раз назначались разные сроки, то на 23 февраля, то 8 марта, затем откладывалось до майских праздников. А в августе, когда люди поверили, что угроза активизации боевиков очередные пустые разговоры, это все же случилось.

Воевать начали на рассвете. Бомбили со стороны аэропорта, целью был консервный завод, который якобы захватили боевики. А наши кварталы, как раз находились между аэропортом и заводом.

С первым грохотом мы подскакивали с кроватей и начали метаться по дому, в поисках хоть немного безопасного места. Выбрали прихожую, наверно потому, что окна выходили во двор, а не на улицу. Хотя, если бы в дом попал снаряд, вряд ли кто-нибудь из нас уцелел. В доме нас было трое старший брат Артур, я и Марина — свояченица дяди Абика.

Мы с Мариной сели в прихожей, кое-как натянув на себя одежду. В такие моменты мозг почему-то отказывается логически думать. Начинается какое-то хаотичное движение мыслей, которые мешают сосредоточиться и сделать хоть одно правильное движение. К примеру, взять документы, деньги, ценности или даже по-человечески одеться. Недаром во всех войнах так популярна тактика внезапности.

Паника и животный страх охватывает и парализует все тело и мозг.

Стреляли из всех видов орудия. Дом сотрясался и стекла, казалось, вот-вот лопнут.

Марина заплакала, у нее быстро сдали нервы. Я хоть и старалась делать вид, что держу себя в руках, глядя на нее, тоже запаниковала.

В большей степени из-за того, что почувствовала, что несу ответственность за нее. Ведь она ночевала у меня по моей же просьбе.

Трудно полностью передать, что испытываешь в такое мгновенье. Мозг сверлит одна мысль «неужели все, конец». Или мне сейчас кажется, что я так думала. Была ли я вообще способна думать тогда.

Мы просто сидели на полу, обхватив колени руками, плакали и молились, молились, молились. Ничего другого делать не оставалось. Стук собственного сердца слышен так отчетливо что, кажется, он доступен не только для твоего слуха, каждый раз вздрагивает и сотрясается немое тело под грохот взрывающихся снарядов.

Мы прислушивались к свисту мин. Если звук был протяжным, значит, пролетит мимо, если коротким — может попасть в дом.

Если бы вы только знали, как много зависит от этого звука. От него зависит жизнь, а еще останетесь ли вы в здравом уме или сойдете с ума.

Сердце останавливается и ждет. Ждет, пока разорвется снаряд, чтобы разорваться вместе с ним или продолжать биться.

Человеку, как правило, сложно представить свою смерть. Невозможно осознать, что жизнь будет продолжаться и не будет конца света, даже если в ней нет тебя. Но в такие моменты так отчетливо и ясно начинаешь ощущать и видеть грань, разделяющую жизнь и смерть, что понимаешь, насколько ты беспомощен и уязвим, и как зыбко твое существование.

Перед глазами вдруг нарисовалась картинка со скорбными лицами родственников, плачущих над моим бездыханным телом. Стало так жалко себя. Позже я не раз убеждалась, что нет ничего хуже, чем жалость к собственной персоне. Наверное, потому, что это чувство мешает объективно относится к себе и окружающим.

Артур, посоветовав нам сидеть поближе к стене, зашел в комнату и снова лег спать. То, что он поразил нас своей невозмутимостью — это мягко сказано. Вообще он по натуре очень уравновешенный человек. Его практически невозможно вывести из себя. Вероятно, в глубине души Артур переживал не меньше, но внешне он выглядел очень спокойно, может, своим спокойствием старался избежать паники на корабле.

Перестрелки и бомбежки длились не больше получаса, но нам это время показалось вечностью. Утром, когда они прекратились, мы с Мариной побежали к Абику.

Обычно бомбить начинали в 5 утра. Мы спускались в подвал и пережидали там. Вскоре ночные атаки участились и обострились, приходилось безвылазно сидеть в убежище, а в конечном итоге и ночевать там.

Днем мы наблюдали, как военные вертолеты уничтожают дома в близлежащем районе. Поднебесные машины были похожи на монстров изрыгающих смертельный огонь. В любой момент цель может поменяться, и зловещие машины направят орудие в нашу сторону. Я до сих пор вздрагиваю, когда слышу рев вертолета или гул низко летящего самолета.

Еще нас очень удивило поведение дядиного пса по кличке Казбек. Как только он слышал звук первого взрыва или выстрела, сразу забегал в дом и прятался под кроватью. Бедное животное тряслось от страха и забивалось в самый дальний угол. И как бы мы не пытались выманить его оттуда, Казбек не покидал своего убежища до тех пор, пока не наступало затишье. Мы умеем контролировать эмоции, скрывать чувства, а во взгляде пса я увидела явный, ни чем не прикрытый, животный страх.

Эти дни живем в ожидании. Что же дальше? Кто кого?

Электричество периодически отключают, дороги перекрыты, частные торговцы распродают оставшиеся продукты, не забывая при этом повышать цену. Хочешь — бери, не хочешь — ходи голодным. Голодными мы, к счастью не остались. Надо отдать должное Зине жене Абика. Она готовила еду буквально под свист пуль. Вообще Зина — образец вайнахской женщины, ее никак нельзя назвать слабой. Она одна из тех женщин, которая трудится, не покладая рук, которая стоит часами в очереди за гуманитарной помощью, бегает по разным инстанциям в поисках очередной необходимой справки, и готовит для своей семьи, даже если рядом взрываются снаряды. Вся жизнь с ее радостями и горестями отражается на ее внешности. Но не важно, что морщины на лице стали глубже и седых волос на голове уже не сосчитать. Она готова на самопожертвование ради близких людей. Это так присуще чеченской женщине. Если считается, что мужчина это каменная стена, за которой можно спрятаться, то чеченская женщина — это фундамент, на котором держится эта стена.

Вот уже который день ночуем в сыром подвале. Хоть Зина и настелила картонные листы, а сверху были еще и матрацы, время, проведенное в убежище, незамедлительно отразилось на здоровье. У меня начали болеть почки, поясница, а самое неприятное — это бессонница, которая лишала последних сил.

Может показаться странным, но и в подвале люди могут спать. Засыпали все: и Марина, и Абик с Зиной, и их трехлетняя малышка Алиска. Только я лежала с закрытыми глазами, всячески стараясь заставить свой мозг отключиться и уснуть. Бесполезно. Одна мысль сменялась другой настолько быстро, что я переставала контролировать их ход. Отсутствовала хоть какая-нибудь логическая последовательность. В одну из таких ночей были написаны следующие строки:

Так и провела ночь, отпустив мысли в свободное плавание и впитывая в себя подвальную сырость.