Однажды корабль, на котором служил Гейдрих, посетил с дружеским визитом порт Барселоны. В тот же вечер в клубе друзей Германии, где обычно собирались немцы, жившие в этом испанском городе, должен был состояться прием в честь офицеров германского флота. Получив приглашения, Гейдрих с товарищами вечером сошли на берег и отправились на светский раут. Все шло хорошо, ничто не предвещало конфликта. И вдруг – вспышка. Познакомившись с молодой испанкой, Гейдрих пригласил ее прогуляться в апельсиновый сад, окружавший клуб. Девушка согласилась. Оставшись наедине, он стал откровенно приставать к ней, и та ударила его перчаткой по лицу. Покраснев от гнева, он в ответ ударил ее дважды, да так, что все лицо сеньориты было залито кровью. Когда в слезах и в стенаниях сеньорита вбежала в зал, веселье вмиг прекратилось. Гейдрих же спокойно вернулся на корабль, нисколько не сожалея о содеянном. Позднее молодая испанка написала рапорт капитану корабля, с просьбой примерно наказать зарвавшегося офицера. Но, зная о расположении к Гейдриху адмирала Редера, тот ограничился устным внушением. Однако о происшествии стало известно высшему командованию. Дело замяли, адмирал Редер лично просил не назначать для Гейдриха суд чести. Призвав к себе подчиненного, он весьма сурово напомнил ему о правилах поведения, принятых в военно-морском флоте, и посоветовал поскорее жениться. Адмирал всерьез надеялся, что присутствие молодой жены рядом с Гейдрихом сделает его подопечного гораздо более сдержанным и уравновешенным. Вскоре нашлась и невеста. Супруга Канариса, фрау Эрика, познакомила Гейдриха с фрейлян Линой фон Остен, дочерью своей приятельницы. Отец Лины содержал частную школу на острове Ферман в Балтийском море. Семья имела безупречную арийскую родословную и могла похвастаться глубокими аристократическими корнями. К моменту знакомства с Гейдрихом Лина закончила высшие учительские курсы и преподавала французский язык в одном из частных пансионов в Киле. Холодная, амбициозная красавица, Лина на первом же свидании сообразила, что ей не стоит особенно упорствовать – еще накануне фрау Эрика подробно объяснила, какие блестящие перспективы открываются перед молодым флотским офицером, претендующим на ее сердце. Прекрасно зная о том, что еще во времена великого короля Фридриха ее предки были приближены ко двору, Лина глубоко переживала то положение, в котором оказалась ее семья после поражения восемнадцатого года. Фон Остены потеряли фактически все свое состояние, так как предприятия, которыми они владели, обанкротились. Привыкшие к безбедной, роскошной жизни, они вынуждены были довольствоваться скромными учительскими заработками, тогда как обнаглевшие нувориши, нажившиеся на войне, купались в богатстве. Лина очень надеялась, что брак с подающим надежды молодым человеком, который, по словам фрау Эрики, несомненно, дослужится до самых высоких постов, вернет ее семье престиж и прежнее высокое положение в обществе. Потому без излишнего жеманства, сходив с кавалером всего лишь дважды на танцы и в кино, Лина дала согласие стать женой Гейдриха. На Рождество 1930 года она привезла жениха на остров Ферман знакомить с родителями. Они приняли Гейдриха очень дружелюбно, и уже в январе 1931 года в офицерском собрании Киля было объявлено о помолвке. Гейдриха поздравляли, адмирал Редер выразил удовлетворение выбором невесты и обещал обязательно лично присутствовать на венчании. И тут случилось непредсказуемое. Точнее, непредсказуемым и ошеломительным случившееся событие оказалось скорее для Лины и всего светского общества Киля, Гейдрих же вовсе не удивился подобному обороту, он знал, что так может произойти, он знал, что играл с огнем – и доигрался. Ухаживая за Линой, он вовсе не собирался сохранять ей верность. Параллельно он встречался с другой девушкой, дочерью одного из старших офицеров, служивших в Арсенале Киля, с которой он познакомился на приеме после проведения очередной кильской регаты. Обещая жениться на девушке, Гейдрих уговорил ее прийти в снятый им заранее гостиничный номер, там напоил и, несмотря на полное несогласие юной особы, силой добился физической близости с ней. После же, оставив девушку в удручающем состоянии, убежал из номера. Когда девушка немного пришла в себя, то обнаружила, что у нее кроме всего прочего пропали деньги и драгоценности. Пока Гейдрих оставался свободным, девушка молчала, надеясь, что он выполнит свое обещание жениться на ней. Она всячески добивалась встречи с ним, хотя он избегал ее. Но как только стало известно о помолвке Гейдриха с Линой, молчать больше не было смысла – оскорбленная девица написала письмо адмиралу Редеру. Дело осложнялось тем, что отец девушки еще с ученической скамьи состоял с адмиралом в дружбе. Слухи о скандале с невероятной быстротой распространялись по Килю. Замалчивать происшествие больше было невозможно. Несмотря на все симпатии, которые он испытывал к Гейдриху, адмирал Редер приказал собрать суд чести. На суде Гейдрих старательно доказывал, что, хотя и пригласил девицу на фужер «Мартини» в номер, но даже не притронулся к ней. И уж точно ни в коем случае не может быть замешан в воровстве. «Если угодно, – говорил он с горячностью, – обыщите мой дом. Вы не найдете там ни единой вещицы, которая принадлежала бы фрейлян». Сказать по чести, в последнем он не лукавил. Обокрал девицу действительно не он, и впоследствии полиция поймала настоящего преступника, служившего в гостинице лифтером. Поскольку Гейдрих был совершенно не виновен в одном из пунктов обвинения, он столь же уверенно отрицал и остальные. Возможно, фортуна и улыбнулась бы ему снова и все дельце сошло с рук, как и прежде, тем более, что адмирал Редер, возглавлявший суд лично, и сам не верил в то, что Гейдрих мог совершить воровство. А одно сомнение порождает и другие. Суд склонялся к тому, чтобы оправдать Гейдриха, но все-таки ему не повезло. Старая дружба с отцом девушки, который и слышать не желал о компромиссе, перевесила расположение адмирала к Гейдриху. Не без сожаления, – но что поделаешь, – он подписал решение суда, в котором поведение лейтенанта Гейдриха признавалось недостойным офицера флота и ему рекомендовалось подать в отставку во избежание более крупных неприятностей. Так в апреле 1931 года блестящий морской офицер Рейнхардт Гейдрих оказался выброшенным на улицу и присоединился к пятимиллионной армии немецких безработных.
Это было крушение. От всего случившегося можно было сойти с ума. Вернувшись домой в Галле, он заперся в комнате и почти два месяца не выходил из нее. Всеми фибрами души, всем своим существом он был связан с флотом и не мыслил для себя иной жизни. Дров в огонь добавляли родители. Безутешные от обрушившейся катастрофы, они неустанно винили сына в том, что он разрушил все их надежды на старость, и едва не довели его до самоубийства. Спокойствие сохраняла только Лина. Хотя мать Гейдриха не приняла ее, – еще бы, какая-то кукла будет теперь вертеть ее мальчиком, – та все равно приехала в Галле и ежедневно писала жениху письма, умоляя встретиться. Пойдя против воли отца, который после отставки вовсе не считал Гейдриха перспективным мужем для дочери, она отказалась расторгнуть помолвку и вымолила разрешение подождать до того момента, пока, возможно, Рейнхардт найдет себе применение в гражданской жизни. Она полюбила его, и ни за что не хотела расставаться. Преданность Лины придала Гейдриху силу. Взяв себя в руки, он попытался устроиться на торговый флот, но его не взяли из-за корпоративной солидарности. Тогда он пошел работать инструктором в Ганзейскую яхтенную школу с весьма приличной зарплатой, но эта деятельность тяготила его – не тот масштаб, слишком мелко. Учить детей богатеньких нуворишей – о таком ли будущем он мечтал? Он не чувствовал призвания к цивильной жизни и мечтал вернуться на службу. Руку помощи протянул Канарис. Давно общаясь с политиками, близкими к нацистской партии, он рассказал Гейдриху об организации специальных охранных отрядов, СС, элитной организации, построенной на строжайшей военной дисциплине и субординации. Канарис был знаком с предводителем СС, неким Генрихом Гиммлером, двадцатидевятилетним сыном школьного учителя из Мюнхена, который теперь именовался пышным титулом «рейхсфюрер СС». У Гиммлера было множество противников не только за пределами партии, но внутри нее, и в первую очередь, Геринг – знаменитый ас Первой мировой войны. Так что рейхсфюрер всерьез задумывался об учреждении при своей организации разведывательной службы наподобие армейской, которая помогала бы ему вести борьбу за верховенство в партии с цинизмом и безжалостной жестокостью. Но сколько ни старался сам Гиммлер, не имея подготовки, он не мог справиться с подобной задачей: все его операции отдавали любительством, и Геринг, имевший обширные связи в военных кругах, только насмехался над ним. Гиммлеру нужен был верный, способный, профессиональный человек, знающий правила игры в разведке. Гейдрих оказался именно таким. Когда Канарис с согласия Гейдриха представил Гиммлеру досье на отставного лейтенанта, тот был поражен его идеальной арийской внешностью, к тому же послужной список также выглядел довольно внушительно. Рейхсфюрер СС попросил Канариса устроить ему свидание с кандидатом. Будущий глава абвера немедленно отослал в Галле телеграмму, и, получив ее, в тот же вечер Гейдрих и Лина засобирались в Мюнхен. Гиммлер принял их за городом, на своей птицеферме. Он подхватил простуду и слегка хрипел, но дело было важнее. Помимо Гейдриха Гиммлер рассматривал на пост своего помощника еще одну кандидатуру, речь шла о бывшем армейском капитане Хорнингере, но этот человек не вызывал у рейхсфюрера доверия. Подозрительный во всем, Гиммлер, возможно, не без основания, считал, что Хорнингера вполне мог подставить ему Геринг. Во всяком случае, у него были основания впоследствии перевербовать его. Так они встретились впервые, Гейдрих и Гиммлер. При близком знакомстве рейхсфюрер СС вовсе не производил впечатление предводителя устрашающего ордена смерти, на эмблеме которого изображены череп и перекрещенные кости. Впрочем, на тот момент, середину 1931 года, ничего устрашающего в СС еще и не было, организация только создавалась, и мало кто слышал о ней даже в Германии, не говоря о других европейских странах. Одетый по-домашнему, в тапках на босу ногу, Гиммлер мягким, даже слегка заискивающим тоном пригласил Гейдриха пройти в гостиную своего дома и, внимательно глядя на него сквозь стекла очков, выслушал предложенный план устройства разведывательной службы, ни разу не перебив вопросом. Потом спокойно расспросил о семье, о невесте Лине, об увлечениях спортом и отпустил в гостиницу. Никогда не принимая поспешных решений, даже будучи уверен, что они удачны, Гиммлер решил взять паузу и провести для Гейдриха последнее испытание – на твердость характера. Выдержан ли он, умеет ли ждать? Будь Гейдрих в Мюнхене один, он бы, возможно, сорвался. Выпавшие на его долю переживания окончательно измотали ему нервы, и он наверняка, не утерпев, побеспокоил бы рейхсфюрера, не дождавшись, пока тот сам вспомнит о нем. Но с ним была Лина. Интуитивно она чувствовала, что надо терпеть, нельзя спугнуть удачу и удерживала Гейдриха от его истерических порывов всеми способами. Она угадала. Выяснилось, что капитан Хорингер, соперник Гейдриха, был агентом вовсе не Геринга, а баварской полиции, и решение Гиммлера относительно Гейдриха стало окончательным. Спустя десять дней после приезда в Мюнхен Гейдрих был назначен главой вновь образованной службы безопасности (СД) и получил звание штандартенфюрера СС. На Рождество 1931 года он обвенчался с Линой. Впереди его ждало блестящее будущее, о котором он не мог мечтать даже на флоте. Счастье снова улыбалось Гейдриху. Он оборвал все отношения с родственниками, чтобы скрыть даже намеки на возможные еврейские корни. Оставил только фотографии – этого вполне достаточно, по крайней мере, фотографии молчат, и их в любой момент можно убрать в стол. Теперь остались только он, Лина и СС – все. Достигнув могущества и получив после прихода Гитлера к власти доступ ко всем архивам, в том числе и флотским, он постарался уничтожить следы своей неприятной истории. Протокол заседания офицерского суда исчез, словно его никогда и не было. А многим участникам того трибунала пришлось вскоре самим подать в отставку, в том числе и адмиралу Редеру. Так Гейдрих рассчитался со всеми своими обидчиками, оставив их не у дел, а некоторых к тому же хорошенько потрепав по тюрьмам, в науку прочим.
