Военный округ — это не пехота, а высшее общевойсковое объединение, имеющее оперативно-стратегическое значение, которому подчиняются практически все силы и средства ВС, расположенные в границах округа (кроме стратегических ядерных сил). Командующий войсками и Военный совет округа отвечают за все и всех, размещенных в пределах округа, и в первую очередь за их способность выполнять боевые задачи. Военный округ хоть и входит в состав Сухопутных войск, но является важнейшей опорой Верховного главнокомандующего — президента страны в решении многих крупных военно-политических и стратегических задач в интересах обороны государства в мирное и военное время.
Прискорбно, но факт, что для нас всегда и во всем были характерны крайности. И в данном случае в указанной статье эта тенденция роспуска просматривается в отношении военных округов. Но, развалив то, что было создано десятилетиями, сложно будет восстановить в короткие сроки, а жизнь потребует. Даже США после событий в районе Персидского залива пришли к выводу, что надо уметь быстро отмобилизовывать необходимые силы. В связи с этим создали новое специальное командование и в основу своей мобилизационной системы закладывают многое из нашего опыта. Надо учитывать, что это делается в условиях отсутствия угрозы непосредственно на континенте (их беспокоит безопасность национальных интересов в глобальном плане).
Даже если обстановка у нас в России и других странах СНГ в ближайшее время ухудшится, все-таки наши люди всегда будут думать о создании единой семьи из числа бывших республик СССР. Я в этом уверен. Нет, это не возврат к прежнему и прошлому, а сохранение Союза народов, созданного веками. Знаю, что это возможно, если будут созданы благоприятные условия для развития центростремительных сил и в первую очередь создания в СНГ органов, координирующих взаимные связи и обеспечивающих реализацию достигнутых договоренностей. Не последнюю роль в этом сыграют и военные округа со своими традициями, авторитетом, деловыми связями и т. п. Поэтому и в этих интересах не следует торопиться с ликвидацией военных округов. Этот орган целесообразно сохранить при всех условиях, пусть он будет представлен в самом сокращенном виде.»
С уважением,
В. И. Варенников 15 мая 1992 года
Таким образом, я отговаривал П. Грачева от возможного рассмотрения вопроса о расформировании военных округов, что начало будироваться в прессе.
Во втором послании министру обороны я излагал некоторые проблемы военной стратегии.
В третьем письме я поставил вопрос о стратегических ядерных силах.
Разумеется, ни на одно из своих писем ответа от Грачева я не получил…
В первые сутки пребывания в госпитале меня осмотрели врачи (естественно, в присутствии охраны), и я готов был уже приступить к лечению, как вдруг 14 декабря 1992 года во второй половине дня старший охраны объявляет, что скоро ко мне приедет «начальство». На мой вопрос: «Что случилось? — охранник сказал, что сам ничего не знает. Конечно, я был встревожен и начал строить различные версии.
Действительно, вскоре ко мне в палату заходят сразу человек шесть или семь во главе с заместителем Генерального прокурора генералом Фроловым и полковником Панчуком. Хотят возвратить в Матросскую Тишину? Но глядя на их светлые, торжественные лица (а Панчук — тот вообще широко улыбался), я сразу отверг это предположение. И даже немного подрастерялся — что случилось?
Небольшая комнатка была забита народом. Фролов и Панчук поздоровались со мной за руку, затем первый немного выдвинулся вперед и сказал: «Валентин Иванович, по поручению руководства я обязан объявить следующий документ». И дальше, развернув красную папку, стал читать постановление Генерального прокурора РСФСР об изменении мне меры пресечения — тюрьма заменялась освобождением из-под стражи и подпиской о невыезде. Когда генерал читал документ, размеренно, торжественно и громко, я почему-то вспомнил торжественный момент в Кремле, когда А. Громыко зачитывал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении мне звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Генерал Фролов закончил читать левитановским голосом этот исторический документ и торжественно вручил его мне. Затем тепло, сердечно поздравил с этим событием и сказал: «Будем надеяться на лучшее». Вслед за ним меня поздравили и остальные. Я был несказанно рад. И не только за себя, но и за всех присутствующих, которые искренне выражали восторг и удивление таким решением.
Сейчас мы с Владимиром Петровичем Тюриным иногда встречаемся — он теперь главный терапевт Центрального военного госпиталя имени Бурденко, но каждый раз, какой бы повод для встречи ни был, вспоминаем мое пребывание в то время у него в отделении. Я — с благодарностью за заботу и внимание, за успешное укрепление здоровья, а он, очевидно, благодарит судьбу за то, что ему не аукнулось тогда лечение человека, привлеченного к уголовной ответственности по делу ГКЧП, хоть это привлечение и было незаконным.
Потом меня поздравил персонал отделения во главе с Владимиром Петровичем. Врачи и медицинские сестры искренне радовались за меня. Затем появилось руководство госпиталя во главе с генералом Крыловым. А наутро следующего дня — это было 15 декабря, день моего рождения — ко мне припожаловали жена Ольга Тихоновна со слезами радости, цветами и различными сладостями, старший сын Валерий со своей семьей и некоторые друзья. Привезли с собой фотолюбителя, который сделал нам памятные снимки.
А мне не верилось, что освобождение произошло, да еще и в мой день рождения. И я еще раз утверждаю, что этот шаг был сделан по настоянию полковника В. Панчука, хотя я его об этом никогда не просил.
Затем появились журналисты Николай Мишин и Борис Куркин. Я был благодарен им за поддержку и помощь в издании брошюры «Судьба и совесть». Центральное место в ней занимало не только все, что случилось со мной и мои переживания в связи с тем, что произошло и что может ожидать наш народ, но и некоторые документы, которые уже можно было публиковать. В частности, одна из шифротелеграмм, которую я направил из Киева в Москву в адрес ГКЧП. Между прочим, почему-то некоторые члены ГКЧП в последующем говорили, что они якобы не видели этой телеграммы. Но такого не бывает. Шифротелеграмма докладывается соответствующему начальнику, как правило, немедленно.
Несколько слов о брошюре «Судьба и совесть». Я искренне благодарен Борису Александровичу Куркину за быструю и удачную компановку текста, который я наговорил во время наших с ним встреч в госпитале. Брошюра в 90 страниц фактически излагала суть происшедших событий, хотя и доминировали эмоции. Вот один из фрагментов:
«…Мне предъявлено обвинение в измене Родине с целью захвата власти, умышленном нанесении ущерба государственной безопасности и обороноспособности страны.
В связи с этим я уже сейчас могу заявить моим обвинителям (пользуясь их методом — до суда!) следующее.
Да, я выступил против мрака и позора, которые обрушились на нашу Державу. Но разве можно было дальше смотреть, как разваливается страна, ее оборона, нищает народ, рассыпается экономика, льется кровь в межнациональных конфликтах, расцветает преступность, как растлевают российских девушек — будущих матерей, как их продают в рабство за звонкую монету? Разве можно было дальше терпеть унижение нашей страны, холуйство и пресмыкание перед Западом?
Судите меня — я против всего этого! Против разложения и унижения своего народа! Против падения нашего Отечества! Найдите самую суровую статью за спасение человеческой души. Я только буду гордиться этим!
Осудите меня и за то, что я не предал слезы вдов, оплакивающих воинов — мужей, павших на полях сражений Великой Отечественной войны. Вам, поправшим мораль и человеческое достоинство, подвиги наших предков и отцов, будет на сей раз легко избрать мне любую меру наказания.
Судите меня! Не жалейте! Ибо вас будут судить принародно, начиная с Горбачева.
Судите, что чудом остался в живых и под Сталинградом, и на Зееловских высотах, и при штурме Берлина, и за то, что прошел на Параде Победы через Красную площадь!
Покарайте меня и за то, что четыре с лишним года старался максимально сохранить жизнь солдатам и офицерам, выводил к матерям, женам и невестам сыновей-воинов из Афганистана!
Что ж, судите!
А мало будет — припомните мне и Чернобыль! Вас, мои обвинители, я там не видел.
Во всех случаях свой крест я буду нести с достоинством. Чиста моя совесть перед Россией и народом».
Читатель, конечно, поймет мое состояние. Ведь только-только вышел из тюрьмы. Да и арестован был неправомерно. И предварительное следствие Генпрокуратурой велось с обвинительным уклоном. И такой же (я считал) меня и других товарищей ожидает неправедный суд. Все это вместе взятое, естественно, выплеснулось с гневом на страницы брошюры.
