Мы растерялись! Кто стрелял? Откуда? Вдруг церандоевец стал стрелять из ППШ в один из открытых ходов источника. Он начал стрелять стоя, короткими очередями, а потом пошёл вперед, не прекращая стрельбу. Мы тоже открыли огонь, и короткими перебежками побежали в сторону источника. Источник был устроен просто, но изящно. Вокруг колодца, был сводчатый потолок с несколькими открытыми арочными входами, возле одного из них лежал убитый душман с зажатым в руках автоматом. Подошёл церандоевец, и Виталик стал его громко расхваливать, какой он молодец, что завалил духа и спас нам жизнь. Виталик даже приобнял церандоевца и похлопал его по спине. Афганцу было лет 30–35ть, среднего роста, смуглый, добродушный мужик. Похвала ему была приятна, и он широко улыбался белоснежными зубами.
История источника противоречива, в следующий раз застал его полностью разрушенным. Слышал, что будто бы афганцы сочли его оскверненным и сами разрушили, но сейчас думаю, что его разрушили наши. Вода — великая ценность в засушливом высокогорье.
Пленные.
Прочёсывание Сартосана продолжалось, и мы устремились к следующему дувалу, перевернув всё вверх дном, перешли в следующий. В нём-то, в одной из просторных комнат, обнаружили замаскированный вход в киризы. Стали допрашивать хозяина, он отрицал всё, и только после того как собрались взрывать, сказал, что там находятся люди. Начались переговоры.
Посылали несколько раз хозяина к затворникам. Он лазил несколько раз в потайной ход, и мы его томительно ждали. Вылезал и говорил, что сейчас они начнут выходить. Но духов не было. Тогда готовили всё для взрыва, и он снова залезал в нору и снова вёл переговоры.
Для меня всё было новым и в высшей степени тревожным. Очень боялся первого столкновения с врагом. Через некоторое время они стали выползать, обдолбленные, с осоловевшими глазами. Мы ставили их к стенке. Один из душман в синем пиджаке качнулся в мою сторону. Глаза его были мутными, он широко раскрыл руки как для объятия и с пьяной улыбкой шагнул в мою сторону. У меня все нервные струны были натянуты до предела, и я испугался, что это отчаянная попытка прорыва, и изо всей силы ударил прикладом автомата в лицо.
Удар откинул духа, но не сбил с ног, выражение его лица моментально изменилось, он с ненавистью и страхом, потирая лицо, отступил к стене. Какой-то офицер прикрикнул на меня: «Спокойнее! Не надо бить!».
Мне всё равно было страшно, в сравнительно небольшой комнате оставалось трое вооружённых солдат вместе со мной, два офицера и переводчик, а напротив 17 душман, и нас разделяло несколько шагов. Казалось, что духи ещё смогут максимально «продать» свои жизни, прихватив с собою наши. Офицеры не были готовы к внезапной атаке, или нарочно демонстрировали беспечность и спокойствие. Мы были готовы, но нас было мало, а душман много, для того чтобы задавить нас собственным мясом и задушить голыми руками. Впрочем, их особенно и не обыскивали. Тут же выяснилось, что все они не местные, и только вчера прибыли из Ирана.
Наконец-то их стали выводить, и камень упал у меня с души, когда они все вышли во двор. Хозяину объявили о том, что за укрытие душман его дом будет взорван и у него есть несколько минут, чтобы забрать самое необходимое. Мне приглянулось большое махровое полотенце, которое висело на гвоздике, вбитом в косяк, но молодая женщина, перехватив мой вожделенный взгляд, быстро сорвала его и убежала в другие комнаты.
Старуха.
Мне приказали нести тротил. Быстро выбежал во двор и выскочил к БМРке. Отвязал привязанный к броне ящик тротила и понёс его в дом. Когда шёл по комнатам, то навстречу мне бежали женщины и старики, собиравшие пожитки. В одной комнате в углу сидела скрюченная старуха, прямо на полу, подогнув под себя ноги. С большим трудом, поворачивая голову, и сильно кося глаза, пристально наблюдала за происходящим. Взгляд у неё был цепким и зорким, и она внимательно и строго проводила меня глазами.
Ящик установили в комнате, где брали пленных, около пересечения стен, чтобы взрыв нанёс как можно большие разрушения. Отмерил нужное количество шнура и вставил в детонатор. Детонатор вставил в тротиловую шашку верхнего ряда.
В это время во дворе всех отгоняли на безопасное расстояние. Мы доложили о готовности взрывать. Через некоторое время нам дали отмашку. Поджёг бикфордов шнур, и мы стали уходить. Когда вышел, то заметил старуху, сидящую на полу. Мне было очень жалко её, и сделав несколько шагов, нагнулся к ней, чтобы поднять. Подхватил удобнее под мышки и стал поднимать, но суставы у неё не разгибались, а в таком состоянии, «засохшей лягушки», мне было её не вытащить. Напарник крикнул мне: «Оставь её, она не нужна своим. Родственники нарочно оставили ее, чтобы она наконец-то умерла».
Я опустил старуху на место, в глазах её не было испуга, а даже что-то похожее на благодарность за мой добрый жест, который не довелось довершить. Я крикнул в окно, что в доме осталась старуха. Ещё можно было выдернуть шнур и предотвратить взрыв, но на меня замахали руками и закричали, чтобы быстрее выходил.
С чувством сожаления и непонимания покинул дувал. Сожаление о том, что мне не хватает сил, чтобы её выволочь, и непонимания того, почему никто не хочет мне помочь. Пробежал через двор и забежал за угол соседнего дувала.
Через несколько секунд страшный взрыв разметал крышу и стены дувала, внутри что-то загорелось. Повалил густой и чёрный дым. Быстро осмотрели развалины, и ничего интересного не обнаружив среди обломков глиняных стен, стали торопливо покидать кишлак.
Отход.
На окраине кишлака бросил взгляд на разгорающийся пожар. Густой чёрный дым стлался по земле, обволакивая другие дувалы. БТРы и танки выстраивались в колонну и быстро покидали кишлак. Стремительно опускалась ночь.
Всегда удивлялся тому, как быстро темнеет в горах. Солнце буквально переваливает за кромку хребта и тут же становится темно. Долго сидел на броне, посматривая в сторону Сартосана, и когда он стал сливаться с линией горизонта, спустился внутрь башни БМРки. Деды хвастались трофеями, делились впечатлениями от рейда. Спросили и меня, что мне запомнилось больше всего на этом выезде. Рассказал им про старуху, которую не удалось вынести из взорванного дома. Деды ржали, как кони, над моей святой наивностью и этим сконфузили меня. Искренно пожалел тогда, что стал делиться наболевшим. Только потом с боевым опытом понял, что всё намного жёстче и суровее.
И если сначала не понимал зачем, мы вмешиваемся в жизнь другого государства, то после гибели боевых товарищей оставалось только желание отомстить.
Впрочем, не всё так однозначно и бесспорно, потому что среди афганцев встречались душевные и открытые люди, которые помогали в беде русским солдатам, рискуя собственной жизнью, скрывавшие их от погони. Да и нас здесь никто не ждал. Это их земля, и они хотят на ней жить, так как завещали их предки, согласно своей вере, и своим представлениям о жизни.
Газни. Ноябрь 1983 год.
Это была операция где-то, невдалеке от кишлака Арабат.
Колона нашего полка оцепила небольшой кишлак, и церандой пошёл его прочёсывать. Через некоторое время, мы увидели весёлую группу церандоевцев, которые вели какую-то женщину в парандже.
Они дружно смеялись, обнимали её, и даже крепко хлопали по заднице, а иногда жадно хватали полной пясткой за ягодицы. Такое отношение к женщине было необычно, ну чтож значит, она чем-то это заслужила.
Подойдя к нашей БМРке, афганцы радостно закричали: «Ханум! Ханум!», и откинули с неё паранджу, которая была ей до пят.
И вдруг нашему взору предстал, бородатый мужик, среднего возраста, около 40 лет. Вид у него был жалкий и даже комичный. Удержаться от смеха было невозможно, и все вокруг ржали как кони, а особенно, довольные собой церандоевцы.
Бедолага переводил взгляд то на нас, то на ржущих афганцев. Смеялись минут 10, пока церандой не накинул снова на него паранджу, а потом, обнимая и пощипывая, повели пленника дальше.
Газни. Середина ноября 1983 года.
Однажды стоя у своей палатки, услышал крик: «Атас! Песчаная буря! Все в палатку!»
Сапёры посмотрели в сторону Газни, на маленькую серую полоску на горизонте. Она стремительно увеличивалась в размерах, и уже становилась стеной пересекающей всю долину Сарде. Ветер стих, и сильнее стало припекать солнце.
Тревожное затишье перед бурей.
На входе в палатку стоял дед, и отталкивал нас молодых, пропуская всех остальных. Когда все вбежали, то перед нашим носом с силой захлопнул дверь. Мы остались, снаружи ожидая удара, неведомой нам стихии. Попытался по сильнее дёрнуть дверь, но её сильно держали изнутри.
Нас подставили.
Стена песка была уже совсем рядом, и уже свинцово-багровая туча, закрывала всё небо. Мы побежали за палатку и рухнули на землю. Тут нас и накрыла мощная волна, песчаной бури. Ураганный ветер поднимал море песка, пыли, мелких камушков, и гнал их перед собой. Всё вокруг потемнело как ночью, это плотное облако песка закрыло солнце.
