— Скучаешь, Сережа? — спросил подошедший Великанов, поправляя большие очки. — Смотришь на море, а перед глазами, наверно, Волга, Саратов, родные… Часто думается так перед боем…
— Когда скучать, Кирилл Васильич? — Ломов придвинулся к Великанову и указал рукой в сторону мыса Суура-Ниеми: — Смотрю я в эту непроглядную темь и вижу…
Великанов невольно посмотрел в сторону, куда показал Ломов, и только пожал плечами.
— Вижу, Кирилл Васильич! Всё вижу: мыс, дальнобойную батарею, врага. Знаю, взять его нелегко… — Ломов помолчал и раздумчиво проговорил: — А на Волге тоже сейчас не спят. Может, о нас кто вспомнил… Смотри, кажется, катера подходят.
— Идут. Я тебе, Сережа, вот что хотел сказать. — Великанов положил руку на плечо Ломова. — В бою всякое бывает. И решение другой раз сразу не примешь, а срок — секунды. Ты не стесняйся, у матросов спроси. Они бывалые, подскажут.
Ломов кивнул головой. Он и сам думал об этом.
Около разбитого пирса столпились матросы. Только сейчас стало видно, как велик отряд. Взвод за взводом спускался к досчатому трапу, и сразу смолкли голоса. Посадка на катера проходила в полной тишине.
Федин дал команду выходить в море. Небольшие «посудинки» обогнули выступающий далеко в море мыс полуострова и, расходясь, легли курсом к местам высадки. Далеко позади в районе Муста-Тунтури вспыхнула осветительная ракета, чуть слышно простучал пулемёт.
Ломов стоял на мостике около командира катера, всматривался в еле различимое очертание берега. Брызги разбивающихся о борт волн летели косым дождём к рубке и вместе с падающим снегом били в лицо.
Катера быстро шли к финскому берегу, подымаясь и опускаясь на волне.
Ломов сошёл на палубу и протиснулся к правому борту. Он опять вспомнил слова боевого устава пехоты: «Командир взвода личным примером…» и подумал, что должен первым прыгнуть за борт, первым встать на вражеский берег. Только бы не ошибиться на местности и точно выйти к орудию!
Сбавив ход, катер подходил к мысу. Вскоре он врезался в каменистый грунт, остановился. Выброшенный трап не доставал до берега.
— Опять в воду сигать, — сказал кто-то.
Ломов прыгнул с борта в ледяную воду, за ним — матросы. Несколько десантников пробежали по трапу и, загребая сапогами воду, первыми достигли берега.
Взвод залёг в прибрежных камнях. Ломов огляделся по сторонам. Понял, что десант не обнаружен. Спокойно и тихо скомандовал:
— За мной!
Рассредоточиваясь, матросы шли быстро, но осторожно… Остались позади склон первой сопки, два ряда проволочных заграждений, а вокруг по-прежнему было спокойно и тихо. Бледным отблеском светила луна.
Взвод двигался углом вперёд, и когда Ломов оглянулся, довольная улыбка скользнула по его лицу: он был остриём боевого строя.
Вдруг справа раздался одиночный выстрел, за ним — автоматная очередь. Одна за другой в воздухе поднялись три белые ракеты и, рассыпаясь, осветили местность.
Взвод залёг в камнях на снегу. Сердце Ломова учащённо забилось. Надо было решать, что делать. Матросы ждали его команды.
— Обнаружили! Это у Федина, — вполголоса сказал Борисов, следовавший за лейтенантом по пятам.
На сопке Ломов увидел громадный ствол дальнобойного орудия, ниже, у землянок, немецкий часовой, не понимая, смотрел на падающие ракеты.
Матросы только что пересекли снежную дорогу, некоторые ещё лежали на ней. Слева, в кювете, вверх колёсами лежала разбитая машина. Склоны сопки были крутые и обрывистые. «Где-то у землянок должен быть проход к пушке», — подумал Ломов.
В руке Борисова блеснул самодельный клинок с цветной ручкой. Ломов кивнул ему:
— Давайте!
Богатырь Борисов пополз к часовому, перерезал попавшийся на пути телефонный кабель, ловко, бесшумно двигался вперёд, и только было видно, как работали его локти. Матросы полукольцом охватили землянки. В той стороне, где только что стреляли, стояла тишина. Одна за другой погасли ракеты, и сразу темнота стала ещё гуще. Вдруг справа снова затрещали автоматы, послышались глухие разрывы гранат. Ломов понимал — медлить больше нельзя, пока на пути один вражеский часовой. Он встал во весь рост и, увидя поднявшихся матросов, рванулся вперёд, обогнав Борисова.
— Хальт! — окрикнул немецкий часовой и, не дожидаясь ответа, хотел скрыться за землянкой, со страха дав короткую очередь в воздух.
Ломов нажал на спусковой крючок. Немец пригнулся и медленно повалился на землю.
Сразу же ожил весь мыс. В трубы землянок полетели гранаты, звонко затараторили матросские автоматы, и бесконечное эхо прокатилось над сопками.
Ломов подбежал к двери одной из землянок, но перед ним вырос Борисов.
— Минутку! — предостерегающе пробасил он и ударом сапога раскрыл дверь. Дав автоматную очередь по проходу, матрос скрылся в землянке.
«Вот как надо», — подумал Ломов и быстро повёл взвод на сопку к пушке.
Около вражеских землянок задержалось несколько матросов. Ерошин догнал за валуном здорового егеря, выскочившего из землянки в нижнем белье, и навалился на него сзади. Матрос хотел взять немца живьём, но поскользнулся и оказался под егерем. Они катались по снегу, душили друг друга.
— Ва-ся! — услышал Громов голос друга.
Немец судорожно дёргал за ремень автомата, намереваясь снять его с шеи Ерошина, но в этот момент подскочил Громов. Схватив врага за подбородок и затылок, он так перегнул ему шею, что тот со стоном повалился на снег и разбросал руки.
— Ничего, Андрей, первый блин всегда комом, — тяжело дыша, проговорил Громов и, обхватив руками пленного, поставил его на ноги.
В землянке Борисов обстрелял из автомата все углы, прислушался, включил фонарик. У стены стояла неубранная койка. По обставленной с некоторым комфортом землянке можно было догадаться — в ней жил офицер. Борисов взял со стола объемистый планшет и уже хотел выйти из землянки, но в этот момент скрипнула низкая деревянная кровать. Он посмотрел на свисавшее до пола одеяло, не раздумывая, запустил под него руку.
— Ах ты, гад, кусаться! — Борисов отскочил к двери и скомандовал:
— Ханде хох! Иначе файр открою.
Из-под кровати появились руки. Немец полз по полу, зажмурив глаза. Борисов поднял его за шиворот, вытолкнул за дверь и передал Ерошину, конвоировавшему пленного, Борисов осторожно опустил в трубу землянки противотанковую гранату и бросился бегом догонять взвод.
Узкая траншея, ведущая на сопку, не давала матросам возможности рассредоточиться. Сверху совсем рядом ударил пулемёт. Шубный с силой дёрнул за руку Ломова, прижал к граниту. Над головами пропели пули. Цепляясь за камни, Шубный выдвинулся вперёд к неумолкающему пулемёту, швырнул гранату. Раздался взрыв. Шубный первым вырвался на открытое место, из автомата расчищая дорогу. Он что-то кричал, но в шуме стрельбы никто не разобрал его слов. Взвод рассыпался по сопке, захватил три землянки и огромный котлован, где стояло дальнобойное орудие.
Выскочившие из землянок полураздетые артиллеристы, отстреливаясь, уходили в сопки к перешейку мыса.
Ломов добежал до котлована, спустился к орудию. У пушки уже хозяйничали сапёры, укладывая рядом с ящиком со взрывчаткой крупнокалиберные немецкие снаряды.
— Товарищ лейтенант! С сопки уходить надо, от неё сейчас яма останется, кругом погреба снарядов, — крикнул сапёр.
Ломов задумался — отходить или выйти на помощь соседям. На северном, самом большом опорном пункте, где действовал Федин, всё ещё шёл бой. На перешейке у автоматчиков тоже навязалась перестрелка.
Ломов приказал сапёрам подрывать орудие и бегом по гранитным уступам выскочил из котлована.
С «большой земли» по мысу начал шарить луч прожектора. Он выхватил из темноты автоматчиков, прошёл их и снова вернулся. Сразу же заговорили вражеские миномёты.
«По автоматчикам бьют, гады!» — подумал Ломов и только сейчас вспомнил немецких артиллеристов, бежавших к перешейку.
— Порядок, товарищ лейтенант, дело за сапёрами, — доложил Шубный, вытирая шапкой лицо.
Слова бывалого матроса несколько успокоили Ломова. «Может быть, зря я волнуюсь за другие взводы, видно, всегда так в бою, одни раньше выполняют боевую задачу, другие позже», — подумал он. Но, вспомнив слова Федина: «Ты, Великанов, уничтожишь гарнизон и поможешь нам», — решил идти туда, где командир отряда всё ещё вёл бой.
Матросы один за другим подходили к Ломову.
— Товарищ лейтенант, автоматчики, кажется, отходят, — тревожно сказал Шубный прислушиваясь. — Не помочь ли им?
Ломов представил себе, что будет с отрядом, если немцы прорвутся на мыс, и, не раздумывая, кинулся к перешейку.
— Взвод! За мной! — во всю силу лёгких крикнул он на бегу.
Навстречу шёл со взводом Великанов. Ломов обрадовался встрече, громко сказал ему:
— Кирилл Васильич! Иди левее, сейчас пушку подорвут.
