Капрал несколько раз прошелся перед шеренгой.
— Кто вы такие, знаете?!
— Бритоголовые салаги! — хором ответила шеренга.
— И янки хреновы, — добавил Элкью.
— Вот и повторяйте эти слова, чтобы не забыть.
— Я салага бритоголовый... я салага бритоголовый...
— А теперь наденьте на голову ведра и продолжайте.
— Я салага бритоголовый, — забубнили придушенные голоса из-под ведер.
— Налево! Шагом марш!
Целый час он водил семерых обидчиков по всему лагерю на потеху остальным взводам. Для оживления процессии капрал выстукивал двумя жезлами замысловатый ритм по ведрам. Когда стемнело, он повел их по баракам, гальюнам, пока они не стали валиться с ног от усталости. К этому времени припев звучал как: «Я люблю моего капрала».
...Во время строевых занятий, когда Беллер и Уитлок то поочередно, то вместе выкрикивали слова команды, казалось, что глаза у них и на затылке, и на всех конечностях. Они вдвоем умудрялись видеть сразу весь взвод. Малейшая ошибка тут же замечалась и исправлялась.
— Подравняйтесь! Вы же морпехи, а не банда солдат.
— Перестань думать о девках!
— Когда я подаю команду «равняйсь», я хочу слышать, как щелкают ваши зенки, ясно?!
— Перестань размахивать руками. Все равно не улетишь!
— При команде «смирно» я хочу слышать, как трещит ваша шкура, ясно?!
— Да вы что, разницы между шеренгой и колонной не знаете? Е-мое, когда же вы научитесь?!
— Отставить чесаться в строю! Мандавошкам тоже жрать надо.
— Больные, хромые, ленивые, выйти из строя на медосмотр!
И одинокий робкий голос из колонны:
— Сэр, рядовой Джонс просит разрешения обратиться...
— Разговорчики в строю!
— Но, сэр, мне срочно нужно отлить!
— Делай это в штаны, рядовой Джонс, но в строю разговаривать не смей!
— Слушаюсь, сэр! Отливаю в штаны, сэр.
— Почта!!!
Поистине волшебное, магическое слово. Весточка из дома. Жадные глаза, полные ожидания. Даже инструкторы ни разу не позволили себе задержать выдачу писем...
"Дорогой Дэнни!
Я понимаю, что тебе тяжело, гораздо тяжелее, чем ты пишешь... Здесь так пусто без тебя. Каждый раз, когда звонит телефон, я вздрагиваю. Мне всегда кажется, что это звонишь ты. Иногда мне не верится, что ты любишь меня так сильно, как пишешь в письмах. Все мои мысли о нас. Не могу думать о чем-то другом, все равно возвращаюсь к этому...
Завтра напишу опять.
Люблю тебя. Кэтти"
Дэнни еще раз перечитал письмо, прежде чем положить его в пачку других. Потом сел на койку и уронил голову на руки.
«Тысячу раз я говорил себе, что не время сейчас и поэтому ничего у нас не выйдет, Но что бы я делал, если бы не получал ее писем, если бы не знал, что она ждет меня? Понятно, что вдали от дома тоскливо, но никогда не думал, что настолько».
Джонс протянул ему фото полной девчонки с веселой лошадиной улыбкой.
— Ого! — Дэнни присвистнул.
— Хороша, да, Ски?
— Ничего не скажешь. Милашка.
— Только без намеков. Я буду носить фото у себя в бумажнике. Между нами говоря, я и сам знаю, что страшновата, но на безрыбье...
— Что пишут, Ски? Все нормально?
— Да... Все будет хорошо. Все будет хорошо.
— Дай Бог.
Пока Дэнни перечитывал оставшуюся почту, Элкью подсчитывал, когда закончится война.
— Подумать только, — вздохнул он. — Я бросил мягкую постельку ради палатки на песке и двоих психов, называющих себя инструкторами.
— Русские моряки в таких случаях говорят — полный песец.
— Что это значит?
— Толстая северная лисица.
— Странно...
— Заткнитесь, я никак не могу придумать, как мне лучше прикончить Беллера. Уитлока я скорее всего повешу за яйца, а впрочем, еще подумаю.
— Пока будешь думать, окажешься последним в очереди желающих, — заметил Ски со своей койки.
Дэнни достал несколько листков бумаги с эмблемой Корпуса морской пехоты и сел за письмо.
"Кэтти, солнышко, ты не сомневайся во мне. Я очень люблю тебя и, кажется, с каждым часом все больше и больше. Потерять тебя — значит, потерять все..."
Он задумался, потом медленно порвал листок и начал новый.
"Дорогая Кэтти!
Осталось только девять недель, а нас выпустят отсюда..."
Дописав письмо, он запечатал его в конверт и отправился к почтовому ящику. Когда он вернулся, Ски все еще лежал на койке.
— Эй, Ски, а ну вставай. Ты же знаешь, что до отбоя нельзя ложиться. Ты хочешь, чтобы нас кастрировали за нарушение устава?
— Он неважно себя чувствует, — сказал Элкью.
— Похоже, у тебя жар, Ски.
— Черт возьми, нам же сегодня в кино топать.
— Я пойду к Уитлоку.
— Иди, брат, — вздохнул Элкью. — Только не дразни зверя.
Дэнни остановился перед палаткой капрала.
— Сэр, рядовой Форрестер просит разрешения обратиться к инструктору.
— Вольно, Форрестер, в чем дело?
— Сэр, рядовой Звонски, похоже, заболел.
Капрал пошел вслед за ним к палатке.
— Смирно! — скомандовал Дэнни.
Элкью вскочил, как ужаленный. Ски тоже начал подниматься, но капрал остановил его.
— Ничего, лежи, сынок. Он пощупал лоб.
— Небольшая лихорадка. В общем, пустяки, но ты полежи сегодня, а если утром не почувствуешь себя лучше, то обратись в медчасть.
— Спасибо, сэр.
Когда он ушел, Джонс облегченно вздохнул.
— Пронесло. А я-то думал, он вышибет нам мозги. Что ты ему сказал, Дэнни?
— Я сказал, что если он не позволит моему старому корешу отдохнуть, то я лично займусь его воспитанием.
— Спасибо, старик, по гроб обязан буду. ...Утром лихорадка у Ски прошла и он встал вместе со всеми. Плеснув в лицо холодной водой, Ски повернулся к Элкью, шумно фыркающему рядом.
— Ну как фильм?
— Потрясный, просто потрясный. Они водили нас в большой кинотеатр. Там даже женщины были. Более того, я видел настоящего морпеха в синей форме. Я тогда сразу решил, что если пойду в армию, то обязательно в морскую пехоту.
— А о чем фильм?
— Назывался «К берегам Триполи», — промычал Элкью, намыливая щеки. — В общем, про одного мужика. Огромный такой, вроде Беллера или Уитлока. Он, значит, идет в Корпус морской пехоты, потому что его папаша был морпех.
— Ух ты, фильм про морпехов! Здорово!
— Первое, что он делает в тренировочном лагере, так это отчитывает своего инструктора.
— Прямо как в жизни.
— Ага. Выругав как следует инструктора, он тут же набил морду всему взводу. Хороший парень, только его почему-то никто не любил. Потом дальше у него роман с медсестрой. Он рядовой, а она дочь генерала.
— Ну, в точности, как в жизни. Жалко, что я пропустил такой фильм.
— Он постепенно исправляется и спасает жизнь своему инструктору.
— А это еще зачем?
— Не перебивай... картина заканчивается тем, что начинается война и его подразделение под оркестр и восторженные крики толпы марширует в порт. Все вокруг поют гимн морской пехоты. А когда они грузятся на корабль, кто, ты думаешь, ждет его там?
— Медсестра.
— Как это ты догадался?
— Потому что все, как в жизни.
— Эй, ребята, может, сдвинете свои задницы и дадите другим побриться?
* * *
Воскресенье. Слава Богу, что есть воскресенье. Не думайте, что в Корпусе не чтут этот день. Какое у вас вероисповедание? Никакого? Тогда выбирайте любое. По воскресеньям в Корпусе все обязаны ходить в церковь. А потом весь день можно заниматься чисткой снаряжения, писать письма или по сотому разу перечитывать старые. Целый день для того, чтобы пожалеть себя и в сотый раз задать вопрос — а за каким чертом я здесь?
* * *
Дэнни и Нортон Милтон чистили умывальники в гальюне после утреннего нашествия, пока Шеннон О'Херни насвистывал веселенький мотивчик, наблюдая за ними, опершись на дверной косяк.
— Профессор, — позвал Нортона Дэнни.
Невзирая на то, что Милтон много раз повторял, что он только преподаватель, весь взвод решительно повысил его в звании. Почти все новобранцы мало чего добились в гражданской жизни, просто потому что были слишком молоды. Поэтому иметь в своих рядах настоящего преподавателя университета, человека с положением, было для них очень лестно. Значит, военная служба кое-чего стоит.
— Да? — откликнулся Нортон.
— Я вот все думаю, Милт, что заставило тебя пойти на службу?
Милтон улыбнулся.
— Смешной вопрос.
— Нет, я понимаю — война и все такое, но разве ты не мог получить освобождение от службы?
— Мог, конечно.
— Вот видишь? Зачем тебе проходить через все это? Преподаватель экономики — это ведь фигура!
— Вот как!
— Не доставай, Милт. Просто я чувствую себя несколько глупо, когда драю гальюн рядом с тобой. Ты же знаешь столько, сколько нашим инструкторам вовек не узнать.
— Ты глубоко ошибаешься, Дэнни. Они многому учат меня.
— Ты идеалист, Милт.
— Идеалы — это одно, а если не вычистим этот гальюн за час — совсем другое.
