Когда они собрались уходить, старшина приметил в хранилище уцелевший анкерок с красным вином.
— Может, захватим с собой? — спросил он.
Механику очень хотелось глотнуть вина. Во рту все пересохло. Но он боялся, что хмель толкнет на необдуманные поступки, сдержался и решительно сказал:
— Запрещаю! Не трогать!
Они выбрались из отсека и вновь накрепко задраили его.
Из центрального отсека доносился непонятный шум.
— Что там стряслось? — спросил Шиляев у боцмана.
— Не пойму, — ответил тот. — Спорят вроде. Механик открыл глазок в центральный отсек и спросил:
— Кто жив?
— Шипунов, Линьков и я, — ответил ему старший рулевой Холоденко.
— Чего вы расшумелись?
— Да вот тут Линьков… испугался, что ли? Чудить начал.
— Много у вас воды?
— Пустяки, успели перекрыть.
— Откройте переборку.
— Не позволю! — вдруг запротестовал старшина трюмных Линьков. — У вас вода. Хотите, чтоб и мы погибли?.. Не положено открывать.
— Как же вы без нас спасетесь? И насчет воды фантазируете. Поглядите в глазок, — принялся убеждать механик.
— Ничего в темноте не увидишь, не открою! — упорствовал Линьков.
С исполнительным старшиной действительно что-то случилось. Он никогда прежде не позволял себе так говорить. Неужели от страха потерял рассудок? «Надо отстранить», — решил капитан-лейтенант и твердым голосом приказал:
— Краснофлотец Холоденко, назначаю вас моим помощником по спасательным работам. Выполняйте приказание.
— Есть! — ответил тот и, отстранив Линькова, отдраил вход.
В центральном отсеке собралось восемь человек. От пролитого электролита, соединившегося с водой, начал выделяться хлор. Становилось трудно дышать.
Капитан-лейтенант проверил, на какой глубине находится подводная лодка. В первом отсеке глубомер показывал восемь метров, а в центральном двадцать. Какому из них верить? Не испортились ли оба? Взглянув на штурманскую карту и прочитав последнюю запись в бортовом журнале, Шиляев понял, что подводная лодка находится недалеко от берега. Если выберемся из отсека — подберут. Но как это лучше сделать?
Капитан-лейтенанту невероятно захотелось курить. Хоть бы одну папиросу — сразу бы он привел мысли в порядок…
«Не смей, — тут же приказал сам себе. — Если ты закуришь, то дисциплину начнут нарушать и другие. Потерпи!»
Он стал вспоминать инструкцию, как можно спастись через рубку способом шлюзования: опустить тубус… взять буй с буйрепом, всех собрать в рубке… Но поместятся ли восемь человек? Ведь второго сеанса не будет. Оставшиеся погибнут.
Отвергая все сомнения, он уже твердым голосом начал отдавать приказания. Краснофлотцы ждали решительных действий. Уверенность механика взбодрила их. Распоряжения Шиляева выполнялись быстро и точно. Люди поверили — он спасет их.
Объяснив, как будет проходить вся процедура шлюзования, Шиляев приказал всем снять обувь и остаться лишь в легких комбинезонах.
Пока шли приготовления к спасению, он уничтожил секретную документацию и повесил на грудь аварийный фонарик.
Невдалеке послышался шум моторов.
— Наши катера пришли спасать, — обрадовались подводники.
Никто из них, конечно, не догадался, что вблизи прошла подводная лодка противника. А когда послышался сильный взрыв, все недоуменно переглянулись: никак бомбят?
— Не обращать внимания! — приказал Шиляев. — Опробовать индивидуальные спасательные приборы!
Все люди были натренированы. Они быстро проверили маски и действие кислородных баллонов. Приборы оказались исправными.
— Теперь в рубку! — скомандовал механик. — Старайтесь так разместиться, чтобы всем хватило места.
Для восьми человек рубка, конечно, была тесной. Двое старшин вместе с боцманом заняли ступеньки трапа, остальные как можно плотней прижались друг к другу. Шиляев с трудом протиснулся к ним.
Задраив нижний люк и дав противодавление, механик, как на учениях, ровным голосом сказал:
— Боцман выходит первым, за ним Холоденко, Митрофанов, Малышенко, Шипунов, Голиков и Линьков. Я покину корабль последним. Не торопитесь выскакивать наверх. Мы пустим буй. Помните: на буйрепе есть мусинги… задерживайтесь хоть несколько секунд, иначе раздует… Заболеете кессонной болезнью.
— Товарищи, а я ведь плавать не умею, — вдруг сознался Линьков. Утону… поддержите наверху.
— Не канючить! — прервал его механик. — Моряки не оставляют товарища в беде, боцман и Холоденко поддержат. Всем надеть маски и включить кислород, приказал он. — Головы выше!
Капитан-лейтенант стремился подбодрить товарищей.
Надев маску, Шиляев стал заполнять рубку забортной водой. Вода проникала снизу и поднималась все выше и выше. Вот она дошла до пояса… до груди… Погас фонарик, стало темно… Дыхание участилось…
Вскоре зашевелился на трапе боцман — стало быть, вода дошла доверху. Теперь нетрудно будет отдраивать верхний люк и выпустить буй с тридцатиметровым буйрепом.
В рубке чуть посветлело — значит, люк открылся. Подводники один за другим стали покидать рубку. Видимо, от напряжения Шиляева вдруг оставили силы, он на какой-то миг потерял сознание, опустился на колени…
Когда механик очнулся, рубка уже опустела. Сквозь толщу воды сверху пробивался луч солнца. Шиляев пошарил рукой вокруг себя. И вдруг наткнулся на скорчившегося Линькова. Тот не решался покинуть корабль. Капитан лейтенант подтолкнул его к выходу.
Спровадив последнего, механик еще раз обшарил всю рубку, затем взялся за буйреп и не спеша сам стал подниматься на поверхность.
Всплыв, Шиляев снял маску и спросил:
— Кто не вышел?
— Линьков, — ответил боцман. — Он тут всплыл было, да на радостях рано снял маску… его опять утянуло вниз.
— Выловить! — приказал капитан-лейтенант.
Но вытаскивать «утопленника» не пришлось. Он сам выплыл из глубины.
Не желая погибать, Линьков под водой надел маску, выпил из нее соленую воду и включил кислород. Старшину выкинуло на поверхность.
Товарищи, подхватив неудачливого старшину, стали подсаживать его на торчавший из воды нос М-94, но подводная лодка почему-то вдруг стала медленно погружаться и ушла под воду. Пришлось всем собраться в одно место и, поддерживая Линькова, вплавь направиться к берегу.
Плыли они до тех пор, пока их не подобрал баркас берегового поста, прибывший через час после взрыва.
9 августа. Сегодня подул ветер и небо хмурилось с утра. Корабль даже у стенки раскачивало.
Перед обедом, когда в кают-компании накрыли стол, неожиданно появились члены военно-полевого суда, чтобы провести открытое заседание.
По сигналу в кают-компании были собраны все моряки, свободные от вахты. Нарезанный хлеб, расставленные приборы и тарелки вестовые накрыли второй белой скатертью. Так как все почему-то говорили вполголоса и шепотом, создалось впечатление, что на столе лежит длинный покойник, накрытый саваном.
За шахматный столик уселись два военюриста и старший политрук. Председатель военно-полевого суда, зачитывая обвинительный акт, вместо «уже» все время говорил «вже». Моторист «Полярной звезды» Рюмшин обвинялся в невыполнении приказа во время воздушной тревоги.
Моторист невысок, ершист, с твердым, упрямым подбородком. Свидетели подтверждают его строптивость и нежелание подчиняться старшине.
Военно-полевой суд совещался недолго и тут же вынес приговор: «…к высшей мере наказания — расстрелу».
В кают-компании наступила небывалая тишина.
У приговоренного побелели губы. Он стоял как пораженный громом. Потом, не обращая внимания на часовых, перешел к другой переборке и опустился в одно из свободных кресел. Видимо, ноги его не держали. Он уже был наполовину мертв.
— Сменить часовых! — послышалась команда.
В кают-компанию вошли пехотинцы с винтовками. Рюмшин, взглянув на них, поднялся и, словно слепой, касаясь рукой переборки, пошел к трапу.
На широком трапе стояли его товарищи — мотористы. Сочувствуя Рюмшину, они совали ему в руки папиросы, печенье, а он от всего отказывался, ему ничего уже было не нужно.
12 августа. Нашим подводникам наконец повезло: Щ-307 в том же районе, где погибла М-94, торпедировала гитлеровскую субмарину, повадившуюся разбойничать у пролива Соэла-Вяйн. От взрыва субмарина вздыбилась, показала нос, рубку со свастикой и ушла на дно.
Боевой счет открыт.
Несколько наших подводных лодок теперь ходят к базам противника с рогатым грузом. Они скрытно ставят на фарватерах минные банки. Это важная работа. Гитлеровцы могут пострадать больше, чем от торпедных атак.
14 августа. Ночь не спали: тревога за тревогой. Противник недалеко — в каких-нибудь пятидесяти километрах. Над заливом то и дело проносятся бомбардировщики. Нас пока не трогают. Летают бомбить рабочие команды ленинградцев, которые роют противотанковые рвы и устанавливают надолбы на подступах к городу. Скоро бомбардировщики накинутся и на нас. Надо быть готовым ко всему.
