Сергей стиснул зубы, чтобы не застонать от обжигающей боли, и, стараясь не вдыхать ядовитый смрад дыма, вслепую схватил обмякшее тело бойца. Он потащил его вверх, и чем сильнее пламя обжигало его руки, тем злее он становился. Он рычал, будто это могло придать ему сил. Боевая машина начала заваливаться набок, словно тонущее судно, левая гусеница давила сырую глину, как масло. Рядом истошно кричал раненый Шарипов. Кто-то пытался его перевязать, но пулеметчик был в шоке, он ничего не видел, не слышал и отталкивал от себя всякого, кто к нему приближался.
— Прыгай!!! — крикнул кто-то Сергею.
Боевая машина на мгновение замерла. Рюкзаки, гильзы, банки с кашей — все, что лежало на броне, посыпалось и покатилось вниз. Еще один оглушительный взрыв! Гусеница машины зацепилась за придорожный валун, и это на мгновение удержало ее на скользком склоне.
— Сейчас перевернется! — снова донесся чей-то крик, едва различимый на фоне непрекращающейся стрельбы. Сергей собрал все силы, встал в полный рост и, вцепившись руками в крепкий воротник наводчика, вытащил его из охваченного пламенем люка. Не удержавшись на покатой броне, оба повалились в рыхлый снег. Машина тотчас перевернулась и, сотрясая землю, упала на башню.
— Пригнись, чучело!! — беззлобно крикнул Сергей молодому солдату, впервые попавшему под обстрел. — Высовываешься, как опенок на полянке!
Пригнувшись, сам сбежал к чадящей БМП. И тут словно дохнуло жаром из раскрытой дверцы печи. Автоматную трескотню прорезал какой-то дребезжащий, не похожий ни на один знакомый ему звук — то ли шипение, то ли шорох. Он вынудил напрячься до предела в ожидании особой опасности. Бледно-красный шлейф за сотую долю секунды пронесся перед самыми глазами Сергея, а вслед за этим где-то за спиной гулко ахнул взрыв.
«Прилично вляпались!» — подумал он, вытаскивая радиостанцию.
— Медведь! — перекрикивая грохот боя, стал вызывать он. — Медведь, это Заря! По нас с двух сторон лупят из гранатометов! Две машины выведены из строя. Не обижусь, если поможешь… Кстати, ты мне бутылку водки должен. Не забыл?..
Сергей обернулся. Молодой солдат за его спиной судорожными движениями перезаряжал автомат. Сергей хлопнул его по плечу и улыбнулся:
— Штанишки сухие? Тогда прикрой меня со спины!
Боец вскочил на ноги и с бурной радостью человека, узнавшего некую великую истину, кинулся к кустам. Он плюхнулся всем телом в лужу и там, лежа в грязи, стал отчаянно строчить из автомата длинными очередями…
* * *
Глеб стоит перед витриной и ковыряется спичкой в зубах.
— А это чье производство? — спрашивает он и кивает на роскошное платье, украшенное жемчугом и блестками.
— Английское, — отвечает продавщица. — Но оно очень дорогое. Тут только фата три метра длиной.
— Сюда его! — властно говорит Глеб и хлопает ладонью по прилавку.
Продавщица со сдержанным любопытством кидает на Ольгу взгляд, словно хочет спросить, кому это повезло с таким богатым женихом. А Ольга стоит как Золушка перед волшебником и заливается краской. Продавщица становится на табурет, тянется к вешалке. Глеб, покусывая спичку, с интересом рассматривает ее ноги.
Ольге протягивают платье. Оно просто роскошное. Ольга не может представить себя в нем. Глеб пялится на нее, на его губах играет усмешка.
— Не фонтан, конечно, — говорит он про платье с деланым недовольством. — Да ладно, сойдет.
Ольга заходит в примерочную, вешает платье на крючок и опускается на табурет. Она любуется платьем. От него исходит какая-то светлая, солнечная аура. Ольга представляет себя в нем… Придерживая невесомую ткань, она спускается по ступенькам. Сергей стоит внизу и, не сдерживая восхищения, смотрит на нее. А за ним — загорелые лица его друзей. Они все в пятнистой форме, с орденами. Парни восторженно кричат, и вверх летят пробки шампанского. Сергей подхватывает Ольгу на руки. На них все смотрят. Группа иностранных туристов торопливо вытаскивает из чехлов фотоаппараты и камеры…
Шторка отдергивается. Ольга видит гладкое, словно вылепленное из теста лицо Глеба и его искривленный иронией рот.
— В чем дело? — бархатистым голосом спрашивает он.
— Закрой, я не одета! — грубо отвечает Ольга и задергивает шторку.
С платьем что-то случилось, оно неуловимо изменилось. Ольга касается пальцами фаты, рассматривает жемчужные бусинки. Фата жесткая, будто сшита из наждачной бумаги. От нее веет холодом.
— Мне оно не нравится! — кричит она.
Глеб снова заглядывает в примерочную. Ольга смотрит на его лицо и едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.
— Ну, подруга!.. — произносит Глеб и не находит, что еще сказать.
* * *
Ложь омерзительна. Ольга садится писать письмо Сергею. Пишет первую строчку, затем вторую и тут ловит себя на том, что внимательно просматривает каждое слово, боясь нечаянно написать про то, как она и Глеб сегодня покупали обручальные кольца.
Она рвет письмо на мелкие кусочки, швыряет обрывки на пол и роняет голову на руки. Лгать невыносимо! Невыносимо! Но как написать правду? Из каких слов ее выковать, чтобы она не поранила его сердце? «Извини, любимый, я выхожу замуж за Глеба, но все равно люблю тебя»? Признание идиотки!
Ей бы такие нервы, как у Кати! Та, не терзаясь слишком, написала ему: «Я слабая женщина, я не могу тебя ждать».
Но ведь Ольга не слабая женщина!
* * *
Приходит на работу и ничего не может понять. За ее прилавком стоит незнакомая мадам.
— Что вы здесь делаете? — спрашивает Ольга.
А мадам отвечает:
— Как что? Работаю!
Она быстро идет по залу. Девчонки, словно сговорившись, прячут глаза, молчат, не здороваются. Ее уволили за нарушение трудовой дисциплины? Ха-ха-ха!
Ситуация настолько странная, что Ольге становится смешно. Она заходит в кабинет к Манасяну.
— Отари Арутюнович! — весело говорит она. — Что происходит?
Директор снимает очки, кладет на стол и с удивлением смотрит на нее.
— Что? — пожимает он плечами. — Это я хотел у тебя спросить, что произошло. Почему ты уволилась по собственному желанию?
Ольга недоуменно хлопает глазами и садится на стул. А директор рассказывает:
— Приехал твой… как его… крутой парень…
— Глеб, — подсказывает она.
— Ну да, Глеб, — кивает Манасян. — Врывается ко мне и заявляет, что ты не желаешь здесь больше работать, что твоей ноги в этом поганом магазине не будет…
Он тоже переживает, на его лбу выступают капельки пота, полные губы дрожат.
— День ждем тебя — нет. Два ждем — нет, — бормочет он.
— Я была на больничном, — отвечает Ольга. — Вам должны были передать…
Манасян пожимает плечами. Ольга поднимается и молча выходит. Идет по торговому залу, как по раскаленной плите. Никто из продавщиц не хочет встречаться с ней взглядом. Ольга понимает: их ослепила зависть. Какая нелепость! Она несчастна, но никто этого не замечает. У всех перед глазами лишь марка автомобиля, на котором приезжал Глеб.
* * *
…«ЗИЛ» полыхал как факел. Он стоял посреди дороги, преграждая путь колонне. Красные трассеры вили в воздухе гигантскую паутину. Командир группы, вжимаясь всем телом в снег, кричал бойцам, чтобы они оставили технику и отходили к кювету. Радиостанция, торчащая в его жилете, работала на прием, и в эфире сквозь треск помех звучал разъяренный голос начальника штаба:
— Вот так из-за вас погибают люди!.. Вы ответите… Ищите с ним связь… Дайте возможность группе подойти…
«Вертушки» густо осыпали склоны ракетами. После каждого захода редкий лес тонул в огне и грохоте. Бойцы обнимались с землей, накрывали головы бушлатами, рюкзаками или просто ладонями, пытаясь уберечься от осколков.
Вертолеты ушли, но колонна снова начала купаться в свинцовом душе. Сергей охрип от крика. Водитель бронетранспортера не слышал его и никак не мог понять, как столкнуть горящий «ЗИЛ» с дороги. Он таранил объятые пламенем борта, словно факир, играющий горящей булавой. Пулеметчик дрожал вместе со своим мощным оружием, стрелял не целясь, поливая весенний лес пулями. Во все стороны летели щепки и ветки; раненые деревья качались и стонали. Бородатый корректировщик лежал на рифленом передке боевой машины лицом к небу и, приставив приклад автомата к груди, строчил частыми очередями. Ответные пули цокали по броне. Черная фара на башне превратилась в дуршлаг.
Рядом горел бензин, полыхал кузов подбитого фургона. Под бетонной аркой стоял опустевший бронетранспортер с пробитыми шинами, с распахнутыми люками, похожими на рыбьи плавники…
* * *
Глеб раскрывает органайзер в черном кожаном переплете и водит кончиком карандаша по календарю.
