Недостатки эти тотчас же замечены были англичанами, почему вслед за ратификацией Айгуньского договора английская печать по сигналу хорошо известного в свое время Равенштейна забила тревогу, указывая на беззащитность Маньчжурии и на то, что начавшая уже спускаться со своих ледников Россия не задержится на Амуре ни одного лишнего дня и при первом же удобном случае двинет свои полки далее на юг к Печилийскому заливу.
Да, но хорошо было говорить об этом наступлении англичанам, для которых весь мир представляет собою раскрытую книгу, которые ясно видели наше положение, знали, зачем нам нужны Маньчжурия и Печилийский залив и какого рода сопротивление могли мы встретить со стороны Китая. Между тем как для нас самих весь наш ле-
50
вый фланг с его морями, Китаем, Японией, Маньчжурией, Монголией и т. п. казался, да и сейчас кажется, каким-то бесконечным темным лесом, лишь изредка освещенным небольшими полянками, служившими нам для более или менее продолжительного отдыха.
Так, во время нашего господства на Тихом океане, последний имел для нас только одно значение. В течение тысячелетий никем не потревоженная природа развела на нем бесчисленные стада морских коров, выдр, львов, бобров, котиков и других животных. Это обширное пастбище, приносившее нам значительные доходы, требовало охраны, почему время от времени посылалось туда из Кронштадта военное судно. Но заводить тихоокеанский флот, как этого настойчиво домогались Шелехов и Баранов, обязывавшиеся дать ему отличную стоянку на Гавайских островах, считалось лишним, ибо по тогдашнему нашему мнению Великий океан был и на веки веков должен был остаться мертвой и никому не нужной пустыней. Но вот пришли англосаксы, отняли у нас наши пастбища, и мы отошли на Камчатку. Затем те же англосаксы направились к Китаю и начали ломать окна и двери нашего соседа. На этот шум мы спустились к Амуру и, сняв с плеч котомку, уселись в ожидании новых событий.
Для народа, одаренного практическим смыслом, творческой энергией и предприимчивостью, в этом и до сих продолжающемся блуждании и нерешительности есть что-то ненормальное. Ясно, что где-то и когда-то мы сбились с нашего пути,
51
отошли от него далеко в сторону и потеряли даже направление, по которому должны были следовать к указанной нам Провидением цели. А поэтому не пожалеем труда и вернемся к самым первым шагам нашей истории.
X.
Достаточно взглянуть на карту Азии, чтобы видеть, что этот материк по линии Гималайских гор подразделяется на две совершенно непохожие одна на другую части — теплый, плодородный юг и холодный, преимущественно степной север. Еще в то время, когда Ромул и Рем питались молоком волчицы, а Моисей готовился выводить своих сородичей из Египта, почти весь юг занят был уже поседевшими от забот строительной жизни и утратившими способность к наступательной борьбе Китаем и Индией. Известный же под общим именем Татарии север, или, правильнее, самая важная для истории человечества часть его — раскинувшаяся на высоком среднеазиатском плоскогорье Монгольская степь населена была пастухами-кочевниками.
Не знавшие ни государства, ни центральной власти, многолюдные семьи кочевников, точно облака по небу, мирно бродили по необозримой степи, собирая посредством своих стад засевавшуюся для них Господом Богом жатву. Но райски беззаботная жизнь их не могла длиться до бесконечности. По мере того, как население увеличивалось, приближался и момент, когда «Великая степь»,
52
прозванная римлянами Vagina gentium*, должна была освободиться от своего бремени.
В этот знаменательный для степи период среди кочевников выискивался обыкновенно человек бывалый и энергичный, способный составить караван и отвести его на новые пастбища. С помощью четвероногого телеграфа весть о таком вожаке быстро разносилась во все концы, и к нему начинали стекаться наиболее смелые и решительные из кочевников со своими семьями и стадами. Тихо журча по степи, эти мелкие ручьи сливались затем в шумный человеческий поток, скатывавшийся с плоскогорья и устремлявшийся, смотря по осведомленности и счастью вождя, или на север, или на юг, или на запад.
Вначале такие переселения не встречали препятствий, так как Монгольская степь представляла собою лишь цитадель раскинувшегося у ее подножия грандиозного царства травы, владения которого простирались на весь Туркестан и юг России. Направлявшиеся преимущественно в эту сторону, кочевники с течением веков составляли гигантскую процессию народов, тянувшуюся от центрально-азиатского плоскогорья к Европе. Последним этапом травяного пути и передовым плацдармом кочевой Татарии была окруженная горами венгерская степь «пушта». Вступая в нее эшелон за эшелоном, пастухи-воины сплачивались здесь в армии и бросались затем на штурм Римской империи.
* О месте, откуда выходят и расселяются народы (Прим. ред.).
53
Первая процессия переселенцев, прокочевавшая вдоль Каспийского и Черного морей, состояла из народов, образовавших кельтскую расу. Когда южный путь был занят таким образом и отчасти закрыт, — начавшая переполняться пастухами Черноморская степь выбросила избыток своего населения в промежуток между Карпатами и Пинскими болотами, — эти народы составили германскую расу. После кельтов и германцев потянулись славяне.
Последние, дойдя до Карпат, очутились в своего рода ловушке. Путь к западу преграждали труднопроходимые для обремененного стадами кочевника лесистые горы; юг загроможден был хвостами кельтской колонны, на севере лежали Пинские болота, а между ними и Карпатами виднелись еще тыловые части германцев; с востока же начинали показываться новые переселенцы Великой степи. Зажатые таким образом между Днепром и Карпатами, славяне вынуждены были остановиться и, вследствие недостатка пастбищ, приняться за соху; иными словами, из вольных птиц степи стали превращаться в немогущих бросить свое с трудом обработанное поле, а, следовательно, и привязанных к нему полян.
XI.
Отсюда наиболее предприимчивые из наших предков, уже в качестве земледельцев, начали расходиться к северу и к югу и образовали своего рода живую плотину, преградившую собою вели-
54
кий низовой путь в Европу. Поэтому новые орды переселенцев, известных под общим именем турок, повернули на юго-запад и по высокой галерее сплошных плоскогорий пошли к Малой Азии, Сирии и Палестине.
С заграждением турками второго и последнего выхода из Татарии, последняя оказалась закупоренной; естественный процесс освобождения ее от человеческих избытков был остановлен, и эта страна должна была в свое время поразить мир особенно бурным выступлением. Последнее началось с появлением в Великой степи Чингис-хана. Собрав под свои знамена огромные полчища кочевников, он с одной половиной их двинулся на восток и, овладев сначала всей Кореей и Китаем до Янтсекианга, направился затем в Индию. В то же время другая половина чингисхановых орд, брошенная в противоположную сторону, наводнила Западную Азию и Южную Россию.
Подчинив, таким образом, своей власти почти всю Азию и восточную половину Европы, воинственная Татария вместе с тем в первый раз со времени своего существования организовалась в Монгольское государство или Золотую Орду.
Но по многим причинам, объяснение которых отвлекло бы нас от главной мысли, основанная монгольскими пастухами империя не могла быть долговечной. Уже с Иоанна Калиты даровитые Московские собиратели начинают управлять волей ханов и руками последних устраняют с пути препятствия к объединению России. Битвой на Куликовом поле Дмитрий Донской решительно заявляет, что в поте лица работающий над своими
55
нивами русский народ уже больше не слуга привыкшим снимать готовую жатву кочевникам. Грозный самодержец Иоанн IV берет под свою высокую руку царства Казанское, Астраханское и Сибирское. За ними наступает очередь Ханства Крымского.
В течение того же времени наиболее действенное из человеческих орудий — соха, пласт за пластом подымая нетронутую с сотворения мира почву, прокладывает земледелию путь в самую глубь днепровских, донских, волжских и сибирских степей и несет с собою коренную перемену во внешнем виде и во внутренней жизни страны.
Там, где прежде расстилалась безбрежная пустыня, не производившая ничего кроме травы, — зазолотились моря хлебов, затемнели сады, зазмеились дороги. Вместо каждый день переезжавших на новую кочевку убогих палаток, явились постоянные жилища, выросли города и села, поднялись к небу купола церквей. Вместо быстрых и шумных, как степной ураган, татарских полчищ, переносившихся из одного конца степи в другой, зашагала медленная и страшная, как грозовая туча, пехота, предшествуемая полками хорошо обученной конницы и сопровождаемая тяжело громыхающей артиллерией. Короче говоря, из первобытной, подобно птицам небесным питавшейся одними Божьими дарами Татарии выросла могущественная, живущая тяжелым хлебопашеским трудом и до последнего издыхания готовая защищать свои обильно политые потом и кровью земли Россия...
