— Оставляй винтовку и шагом марш в городок
Отстранение от стрельб считалось позорным наказанием. Отстраняли новичков за ротозейство, случайный выстрел, когда все шарахались от шальной пули. Однажды отстранили курсанта, неосторожно уронившего винтовку. Мог разбиться дефицитный оптический прицел. Но я ничего подобного не совершал. Нормально стрелял, вложил две пули из трех в мишень и собирался достреливать обойму.
Вечером в учебном взводе было неспокойно. Ребята сидели в курилке и открыто обсуждали поведение Ангары. Говорили, что оскорбления со стороны старшего сержанта лишь мешают учебе. Ангара, проходя мимо, остановился и попытался утихомирить курсантов своим любимым способом — на глотку. Не получилось. Один из фронтовиков рассудительно заметил, не глядя на Ангару:
— Наш помкомвзвода не иначе от контузии не отойдет. Ему бы в санчасть сходить, к доктору. Ну, чего он опять орет?
Лейтенант Белых постарался сгладить ситуацию, но понял, что дело может дойти до политработников и тогда начнется такая тягомотина, что всем станет тошно. Впервые лейтенант выдал на полную катушку своему заместителю. Ангара кинулся было писать рапорт о переводе в любой уходящий на фронт полк, но вовремя сообразил, что лишь наживет неприятности.
Старший сержант немного приутих. А Белых сумел получить через службу тыла десяток снайперских винтовок с оптикой и примерно столько же оптических прицелов, которые вскоре установили на трехлинейки. До этого весь взвод стрелял из 5-7 снайперских винтовок по очереди. Теперь, когда все получили «свои» винтовки с оптикой, результаты значительно улучшились. Мишени на восьмисотметровой дистанции стали поражать более успешно.
Несмотря на сравнительно малый срок учебы, первоначальную снайперскую подготовку я получил. В память крепко врезались несколько простых наставлений и советов, которые я занес в свою записную книжку. Большинство из них оказались дельными и не раз спасали жизнь на передовой, другие не совсем подходили к конкретной местности, некоторые приемы не приживались. Но все это я говорю о своем личном опыте. Книжка не сохранилась, однако пробыла со мной на фронте два года, и почти все я запомнил наизусть. Попробую эти записи воспроизвести:
Пункт первый. Выбирая место для ведения огня, заранее лично осмотри его, подготовь несколько позиций (основную, запасную, ложную). Определи пути отхода, в том числе на случай внезапного обстрела.
Пункт второй. Наиболее важные цели, которые следует поражать в первую очередь: вражеские снайперы, офицеры, артиллеристские наблюдатели, разведчики, орудийные и пулеметные расчеты.
Пункт третий. Нежелательно выбирать место, которое бросается в глаза: купол церкви, водонапорная башня, отдельно стоящий подбитый танк, одинокое дерево с кустарником у подножия.
Пункт четвертый. Позицию для ведения огня предпочтительно выбирать с учетом хорошего кругозора, на возвышенности. Это позволит поражать наиболее важные цели, держать в поле зрения вражеские траншеи и подходы к ним.
Этот четвертый пункт, как я позже убедился, оказался самым неудачным среди наставлений. Любая возвышенность, откуда просматривались немецкие траншеи и тылы, всегда находилась под особым наблюдением. Оптики у немцев хватало, и наблюдатели засекали там малейшее движение. Окопы против минометного огня зачастую не спасали. Холм или курган были заранее пристреляны минометами. Наблюдатели и снайперы нередко гибли при «дежурных» обстрелах, которые вели не только минометы, но и гаубицы, особенно бризантными снарядами или шрапнелью. Они взрывались в воздухе и буквально дождем осколков поражали все живое.
Пункт пятый, который раздельно, по слогам, со своей обычной назидательностью, произнес старший сержант Ангара, советовал нам выбирать неприметные, «серые места»: заросли бурьяна, изрытое воронками травянистое поле, брошенные перепаханные траншеи, развалины домов.
Пункт шестой. Не забывать, что оптика дает отблеск, а значит, следи за солнцем. В зимнее время цевье и ствол винтовки необходимо обматывать бинтами.
Были и другие полезные советы: не делать лишних движений, не метаться, если тебя ранили, не греться водкой, а лучшая еда, если уходишь надолго, — хлеб, сахар, ну и, конечно, фляжка воды. Сало или тушенка вызывают сильную жажду. От такой еды лучше отказаться.
Лейтенант Белых предупредил, что по прибытии на передовую необходимо сразу наладить контакт с разведчиками, саперами и, конечно, командирами рот, на позиции которых мы будем действовать. Нам всегда помогут, укажут минные поля, дадут необходимую информацию. Насчет саперов и разведчиков — верно. А вот насчет командиров рот… Как с ними поладить, если в ответ на удачный выстрел немцы начинают сыпать мины. На кой черт пехоте такие соседи нужны.
— Мы им не подчиняемся, — заявил Ангара. — Обычно снайперские отделения находятся при штабе полка.
— Из штаба, что ли, по фрицам пулять станешь? — засмеялся Гриша Маковей. — С пехотой дружить надо и не подставлять их под удар. Мы все оттуда.
Маковей работал на военном заводе и ушел добровольцем на фронт. Тоже попал в окружение, чудом ушел из танкового кольца. Мы подружились и обычно держались втроем: Гриша, Веня Малышко и я. Я считался старшим (все же сержант), а Веню Малышко оба опекали. Войны он еще не нюхал.
Маковей рассказывал, что с завода ушел с большим трудом. Токарей не отпускали. Когда увидел на передовой раздавленные гусеницами трупы с выпущенными кишками и сам полдня пролежал в засыпанной землянке, ругал себя, как последнего дурака, в чем признался лишь мне:
— Какого хрена с теплого места убежал? Надоело по тринадцать часов за станком стоять. Занудился! На военном заводе жить можно. На обед гороховый суп с мясными обрезками давали. Пайка хлебная, как на фронте, а токарям еще в ночь крепкий чай полагался, чтобы не заснуть и на вал не накрутиться. Там никого танками не давили, даже бомбежек почти не случалось.
Насчет контакта с пехотой Гриша говорил верно. Ротные командиры и минометчиков гнали, не желая попасть под раздачу за чужие успехи: «Идите, ройте ямы для своих самоваров, куда подальше! А то повадились прятаться за чужими спинами». Надо думать, что и снайперов встретят с такой же радостью. Но Ангара всегда любил за собой оставить последнее слово:
— Ты, рыжий, гляжу, всего боишься! И танков немецких, и ротных лейтенантов. Девок тоже обнимать боялся?
— Зато ты, кучерявый, первый парень на деревне. Куда ни глянь, Ангара — герой!
— Герой, — подтвердил я, поддерживая товарища. — Он же под Москвой воевал. Медаль вон какую блестящую получил.
Сказал я это не просто так. Ангара любил к месту и не к месту напомнить, что он участвовал в декабрьском наступлении сорок первого года, и если бы не сибиряки, неизвестно, как бы все там сложилось. А медаль «За отвагу» чистил мелом, чтобы она все время блестела. Лейтенант приказал прекратить перепалку, а потом спокойно разъяснил, что где бы мы ни числились, а позиции для стрельбы будут на территории пехотной роты, и нам придется считаться с мнением ротных командиров.
— Им бы только в блиндажах сидеть, — опять подал голос Ангара. — Мы фрицев не трогаем, и они нас не трогают!
Те, кто успел повоевать в пехоте, побывали в ситуациях, когда установленные вплотную к траншеям в помощь нам легкие пушки и минометы вызывали на себя шквальный ответный огонь фрицев. Роты несли большие потери. Не хочу, чтобы у кого-то возникло мнение, будто склоки были обычным явлением на курсах. Это не так. Но любая учебная часть, маленькая или большая, состоит из живых людей с их привычками, недостатками. Многие уже потеряли близких, сами хватили лиха на передовой.
Это не могло не накладывать свой отпечаток на поведение курсантов, средний возраст которых составлял 19-20 лет. В целом мы жили дружно. Каждое отделение составляло без преувеличения как бы небольшую семью. Было принято делиться добытой где-то едой или присланными из дома продуктами.
Однажды двое ребят из нашего отделения забрели на консервный завод. Принесли десятилитровую банку яблочного повидла. Отделение прибрало банку, не отходя от кассы. Я съел без хлеба, запивая водой, с килограмм сладкой, не доваренной до конца массы, Желудок, хоть и с трудом, выдержал такую нагрузку, а на повидло я не мог смотреть несколько месяцев, даже когда голодал.
Вообще, питание в августе сильно ухудшилось. Суп и каша стали совсем жидкими, выручали только пайки хлеба. Тем летом всех нас не покидало ощущение голода. Воровали в садах яблоки, груши, сливы. Один из курсантов-пулеметчиков пытался продать украденные ботинки. Его поймали, исключили из комсомола и отправили рядовым в маршевую роту, уходящую на фронт. Повезло, что не попал в штрафную роту. Жесткий приказ Сталина № 0227 от 28 июля 1942 года «Ни шагу назад» тогда только начинал действовать. Под этот приказ попадали не только те, кто находился на фронте, но и провинившиеся куpсанты, тыловики. Начальство торопилось в донесениях отрапортовать о принятии приказа к исполнению.
