— Товарищ старший лейтенант, — строго прервал его Михалаш, — вы, как я вижу, забываете, что женаты, что у вас ребенок! Разумеется, любовь не преступление. Но в вашем случае нормы морали, наши законы…
Думитру молчал. Он был возмущен, раздражен, но не мог найти нужных слов.
Воспользовавшись наступившим молчанием, Раду заявил:
— Именно поэтому я намерен развестись…
Думитру окончательно вышел из себя.
— Как это — развестись? — спросил он, резко повышая голос. — Да вы понимаете, что говорите?
Он попытался взять себя в руки — нужно было подавить гнев и стараться говорить спокойно и тактично, иначе для этого влюбленного, способного на самые неожиданные выходки, все его старания понять, убедить, открыть глаза превратятся в неприятную «проработку».
— Я обещал Ванде, что мы поженимся, — пробормотал Раду. — Я не хочу ее разочаровывать. Ей не очень-то везло в жизни, поэтому она и потеряла веру в людей! Я не имею права принести ей еще одно несчастье.
— А своему ребенку вы имеете право принести несчастье? — спросил Думитру холодно.
Раду впервые поднял на него глаза. Он будто только что проснулся. Не выдержав взгляда командира, он опять уставился на ковер под ногами.
— Я жду ответа, товарищ старший лейтенант, — настаивал Думитру, обрадованный этим молчанием.
— Валентин останется с Дориной, но я, конечно, буду им заниматься. Я уверен, что он ни в чем не будет нуждаться. Дорина — идеальная мать, — заключил он.
— Валентину будет мало одной Дорины! А нуждаться он будет в вас!..
Раду замолчал, и больше они не услышали от него ни слова.
— Итак, вы хотите развестись? — спросил Думитру, не ожидая ответа.
Каломфиреску действительно не ответил, продолжая напряженно смотреть на ковер. Наконец Думитру отпустил его, предложив поразмыслить над своим решением не торопясь. Он дал ему на размышление два дня.
— В конце недели, как вам известно, начинаются полевые учения. Часть должна добиться отличных показателей. И мы можем их добиться при нашем уровне подготовки, политической, военной и технической, и горячем желании выполнить безупречно и эту задачу. Но помимо подготовки необходимо то, что в авиации летчикам выдают врачи в качестве характеристики — «к полетам годен», а в нашем случае это может быть такая характеристика: «годен без ограничений», то есть с моралью все в порядке.
— Мои семейные сложности ни в коей мере не скажутся на службе! — заявил Раду твердо.
— Посмотрим, — строго ответил Думитру. — Что касается Ванды, то, если хотите ее лучше узнать, поговорите с моей женой. Они были когда-то… — Он замялся, ему не хотелось произносить слово «подруга». — Они были в хороших отношениях когда-то. Она вам кое-что расскажет дополнительно к тому, что вы о ней узнали за короткое время вашего знакомства. Она знает это от самой Ванды, разумеется.
«Это молчание, — размышлял Думитру после его ухода, — может быть признаком раскаяния, а может быть, наоборот — упрямства…»
— Вот так, — сказал он сердито Кристиане дома, — вместо того чтобы думать о технической подготовке части к учениям, которые начнутся через несколько дней, я вынужден тратить время на товарища Каломфиреску!
— А я зашла сегодня к Ванде, — сообщила ему Кристиана. — Хотела с ней поговорить, но не застала дома…
— И хорошо, что не застала, — высказал свое мнение Думитру. — Вряд ли ты нашла бы там теплый прием. Я собираюсь пойти к ней завтра утром на работу. Посмотрим, что она скажет…
— Ни в коем случае этого не делай! — попросила Кристиана. — Сначала ты должен поговорить с ней, мы все же не чужие. Она меня будет винить, если ты… Кроме того, ты причинишь ей массу неприятностей…
— А ты что же думаешь, у Каломфиреску нет сейчас неприятностей? — удивился он. — Так почему бы им не быть и у твоей Ванды? Почему мы должны ее оберегать?
— Вовсе она не моя! — возразила Кристиана. — Прошу тебя попробуй поговорить вначале с ней самой, у нее дома. Мне кажется, это может лучше подействовать. Возможно, даже не придется обращаться к ней на работу. Иначе ты ее только озлобишь, я-то ее знаю!
Возразить было нечего, и Думитру согласился с женой.
* * *
На другой день, не заходя домой после работы, Думитру отправился на автобусе в город. Его «дачия», как он шутил, «проржавела от длительного неупотребления», поэтому приходилось пользоваться общественным транспортом. Перед отъездом он позвонил Кристиане:
— Вернусь домой поздно. Догадываешься, почему? Навещу сегодня твою подругу Ванду.
— Смотри не попадись и ты в ее сети, — съехидничала Кристиана. — Не забудь вернуться домой!
— Вернусь! — рассмеялся он. — Так легко ты от меня не избавишься.
— А я и не хочу, — сказала она серьезно.
Автобус мчался по асфальтированному шоссе. Пассажиров было мало — несколько офицеров и штатских, работавших в части, но живших в городе. Думитру старался не думать о том, что ему предстоит. Глядя на зеленые холмы, мелькающие за окнами, он вспомнил слова — что-то вроде афоризма, — которыми собирался начать ближайшее политзанятие, посвященное вопросам разоружения: «Землю мы не унаследовали от родителей, а взяли взаймы у своих детей».
Ему нравились эти слова. Это значит — берегите Землю, заботьтесь о ней, люди, она принадлежит не вам, а вашим детям! Да, именно так он начнет занятие…
Дорога до города показалась ему гораздо короче, чем обычно. Возможно, из-за неприятного, даже противного чувства предстоящей тягостной встречи с Вандой. А встретиться было необходимо. «Все приходится делать в жизни, и приятное, и неприятное…» — думал он.
Думитру сильно нажал на кнопку звонка. Он не любил запертых дверей. В части у него замков не водилось, двери были все время открыты — заходи кто хочет! Люди знали друг друга, им нечего было скрывать. И они никого не боялись. Почти патриархальная жизнь, которую не затронули различные болезни цивилизации.
Наконец за дверью послышались поспешные шаги. Его рассматривали через глазок. Потом раздался голос Ванды, немного удивленный, но вполне любезный:
— Какой сюрприз! Одну минутку, я на себя что-нибудь накину…
Он услышал удаляющиеся шаги. Думитру закурил, раздраженный ожиданием.
Наконец дверь широко распахнулась, и на пороге появилась Ванда в длинном бархатном халате пепельного цвета.
— Какой сюрприз! — повторила она, стараясь держаться естественно. — Проходи, пожалуйста, — пригласила она его, фамильярно протягивая руку.
Думитру не поцеловал руку, и Ванда опустила ее с явной обидой.
— Ты одна? — спросил он, остановившись в дверях.
Ванда громко рассмеялась:
— Если бы я была не одна, я бы тебя просто не впустила!
Убедительно. Он вошел. Снял плащ и фуражку и повесил их на вешалку в прихожей. Затем прошел вслед за Вандой в комнату.
— Садись, — предложила она с той же застывшей, как маска, улыбкой. — Что тебе налить: коньяк, виски, водку?..
— Спасибо, я ненадолго, — отказался он, садясь на стул. — У меня были дела в городе и… — Он попытался на ходу выдумать какой-нибудь предлог для своего посещения, чтобы оно выглядело более естественным.
— А потом решил заглянуть ко мне! — прервала она его насмешливо. — Давай не будем! Тебе не очень-то удается вранье, а я не настолько глупа, чтобы это слушать, — предупредила она его, усаживаясь напротив на стул, который Думитру успел ей предупредительно подать.
— Ты права, — согласился Думитру. — Согласен, давай играть честно! По крайней мере со мной! — подчеркнул он.
— Ты меня просто пугаешь, — поежилась Ванда. — Надеюсь, ты не предложишь мне свою руку ж сердце? — продолжала она шутливо. — Впрочем, не уверена, смогла ли бы я тебе отказать!
Думитру загасил сигарету в пепельнице и помолчал, разглядывая кольцо табачного дыма.
— Твои опасения напрасны, речь идет о другом! — успокоил он ее с легкой издевкой, но тут же тон его стал снова серьезным. — Я пришел поделиться с тобой некоторыми мыслями, которые не дают мне покоя в последнее время. Во-первых, — он постарался, чтобы его голос не звучал неприязненно, нужно было чем-то польстить ей, — я убедился в том, что ты сильная личность. У тебя действительно есть сила воли. В известном смысле мы с тобой даже похожи.
— Думитру, ты меня оскорбляешь! — засмеялась она вызывающе.
— Я сказал — в известном смысле. Сильные натуры созданы для побед, борьба приносит им удовлетворение. Но бороться нужно с равным, с такой же сильной личностью. Иначе поединок неинтересен. Это я тоже по себе знаю! — Он сделал паузу.
— Я ничего не понимаю, поверь, — сказала Ванда откровенно, воспользовавшись этой паузой.
Думитру пристально посмотрел на нее. Ванда уверенно выдержала его взгляд.
