— Это были рабочие, двое знакомых парней с заводам — шепчет Ланге. — Обомлел, когда их увидел. На всякий случай решил свернуть…
— Ну, они бы вас не узнали, — успокаивает Аскер.
— Все же… Что будем делать? — В голосе Герберта тревога.
— Покурим, — говорит Аскер. — Подумаем.
— Выход один!
Аскер не отвечает. Он знает, что имеет в виду Ланге.
Но это опасно, очень опасно. Если бы не дочь Герберта!..
А время идёт. Надо решать.
— Выход один, — повторяет Ланге, зажигая новую сигарету.
— Но ваша дочь?
— Это я устрою!
— Как?
— Мы не покажемся ей на глаза.
Мимо проходят трое — мужчина и две женщины. Одна из них с любопытством оглядывает сидящих, что-то говорит подруге. Обе смеются.
Аскер напряжённо размышляет. Быть может, отправиться на третью явку — ту, что на самый крайний случай? Но туда надо ехать поездом, они же — только с вокзала, их видели там патрульные, которых, вероятно, ещё не успели сменить. И потом, на третью явку может идти только он один. А как же Герберт?
Снова прохожие. Один из них подходит к скамье.
— Нет ли огонька?
Аскер молча достаёт зажигалку. Ланге сидит, будто окаменев.
И Аскер решает:
— Идёмте!
1
Стоя в конце коридора, Аскер видел, как Герберт успокаивал плачущую жену.
— Ну, перестань, перестань, — бормотал он, гладя её волосы, вытирая платком глаза, щеки.
— Как… как это случилось? — шептала женщина. — Ведь ты…
— Случилась ошибка. Бывает же, правда?
Женщина кивнула. Она немного пришла в себя и теперь лишь изредка судорожно всхлипывала.
— Рози? — негромко сказал Герберт. — Где она?
— Ой!.. Ты же не видел её!
Лизель хотела было идти в комнату, Ланге взял её за руку.
— Мне нельзя к ней.
— Почему, Герберт?
— Объясню после. Пока запомни: Рози не должна знать, что я приехал. Ни Рози, ни родные, ни соседи… Никто. Поняла?
Женщина растерянно кивнула.
— Никому ни звука. Ни обо мне, ни о моем товарище. Мы приехали тайно, по особому поручению. Очень важное поручение для Германии, понимаешь?
Лизель снова кивнула.
— Рози спит?
— Да, бедняжка только недавно уснула. Мы провели такую ночь!..
— Слушай меня внимательно, Лизель. Мы пройдём на кухню. Ты разбудишь Рози, оденешь и отведёшь к твоей матери. Надеюсь, она здорова?
— Да, Герберт.
— Очень хорошо. Отведи девочку и оставь у бабушки. Скажи, что будешь занята, мобилизована или что-нибудь в этом роде. Словом, Рози должна пробыть там два дня, поняла? И быстрее возвращайся.
— Хорошо, Герберт.
— Только ещё раз предупреждаю: о нас — ни одной живой душе. Ведь я пропал без вести, да? Ты такое письмо получила?
— Да.
— Ну вот и хорошо. Пропал — значит, пропал.
Подошёл Аскер.
— Меня зовут Краузе. Курт Краузе. Мы приехали вместе. Я друг вашего мужа. Он так взволнован встречей с вами, что забыл представить…
— Лизель, — сказал Ланге, — Курт Краузе — мой самый большой друг. Знай: мы с тобой обязаны ему тем, что я сейчас здесь. Да и вообще…
— Спасибо вам! — Лизель порывисто протянула руку. Аскер пожал её.
— У меня к вам просьба, фрау Лизель, — сказал Аскер. — Вы должны вести себя так, будто ничего не произошло. У вас покраснели глаза. Освежитесь, успокойтесь. А уж потом уходите.
Аскер и Ланге прошли в кухню. Сначала они слышали журчание воды в умывальнике. Затем раздались торопливые шаги Лизель. До них донёсся её голос и лепет девочки.
Прошла ещё минута. Вот хлопнула входная дверь, и в доме стало тихо.
Герберт и Аскер вышли в коридор, приникли к окошку, чуть отодвинув занавеску. По дорожке шла Лизель, ведя за руку Рози. Аскер скосил глаза на товарища. У Ланге были плотно сжаты губы, дрожал подбородок.
Аскер обнял его:
— Хотите сигарету?
Ланге кивнул. Покурили, сидя на стареньком диванчике. Аскер поднял глаза и увидел на стене портрет Герберта, увитый траурной лентой.
— Совсем как у Марка Твена, — пошутил он, чтобы разрядить обстановку. — Почти что присутствуете на собственных похоронах.
Ланге встал, шагнул к портрету.
— Не трогайте!
Ланге остановился, озадаченно поглядел на товарища. Сообразив, кивнул.
— И жене скажите, когда придёт.
— Понимаю…
Они прошли в ванную. Умывшись, вернулись в комнату.
Аскер сказал:
— Придёт Лизель, попросите её сходить к Шталекерам домой. Никаких разговоров: просто зашла, чтобы проведать подругу. Пусть попытается узнать, что за люди были в доме, что там произошло.
— Быть может, сперва позавтракаем? Наверное, голодны? Да и я, признаться, не прочь…
— Не мешает, — согласился Аскер, у которого давно сосало под ложечкой.
Вскоре вернулась Лизель. Она сообщила: бабушка очень обрадовалась внучке. Девочка пробудет у неё три дня.
— А теперь завтракать, — сказал Ланге. — Придумай что-нибудь, Лизель.
Женщина опустила голову, поджала губы.
— Понятно, — сказал Герберт. — Но я уверен, кое-что найдётся в моем ранце. Иди, Лизель, распакуй его.
Лизель просияла и выбежала из комнаты.
— Хорошая она у вас, — тихо проговорил Аскер.
— Ещё бы! — Ланге поднял на Аскера счастливые глаза. — А вы? Ваша жена?… — Он не договорил, увидев, что товарищ чем-то озабочен.
— Передатчик! — негромко сказал Аскер.
Ланге кивнул, раскрыл ранец Аскера. На дне лежал небольшой металлический ящик, Ланге извлёк его. Затем он и Аскер прошли на кухню. Лизель возилась у плиты, ставя на газ воду.
— Скажи, Лизель, помойное ведро — это то, что стоит у раковины?
— Да, Герберт. — Женщина улыбнулась. — Ты же знаешь, оно всегда там стояло.
— Всегда, ты права. — Ланге направился к ведру.
— Но зачем оно тебе, Герберт? Уж не думаешь ли ты выносить его сам?
— Да, Лизель. Буду выносить все время, пока мы здесь, в Остбурге. Ты же не должна к нему прикасаться. Лей и швыряй в него все, что вздумается, но не трогай его, поняла?
— Нет, Герберт…
— Лизель, — сказал Ланге, указывая на ящик, — эта штука очень для нас с тобой дорога.
— Это золото, Герберт? — шёпотом спросила женщина.
— Ценнее, чем золото. Поняла?
— Да, — неуверенно произнесла Лизель.
— Ну вот и хорошо. Я хотел оставить его в ранце, но потом рассудил, что так будет опасно.
— Опасно, Герберт?
— Представь, что в квартиру проникли воры. Куда они прежде всего полезут? Конечно же, в ранцы.
— Сейчас много воров, Герберт. Совсем недавно, третьего дня, обокрали квартиру по соседству. Вынесли буквально все.
— Вот видишь! Ну, а какому вору взбредёт в голову искать ценности на кухне, да ещё в помойном ведре?
— Да, Герберт, ведро ему было бы ни к чему.
— Значит, решено. Гляди, я опускаю ящичек в ведро.
Женщина кивнула, хотя все ещё плохо понимала мужа.
— Гляди, Лизель, как ловко — он совершенно скрылся под картофельными очистками.
— Ящик так и будет лежать в ведре?
— Да, там ему ничего не сделается. Футляр устроен так, что не пропускает воду. А когда надо будет, мы его вынем и ополоснём… Только, Лизель, о ящике никто не должен знать. Ни одна живая душа. — Ланге усмехнулся: — Если, конечно, не хочешь, чтобы меня затаскали по всяким учреждениям: откуда взял, да как, да что…
— Все будет так, как ты скажешь, Герберт.
— Вот и отлично. Торопись с завтраком, Лизель. Мы так голодны, что, кажется, съедим друг друга.
— Лизель, ты все ещё дружна с Бертой Шталекер, не так ли? — спросил Ланге, когда с едой было покончено.
— А как же, Герберт! Она очень хорошая, Берта.
— Что она, здорова?
— Я видела её позавчера. Здорова, но очень ей достаётся.
— Не пойму. Они же одни с Отто? Детей-то нет.
— Нет детей, есть взрослые нахлебники.
— О ком ты?
— Офицеры у них живут. Два офицера. Гостиницу ведь разбомбили. Вот к ним и определили двоих. И стирай на них, и готовь. — Лизель вздохнула: — Правда, сегодня, кажется, жильцы должны были уехать.
Ланге шумно перевёл дыхание. Не смог сдержать вздоха и Аскер.
Он сказал:
— Мы хотим попросить вас отправиться к Берте Шталекер. Поговорите с ней, поинтересуйтесь, будут ли у них жить другие офицеры. О нас, разумеется, ни слова.
— Сейчас?
— Пожалуйста. Только не задерживайтесь. Мы ждём вас.
Лизель вновь покинула дом.
Когда она вернулась, Герберт заканчивал бритьё. Аскер дремал, положив голову на руки: дали себя знать события минувшей ночи и то, что произошло в первые часы их пребывания в городе. Скрипнула дверь. Аскер вскочил на ноги.
— Это я, — сказала Лизель. — У Шталекеров все в порядке. Берта одна в доме. Гостей больше не предвидится.
