Оказалось, что у югославов имеется хороший душ и холодное пиво. С таким комфортом в пустыне я встретился впервые. Гостеприимство и доброжелательность югославов внесла некоторое разнообразие в жизнь двух человек: Сыроватского — советника командира зенитно-ракетного дивизиона и мою.
Действительно, духовный подъем личного состава был необыкновенным, В эти дни самолеты израильтян ежедневно бомбили войска непосредственно у канала, до нас доносились чуть слышные взрывы, но к нам почему-то не летали. На всех батареях солдаты спрашивали, почему нет самолетов, и я им отвечал шутливо, что они теперь боятся нашего полка. Солдаты радостно кричали:
— «Фантом» касура!
Надо пояснить, что слово «касура» имеет множество значений и примерно соответствует немецкому слову «капут». Ждали официального подтверждения и денежной премии за сбитый самолет. Но подтверждения почему-то не было.
Я обратился к полковнику Пузанову с рапортом, но он сказал, что самолет полку не засчитали. Когда об этом узнали в полку, то огорчения было не меньше, чем до этого радости. Вообще арабы бурно выражают свои переживания. Появилась даже апатия.
Поэтому, когда полковник Пузанов появился на КП полка, мы с мистером Усэмой снова атаковали его просьбой восстановить справедливость.
Выслушав нас, полковник Пузанов согласился и обещал разобраться в этом деле. Но сбитый самолет в то время не засчитали в число побед полка. Может, поэтому когда 18 июля после отражения налета нам стало известно, что полку засчитали сбитый самолет, я не видел прежнего энтузиазма. А дело было так.
В ночь с 17 на 18 июля зенитно-ракетный дивизион ушел на другую позицию поближе к каналу, а на старом месте оставил макеты.
18 июля в 13 часов 40 минут тем же способом, что и 5 июля, два «Фантома» пытались разбомбить позицию дивизиона.
Батареи своевременно открыли огонь, головной самолет сыпанул десяток бомб и отвалил, ведомый отвернул еще раньше. На малой высоте самолеты ушли в сторону канала. Хотя трассы прошли кучно и вблизи головного самолета, но попадания никто не наблюдал. Ни мистер Усэма, ни я о поражении самолета не докладывали и кто его сбил, нам неизвестно. Поэтому мы удивились, когда узнали, что нам засчитали сбитый самолет.
Но известие это личный состав принял спокойно, если не равнодушно. Обрадовала только денежная премия, которую выдали всему личному составу. Скорее всего я из-за незнания арабского языка не разобрался, какой самолет нам засчитан. Возможно, совпадение того, что мы обстреляли самолеты 18 июля и тот же день нам сообщили, что мы сбили самолет ранее, внесло путаницу. В конце концов важно то, что полк уничтожил один «Фантом» и убедительным признанием этого явилась денежная премия.
Мы же были удовлетворены тем, что, осмотрев через трое суток макеты, изображавшие зенитно-ракетный дивизион, увидели, что ни один из них не поражен. Все бомбы взорвались с недолетом, хотя и довольно близко. Видимо, нервы летчика не выдержали и он бросил бомбы на несколько мгновений раньше, чем было нужно. Трое суток мы не осматривали макеты и не пускали к ним никого потому, что через тридцать минут после боя взорвалась первая бомба замедленного действия. Сколько их было там, мы не знали. Взрыв семи бомб, как мы потом подсчитали по воронкам, слился в один гул, тучи песка и пыли закрыли место бомбежки и невозможно было определить, сколько бомб было сброшено. Через двенадцать часов взорвалась вторая, а еще через двенадцать — третья.
От этих бомб ущерба не было, если не считать напряженного ожидания взрыва. Если бомба оставалась на поверхности, то ее обозначали флажками и обходили подальше, но часто она зарывалась в песок и ждала своего часа. А в пылу боя, в тучах пыли не всегда можно заметить место падения неразорвавшейся бомбы, что сильно действует на нервы. Все время кажется, что буквально сидишь на бомбе. Это был последний бой полка перед прекращением огня.
Мои злоключения с поисками полка и разные недоразумения с моими товарищами объясняются не только неорганизованностью, отсутствием машины и тому подобным, но главным образом существованием языкового барьера, из-за которого мы иногда с большим опозданием узнавали о важных решениях и приказах, выходивших из штаба армии, а порой и вовсе не знали и принимали события, как свершившийся факт, к сожалению, не всегда имевший место.
Мы еще не знали, что приближался день, когда смолкнут разрывы и можно будет без опаски смотреть в небо. Президент Египта Гамаль Абдель Насер был в Москве, и все с нетерпением ждали его возвращения. В последние дни перед прекращением огня авиация Израиля особенно сильно обрушилась на боевые порядки войск вдоль Суэцкого канала и на позиции средств ПВО. Но, несмотря на это, зенитно-ракетные дивизионы передвигались к каналу. На позиции, которую прикрывал полк, дивизионы менялись часто. Один сменял другой. Дивизионы уходили и приходили по ночам. Уходя, оставляли макеты, но ложную позицию бомбили лишь один раз. Или израильтяне решили, что они уничтожили дивизион, или узнали, что это ложная позиция, но после 18 июля налетов не было.
Поэтому утверждение, что ОАР нарушала соглашение о прекращении огня, не соответствовало действительности. Дело объяснялось просто: потеряв за два летних месяца войны около двадцати «Фантомов» и «Скайхоков», Израиль понял, что превосходству в воздухе приходит конец. А это их единственная надежда на победу. Убедившись, что, несмотря на яростные налеты, они не в состоянии подавить ПВО ОАР, израильтяне предложили заключить соглашение о прекращении огня, чтобы восполнить потери в авиации и использовать другие способы для достижения своих целей. Из этого нельзя, конечно, делать вывод, что только успехи ПВО ОАР вынудили Израиль прекратить огонь.
Война — слишком сложное социальное явление, в котором переплетаются не только военные, но и политические, экономические, национальные и другие факторы. Одно бесспорно: средства ПВО внесли свой значительный вклад для отрезвления агрессоров.
Зной
Зной — это воды мираж,
За глоток миллион отдашь.
Без миллиона прожить можно,
Без глотка воды невозможно.
Зной — он сверху струится,
А от ног к голове змеится.
Во рту от него, сухо так,
Будто в нем не язык — наждак.
Глава 5
Борьба с москитами
Человеку, не встречавшемуся с москитами, трудно представить это насекомое. По размерам оно меньше нашего славного русского комара, но больше дальневосточного гнуса. Может, я погрешу против уважаемой науки, но утверждаю, что москит — это дитя комара и гнуса, соединившего в себе самые отрицательные качества своих родителей. Прежде всего этот кровопийца живуч, нахален и человеколюбив, в том смысле, что очень любит человека, прямо-таки жить без него не может. Никакие химикаты на него не действуют, разве кроме тех, что могут убить и человека. Такова краткая характеристика москита.
Теперь об условиях, в которых пришлось вести борьбу с этим мучителем. Я уже писал, что каркас мэльги представляет собой металлическую решетку, изогнутую наподобие клетки или прохода для зверей в цирке. Обложенный мешками с песком и украшенный сверху вентиляционной трубой, каркас сильно напоминает русскую печь, только не всю, а ту часть, где жгут дрова и выпекают хлеб. Внутри сходство с русской печью усиливает цементированный пол, высокая температура, словно печку недавно хорошо протопили, вынули несгоревшие головешки, а теперь хотят сунуть хлеб, чтобы хорошо запеклась корочка.
Москиты не любят яркого света и жаркого солнца, поэтому днем куда-то прячутся. А от солнца только москиты и могут найти себе темную щель. С заходом солнца, когда потянет прохладный (относительно дневного, горячего) ветерок, появляются и москиты. Но ветер им тоже не нравится (такие привередливые). Самым удобным местом оказывается мэльга: темно, тепло и не дует. Я обычно в это время с неизменной «Сельгой» в кругу офицеров сижу на стуле. Слушаем радио, обмениваемся отдельными словами.
Сидеть удобно. Стул глубоко уходит в песок, можно сильно откинуться на спинку и смотреть в звездное небо. Над горизонтом всегда легко нахожу Полярную звезду и подолгу смотрю на нее. По этому меридиану находится Москва.
Мэльга в это время открыта, проветривается перед сном и заманивает москитов.
За полчаса до сна я негромко зову:
— Ахмет. Начальник мэльги!
— Я, эфенди, — слышится где-то у мэльги и к нам подходит невысокий, с жидкими черными усами солдат.
— Флит, Ахмет, — говорю я ему.
— Тамам (порядок), — отвечает Ахмет, и вскоре в мэльге слышен звук насоса — это Ахмет опрыскивает мэльгу жидкостью под названием «Флит». Мне не известен состав этой жидкости, но, судя по этикетке на банке, «Флит» должен уничтожать мух, москитов и прочих насекомых. Обработав мэльгу, Ахмет закрывает дверь и снова подходит к нам с докладом:
