Обидно и горько было Лёве. Так всё несуразно получилось…
Взглянул Лёва в последний раз на промкомбинат и глазам своим не поверил — на склоне пригорка, в малиннике, стояли Данилка с Максимкой, махали ему рукой — были рады, что увидели.
— Лёва, куда ты? — крикнул Данилка.
— В гетто, — ответил Лёва.
— Куда, куда?..
— На новые квартиры, — объяснил Лёва.
— Так мы тебя проводим, — сказал Данилка.
Не успели люди оглядеться, как Данилка с Максимкой шмыгнули в колонну.
— Ах, мальчики, чтоб вы здоровы были, зачем вы стали в колонну? Нельзя вам с нами, — забеспокоилась тётя Малка.
Все остальные также испуганно посматривали на Данилку с Максимкой. А те не обращали на эти испуганные взгляды никакого внимания.
— Зачем вас вдруг переселяют на новые квартиры? — спросил Данилка.
— Кирпич делать, — ответил Лёва.
— А зачем им кирпич? — удивился Максимка.
— Очень мне надо знать, зачем им понадобился кирпич, — сказал Лёва. — Эти немцы совсем, наверно, глупые, потому что из чего мы будем делать кирпич, если глина из карьеров давно выбрана.
— Может быть, они будут возить глину из Германии, — высказал предположение Максимка.
— Не болтай, — оборвал его Данилка. — Ну, вот что, Лёва, устраивайся на новой квартире да прибегай на кладбище. Дело есть. А теперь скажи, где радиоприёмник. Мы за ним приходили.
— Приёмник на чердаке, под вениками, — сказал Лёва. — А прийти на кладбище я не смогу. Нам запрещено отлучаться из гетто…
— Ха, — громко засмеялся Данилка. — Мало кто и что запрещает…
Лёва не стал возражать Данилке. Очень ему надо возражать. Данилка пожал Лёве руку, сказал:
— Ну, мы пошли… Будем ждать тебя, когда стемнеет…
Они начали выбираться из середины колонны и совсем неожиданно оказались лицом к лицу с конвоиром.
— Вэк, юда, — замахнулся на них конвоир.
Данилка так тот не очень испугался. Откуда конвоиру знать, что Данилке не надо переселяться в бараки кирпичного завода?..
— Пан, пан, — заговорил он, — нам с Максимкой домой надо… Мы не из Заручевья…
Конвоир страшно вытаращил глаза, покраснел от злости и сильно толкнул Данилку.
Кто-то из взрослых попробовал вступиться за Данилку с Максимкой, конвоир клацнул затвором и, не поднимая винтовки, выстрелил под ноги людям. Шеренга шатнулась, как лес от ветра. Громко заголосила тётя Малка:
— Что же вы, деточки, наделали? Теперь уж вас не выпустят, пока ваши родители не придут за вами. А как же они придут, если не знают, где вы? Как же им передать о беде вашей?
Тётя Малка голосила так жалостно, что у Максимки брызнули слёзы. А Данилка только насупился и крепко задумался. А когда он крепко задумывался, то обязательно до чего-нибудь доходил.
— Не нравится мне это переселение на новые квартиры, — сказал он Лёве. — Надо убегать…
— Как ты убежишь? — засомневался Максимка. — У конвоиров — винтовки…
— А ты знаешь, что будет за побег? — спросил Лёва. — Расстрел, вот что! Так нам сказали. Очень мне нужен этот расстрел… У тёти слабое сердце, и она не вынесет такого горя…
— Трусы несчастные, — рассердился Данилка. — Вот если мы не убежим, то обязательно расстреляют. А поэтому слушайте, что я вам скажу… У меня есть план…
План у Данилки был гениально прост, как солнечный день, и рискованный, как прыжок в колодец. Но другого выхода не было.
За колхозным полем, слева, вдоль дороги, густо рос ольшаник, переплетённый лозой и травой в рост человека. Из лозы этой местечковые мальчишки делали свистки и брызгалки. Справа же распростирались песчаные пригорки, которые Велешковичское лесничество лет десять назад засадило молодыми сосенками и ёлочками. Осенью тут росло столько маслят, что хоть ты их косой коси.
В комендатуре, видимо, заранее всё предусмотрели, всё рассчитали. Слева, там, где густо рос ольшаник, конвоиров шло вдвое больше, чем справа. Разве только дурень начнёт убегать по сосняку, который едва достиг человечьего роста. Вот поэтому Данилка как раз и выбрал для побега сосняк.
— Как только поравняемся вон с той берёзой возле дороги, я брошусь под ноги охраннику, а вы сигайте в сосняк и как можно быстрее бегите к круче…
Все трое потихоньку выбрались на край шеренги, шли не дальше как в двух шагах от конвоира.
Дорога тем временем сузилась. Охранник ещё ближе подошёл к колонне.
— Шнель, шнель! — кричал он на людей и подталкивал дулом винтовки тех, кто шёл медленно. — Быстрей, быстрей!..
Данилка знал, что если кого неожиданно толкнуть под колени сзади, так тот никогда не удержится на ногах, даже если будет чемпионом по боксу. Данилка специально немного отстал и, когда конвоир не ждал, бросился ему под ноги.
Солдат, как то подрубленное дерево, пошатнулся и грохнулся на землю. Но и Данилка не удержался на ногах. К счастью, конвоир уронил виз рук винтовку. Это и спасло Данилку.
Солдат, как известно, приучен прежде всего хвататься за оружие. Поэтому конвоир, как только вскочил на ноги, вместо того чтобы схватить Данилку, перво-наперво кинулся за винтовкой. Несколько этих мгновений и хватило Данилке, чтобы сигануть в сосновые заросли. Ещё несколько мгновений было потрачено конвоиром на то, чтобы выстрелить вслед Данилке. И опять солдат действовал по привычке — если в руках винтовка, надо стрелять… А пуля не могла догнать Данилку. Она была разрывная — как только цеплялась за ветку, так лопалась, словно перезрелый гороховый стручок.
Данилка летел по сосняку так быстро, что ветер свистел в ушах. И конвоир не отставал от него. Наверное, он — конвоир этот — совсем ошалел от злости. Наверное, его гнало вперёд звериное чутьё, как бывает у гончей собаки, когда она бежит по следу. Данилка хорошо слышал, как где-то совсем близко бухают кованые сапоги конвоира. Он думал только об одном — как можно быстрее добежать до кручи.
Это был очень высокий и очень крутой берег Каспли, такой высокий и крутой, что, только подойдя к самой круче, можно было увидеть противоположный берег реки.
Первыми прибежали к круче Максимка с Лёвой. Добежали да и остановились в нерешительности: что делать дальше?
— Прыгайте, — крикнул Данилка, подбегая к ним.
Шутки сказать — прыгайте! Куда? В пропасть? Голову сломаешь!..
Оба стояли, не решаясь прыгать с такой верхотуры.
— Эх, вы! — Данилка первым сиганул вниз.
За ним, закрыв глаза, прыгнул и Максимка. А Лёва всё стоял, и не потому, что боялся. Он решал для себя очень важную задачу. Как ему прыгать: с книгами или без них? Без книг прыгать было бы удобней, но, если кинуть их вниз, бечёвка лопнет, книги рассыплются… Попробуй их потом собрать…
Пока Лёва решал такую сложную задачу, конвоир выбрался из сосняка, увидел Лёву.
— Хэндэ хох! — закричал он.
Теперь Лёва больше не стал думать. Он прыгнул, прижав к груди книги. Метров семь летел в воздухе, а когда ноги коснулись песка, не удержался, упал на бок и ещё метров десять катился по песку, пока не достиг воды.
— Бежим! — приказал Данилка.
Но тут вдруг к их ногам упала винтовка, Данилка схватил её и только теперь увидел, как по круче катится вниз конвоир. Он попробовал подняться и тут же упал на песок. Наверно, повредил ногу.
— Бежим! — ещё раз крикнул Данилка, и все втроём побежали берегом реки к кустам, что росли чуть дальше.
Сначала мальчики бежали по тропинке, что вилась по круче. Потом берег оборвался просто в реку. Мальчики немного пробежали по воде. И опять выбрались на тропинку, что пряталась в пышной зелени травы и кустарников. Тропинка то поднималась, то опускалась к самой воде и, наконец, вывела их к затону, который издавна называли Чёрным омутом.
Затон этот славился тем, что вода вытекала из него в реку через неширокую горловину, но затон от этого нисколько не мелел. Наверно, поили его подземные родники. И действительно, вода в Чёрном омуте всегда была холодная, даже в самые жаркие летние дни. Поэтому в Чёрном омуте никто никогда не купался и никто не знал, какая глубина в нём.
Говорили, будто один велешковичский рисковый смельчак когда-то поспорил, что нырнёт в Чёрный омут, достанет со дна горстку илу. Нырнуть-то он нырнул, но дна не достал да и сам едва вынырнул. Ему так скрутило ноги, что и через десять лет не отпустило. Так он и ползал, волоча за собой непослушные, одеревенелые ноги.
Берега затона сплошь заросли плакучими ивами. Склонив длинные ветви над водой, ивы жались одна к другой, словно боясь Чёрного омута и не имея сил оторваться от его бездонной глубины.
Старики рассказывали, что в Чёрном омуте живут русалки, которые очень любят холодную воду, что каждую летнюю лунную ночь, когда наступает полнолуние, русалки выходят с воды на берег и до самого утра водят хороводы. Издали можно подумать, что на берегу веселятся деревенские девушки. Да горе тому, кто осмелится в такую ночь подойти к Чёрному омуту. Русалки обступят его, закружат в танцах и затянут на дно.
