Бандиты сорвали с юноши верхнее платье, оставив на нем лишь трусы, носки и туфли. Они внимательно осмотрели одежду, прощупали каждый шов, но ничего не нашли. Тогда ему приказали снять носки и туфли, он неохотно повиновался. Инструктор Цзян стал нетерпеливо выворачивать носки, и вдруг из одного выпал небольшой листок бумаги. Пленник и инструктор Цзян одновременно схватились за него и разорвали на две части. Юноша торопливо засунул свою половину в рот.
— Эй вы, дармоеды недобитые! — заорал на миньтуаней Сюй Яо-мин. — Выньте у него изо рта бумагу!
Бандиты свирепо набросились на пленника, пытаясь разнять ему зубы. Из уголков его рта побежала кровь, но судорожным движением он успел проглотить бумагу. Инструктор Цзян подал Сюй Яо-мину оставшуюся половину. Тот долго ее рассматривал, потом холодно рассмеялся.
— Теперь ты не отопрешься! — размахивая у пленника под носом клочком бумаги, крикнул он. — Какое задание дали тебе красные бандиты? Скажешь правду — будешь жить!
«Так он наш товарищ! — с горечью думал У Чжи. — Кто его сюда послал? Может быть, у него задание, подобное моему?»
— Мне больше нечего говорить! — твердо ответил юноша.
Сюй Яо-мин, не вынимая изо рта мундштука кальяна, свободной рукой взял раскаленные щипцы, приблизился вплотную к пленнику и со свистом выдохнул ему прямо в лицо:
— Последний раз спрашиваю, ты будешь отвечать?
— Не буду!
Сюй Яо-мин поднял щипцы и ткнул ими в щеку пленника…
У Чжи не мог сдержать слез. Он был готов броситься на бандитов, чтобы освободить этого мужественного парня, но усилием воли вовремя сдержал себя. Низко опустив голову, он одним глотком допил оставшийся в чашке чай.
А Сюй Яо-мин продолжал свирепствовать:
— Ты думаешь — раз коммунист, так мы тебя не «расколем»? Погоди, попрыгаешь у меня!
— Эй ты, по фамилии Сюй, помни, что всех коммунистов не убьешь, рано или поздно за меня отомстят! Ты своего дождешься!
У Чжи поднял голову и взглянул на молодого человека: все лицо его и руки были в ожогах. Два бандита схватили его и поволокли куда-то, а он все выкрикивал:
— Да здравствует коммунистическая партия! Да здравствует Красная армия!
Этот голос еще долго звучал в ушах У Чжи.
«Негодяй! — подумал У Чжи о Сюй Яо-мине. — Как же мне с ним себя вести? Незаметно уйти? Не выйдет. Пожалуй, чем ближе к врагу, тем безопаснее!»
Приняв решение, он с независимым видом подошел к выходу из хижины. Не успел он показаться в дверях, как «командир роты» Чжан представил его Сюй Яо-мину:
— Это штабной офицер Шэньсийской армии. Они готовятся выступать против красных.
У Чжи наклонил голову в знак приветствия и спросил:
— Вы командир полка Сюй?
Сюй Яо-мин слегка кивнул и произнес:
— Очень рад. Откуда вы прибыли?
— Из Наньчжэна.
— А куда путь держите? — Хитрые глазки Сюй Яо-мина пристально следили за незнакомцем.
— Сюда, в этот район.
— Что же вы собираетесь здесь делать? — все еще недоверчивым тоном спросил он снова.
«От него теперь не отвяжешься! — подумал про себя У Чжи. — Нужно взять инициативу в свои руки». Он ответил:
— Мы готовим наступление на 4-ю армию красных. Я прибыл сюда для уточнения карт и для того, чтобы познакомиться с командиром местного полка миньтуаней господином Сюем. Поэтому прошу вас оказать мне содействие. — И он, не мешкая, засыпал Сюй Яо-мина вопросами: какие населенные пункты удобны для постоя? Где имеются источники воды? Какая местность более пригодна для боевых операций… и так далее.
Вскоре лицо Сюй Яо-мина прояснилось, и враждебность в глазах погасла. В это время накрыли стол, и хозяин гостеприимно пригласил У Чжи пообедать с ним. У Чжи не стал отказываться, и они продолжали свою беседу за столом.
— Скажите, господин Сюй, а вы куда путь держите? — спросил У Чжи к концу обеда.
— В Бэйба.
«Передовые дозоры 4-й армии мне следует искать в районе деревень Бэйба и Пинсиба, — прикинул У Чжи, — пожалуй, безопаснее будет поехать с ним».
— Я также намереваюсь побывать в Бэйба, так что, если позволите, я составлю вам компанию!
Сюй Яо-мин охотно согласился, и после обеда, сев на лошадей, они во главе отряда отправились в путь.
При выезде из разрушенной деревни У Чжи увидел окровавленный труп студента. Отрубленная голова его была надета на сук дерева. У Чжи отвернулся и, глядя на багровеющую полоску заката, мысленно поклялся:
«Спи спокойно, дорогой товарищ! Ты отдал делу коммунизма свою жизнь, но я завершу то, чего не выполнил ты! Твой палач Сюй Яо-мин никуда от нас не денется, рано или поздно, но настанет день, когда ты будешь отомщен!»
В деревню Бэйба они прибыли уже в сумерки. Чувствовалось, что раньше это была довольно большая деревня, но сейчас от нее остались одни развалины. Она пострадала от огня еще больше, чем Сихэкоу. В деревне им навстречу попались несколько истощенных стариков и старух в рванье. Они еле дышали и говорили через силу.
По словам «командира роты» Чжана, здесь были тысячи могил, и даже трудно сказать, сколько людей в них погребено.
«В конце концов какое имеет значение, чьих это рук дело: Сычуаньской армии или этих молодцов — миньтуаней, мертвым беднякам от этого не легче…» — печально размышлял У Чжи. Его заинтересовал верзила Чжан. «Он глуп и, несмотря на свой свирепый вид, кажется, болтлив. Может быть, у него удастся узнать, где можно встретить передовые дозоры 4-й армии?»
Вечером У Чжи постарался устроиться на ночлег в одной комнате с Чжаном. После ужина он подарил «командиру роты» пачку первосортных ханьчжунских[16] сигарет. В горах курили все, что попадется, и настоящие сигареты в блестящей обертке из фольги были здесь большой редкостью. Чжан, подогнув под себя ноги, сидел на кане. Он осторожно держал сигарету между большим и указательным пальцами и курил ее медленно, как говорят, с чувством. Они беседовали при свете небольшой лампочки. Постепенно подойдя к интересовавшей его теме, У Чжи спросил, есть ли какие-нибудь известия о последних действиях Красной армии.
— Коммунистам не справиться с Сычуаньской армией, — сказал Чжан. — Их на днях разбили, и они сейчас удирают. Этим бродягам не на что надеяться, они уже никому не опасны. Да ты, наверно, слышал, что эти красные бандиты пьют человеческую кровь, а жены их в день тратят по нескольку цзиней[17] румян, белил и пудры!
У Чжи не стал рассеивать его заблуждения и только спросил:
— Куда же они удрали?
— В район Куншаньба. Горы Куншаньба — опасное место: там такие бездонные ущелья, что если бросить камень, то даже не слышно, когда он упадет на дно.
— Это какой район Куншаньба — тот, что к югу отсюда?
— Да, теперь это фронт, рубеж между коммунистами и Сычуаньской армией. Ты лучше здесь вблизи покрутись, нарисуй какую-нибудь карту и возвращайся обратно. А то пропадешь ни за грош!
Эти сведения не обрадовали У Чжи — приходилось изменять заранее намеченный маршрут. Как человек военный, он прекрасно понимал, что не так-то просто пересечь линию фронта, особенно если учесть, что он никого не знает в Сычуаньской армии и его могут вообще не пустить на передовую! Что же делать? Он с рассеянным видом слушал болтовню Чжана, которая уже не имела никакого отношения к военным делам.
Наконец У Чжи сказал:
— Время позднее, надо, пожалуй, спать!
Завернувшись в тощее, короткое одеяло, которое закрывало его лишь наполовину, и положив под голову корзинку и пистолет, он лежал, притворившись спящим.
Лишившись слушателя, Чжан погасил лампу и также лег. Не прошло и минуты, как он захрапел.
У Чжи не спалось. Он долго ворочался с боку на бок — допекали какие-то насекомые. Он не выдержал, вскочил с постели и зажег лампу. Взглянув на одеяло, У Чжи вздрогнул: оно все было покрыто блохами. Ложиться снова не имело смысла, он сел на кан, обулся и стал медленно ходить по комнате.
Всю ночь сквозь дыру в оконной бумаге проникал холодный ветер и непрерывно шелестел рваными краями бумаги. Вскоре исчезла луна, и наступила кромешная тьма.
Походив по комнате, У Чжи достал карту, положил ее перед мерцающей лампой и стал внимательно рассматривать. Лампа горела совсем тускло — кончался керосин, и ему приходилось почти водить носом по бумаге, чтобы увидеть на карте обозначения.
Когда керосин в лампе кончился, карта уже была убрана, и он от усталости и изнеможения спокойно вытянулся на кане, не чувствуя укусов блох. Сон наступил сразу, и его спокойное дыхание потонуло в мощном храпе Чжана.
У Чжи перебрал много способов перехода линии фронта, но по здравом размышлении должен был все их отвергнуть. Пожертвовать своей жизнью и не выполнить задания партии — нет, он не может пойти на это!
