Бои на дорогах
На новые позиции
Времени на сборы — восемнадцать часов. Илларионов и его помощники трудятся в поте лица. Они должны дать расчеты на марш, на погрузку в эшелоны, определить, сколько подвижного состава запросить у железнодорожников, наметить с точностью до минуты время прибытия подразделений на станции, а эшелонов — к месту назначения, разработать план сосредоточения бригады на позициях. На основе всех этих данных будет составлен боевой приказ — закон для каждого командира и бойца.
Вечером мы с Ехлаковым вызываем на КП командиров и политработников батальонов, дивизионов и служб. Разъясняем задачу. К концу завтрашнего дня бригада должна занять оборону в районе Биюк-Онлар, Курман-Кемельчи, Айбары. Погрузка в эшелоны — в восемь ноль-ноль. Чтобы избежать лишних переходов, грузимся сразу на четырех станциях — Сюрень, Бельбек, Мекензиевы горы и Инкерман.
Предупреждаем командиров и политработников: организованность, дисциплина и забота о высоком моральном духе каждого бойца. От этого зависит победа. Озабоченные и вместе с тем воодушевленные офицеры спешат в свои подразделения.
У нас снова пять батальонов. Вместо отправленных ранее на Перекоп созданы новые. Первым батальоном командует теперь капитан Моисей Иосифович Просяк — потомственный рабочий, коммунист с десятилетним стажем, человек спокойный, уверенный в себе. За плечами [38] у него уже некоторый боевой опыт: он сражался с фашистами под Херсоном. Командиром четвертого батальона назначен Аркадий Спиридонович Гегешидзе — боевой офицер, прекрасный пулеметчик. Прибыл он к нам с Дальнего Востока, где прослужил несколько лет. Человек надежный, трудностями его не запугаешь.
Значит, бригада в полном составе. По привычке, приобретенной в академии, снова и снова пытаюсь взвесить нашу огневую мощь. Что мы сможем сделать там, на севере Крыма?
Вес одного залпа наших орудий и минометов около тонны. Стрелковые подразделения способны выпустить свыше ста тысяч пуль в минуту.
Подхожу к карте. Какое задание мы получим под Перекопом? На фронте 10–12 километров мы сможем задержать крупные силы противника. Надолго ли? Местность там открытая, ровная — раздолье для танков. Но сутки-другие продержимся.
С досадой обрываю свои рассуждения. Никчемная арифметика! Продержимся столько, сколько прикажут!
Мне очень хочется этой ночью побывать во всех подразделениях, поговорить с людьми. Знаю, такое желание и у Ехлакова, Ищенко, Илларионова. Но это невозможно: не хватит времени. Делим подразделения на четыре группы по районам погрузки. Каждый побывает в одной из этих групп, а потом соберемся и поделимся впечатлениями.
Я еду во второй и третий батальоны. В 23 часа после ужина матросы начинают готовиться к маршу. Бойцы тыловых подразделений сворачивают походные кухни, грузят в автомашины продовольствие и боеприпасы. Командиры обходят окопы и землянки: проверяют, не осталось ли что нужное.
Роте, расположенной в Мамашае, предстоит пройти до станции Сюрень 25 километров. Это шесть часов марша. Командир батальона Мальцев торопит бойцов:
— Быстрее, быстрее! В ноль-ноль выступаем.
Подхожу к одному из взводов, уже приготовившемуся в путь. Бойцы сидят у дороги. Некоторые курят, пряча огонек папиросы в кулак. Возле каждого — скатка шинели с подвязанными к ней котелком и саперной лопаткой. [39]
— Здравствуйте, товарищи! — обращаюсь я к морякам.
Кто поближе, узнает меня, вскакивает, а остальные, сидя, нестройно отвечают:
— Здравия желаем!
Но тут же слышится шепот: «Комбриг, комбриг...»
Бойцы поднимаются, обступают меня.
— Мы в темноте и не признали вас, — смущенно оправдывается кто-то.
— Конечно, ночью трудно разобраться, — замечаю я. — Но вы должны опознавать своих командиров в любой темноте. Теперь мы будем встречаться чаще ночью, чем днем.
Лиц в темноте не рассмотреть. Стараюсь узнать собеседников по голосам.
— Ну, как настроение?
Перебивая друг друга, матросы отвечают:
— Скорее бы в бой!
— А то привыкнешь в этих садах сидеть...
— Тут тебе и яблоки, и груши...
— И совхозные девчата...
— Товарищ комбриг, — слышится среди шуток серьезный голос. — Девчата просятся к нам в санчасть и на камбуз. Говорят, что же это вы бабскими делами заниматься будете? Мы, говорят, лучше вас обед приготовим и за ранеными присмотрим. Нашли тут среди наших морячков своих земляков и не хотят уходить. Вон там, у обочины, две дивчины и сейчас стоят. Как бы не двинулись за нами в поход.
Раздается команда:
— Становись!
Матросы кидаются к своим скаткам. Слышен перезвон котелков.
— Вот это уже нехорошо, — выговариваю я командиру роты. — Научите людей подгонять снаряжение так, чтобы исключить всякий шум.
Комроты приказывает привести снаряжение в порядок.
— Шагом марш!
Это голос командира батальона Мальцева. Иду на него. Спрашиваю капитана:
— Разведку выслали? А где у вас походное охранение? [40]
Офицер мнется. Знаю, хочет сказать, что здесь еще не фронт, можно и без предосторожностей обойтись.
Приказываю остановить колонну:
— Так нельзя, товарищ Мальцев. Мы на войне. Ни одного шага без разведки и охранения, запомните это! Немедленно исправьте ошибку.
Этот случай сильно встревожил меня. Воспользовавшись тем, что телефон еще не отключен от линии, связываюсь с батальонами и предупреждаю командиров о соблюдении всех правил марша.
Походная колонна уходит в ночь. За колонной, раскачиваясь на выбоинах, осторожно, ощупью (фар зажигать нельзя) ползут автомашины. Над кузовом одного из грузовиков чернеют силуэты девичьих головок в косынках. Хочу задержать машину, но... Ладно, днем разберусь!
Беда с девушками. Проходу не дают. Они обивают пороги нашего штаба, ловят меня на улицах Севастополя, умоляют взять в бригаду. Согласны на любую работу, лишь бы попасть на фронт.
Проводив батальоны, направляюсь в нашу санчасть в Бельбекской долине. Здесь в сияющей белизной, ярко освещенной палатке уже поджидают меня Ехлаков, Ищенко, Илларионов и Будяков. Коротко докладывают. о состоянии подразделений, о самочувствии людей. Все идет хорошо.
Начальник санчасти Марманштейн приступает к погрузке своего хозяйства. Медсестры и санитары уносят ящики и ящички с инструментами, блестящие коробки со стерильным материалом. Взгляд невольно задерживается на двух девичьих фигурках, на которых и строгая флотская форма сидит очень изящно. Это военфельдшеры грузинка Кето Хомерики и азербайджанка Ася Гасанова. Они недавно у нас.
Кето — черноглазая, с густыми сросшимися на переносице бровями и темным пушком над верхней губой — кажется чуть старше. Война застала ее в летной школе, но перед самым выпуском медицинская комиссия признала, что по состоянию здоровья она не может продолжать полеты. Сильно переживала Кето, но пришлось смириться. Переменила специальность и ушла на фронт медсестрой.
Другая девушка — Ася, худенькая, смуглая, с тонкими [41] чертами лица, вовсе выглядит подростком. Она пришла к нам прямо из Бакинского медицинского техникума.
Смотрю я на них с отцовской тревогой. Столько невзгод и опасностей их ожидает впереди. Неужели и моей дочери доведется когда-нибудь — такой же вот хрупкой, нежной — работать под пулями, среди крови и смерти?
Погрузкой подразделений в эшелоны руководят Илларионов и хозяйственник Будяков. Я выезжаю на машине в Симферополь. К восьми часам мне приказано явиться в штаб войск Крыма к генералу Батову. Проезжаем мимо станции Сюрень. Здесь я вижу один из наших эшелонов. Он готов к отправлению. На железнодорожных платформах стоят орудия, трактора-тягачи, грузовики, походные кухни, возле которых хлопочут коки в белых колпаках.
По асфальтированному шоссе «эмка» летит со скоростью девяносто километров в час. Вот и Симферополь. Здесь удивительно спокойно. На базаре тьма овощей и фруктов, привезенных из соседних колхозов. Спешат женщины с авоськами. На углу старушка торгует жареными семечками. Из булочной пахнуло свежеиспеченным хлебом.
Генерал-лейтенант Павел Иванович Батов нервно расхаживает по своему большому кабинету. Он коренастый, подвижный, но ростом невысок. Из-за этого ему приходится смотреть на собеседника снизу вверх, слегка запрокидывая голову. Батов начинает разъяснять задачу по карте, но вдруг резко обрывает, направляется к двери и бросает через плечо:
— Я как раз собирался туда на рекогносцировку. Следуйте со мной. Покажу все на местности.
Мы поехали старым Армянским трактом, грунтовой дорогой, хорошо укатанной автомашинами. Ярко светит солнце. Тепло. Воздух напоен ароматом трав, еще не просохших от росы. Тихо вокруг. Трудно поверить, что всего несколько десятков километров отделяют нас от фронта.
