— Быстро ты, Алексей, изменился. Не успели взводным поставить, уже за воспитание принялся. Год или полтора этой должности ждал. А там глядишь, ротного заменишь.
— Пошел на х…! — выругался я.
— Пойду, а что же мне остается. Не всем такими героями быть, как ты.
В общем, поговорили. Как меду напились.
Получил для пополнения взвода легкий Т-70, который привели в порядок ремонтники. К своему удивлению, водителем-механиком на нем оказался Коля Ламков, а командовал легким танком старшина с густыми светлыми усами. Старшина доложился по форме, а я показал ему место, где оборудовать капонир.
— Распорядились бы в помощь пару-тройку пехотинцев дать, — попросил старшина. — У нас экипаж всего два человека, а у меня рука зашибленная.
Я выделил трех десантников, а ко мне, вроде за лопатой, подошел Ламков. Вот еще один обиженный. У Т-70 только лоб нормально бронирован, а борта всего 15-20 миллиметров. Любая пушка пробьет. Его приняли на вооружение с прошлой весны, но за год он безнадежно устарел. Конечно, Коля чувствовал себя почти обреченным и всерьез обижался на меня.
До позднего вечера мы зарывались в землю, оборудовали щели для укрытия от бомб. К ночи подошла еще пехота и штук девять танков. Меня поразил их вид. Все они вышли из ремонта. Отчетливо виднелись заваренные пробоины, колеса отличались по цвету и были сняты с других машин. Кроме «тридцатьчетверок», легких БТ-7 и Т-70 я увидел даже трофейный чешский танк с установленной нашей 45-миллиметровой пушкой. Не от хорошей жизни собирали и срочно вводили в строй все, что можно.
С утра дважды налетали «юнкерсы». Оба раза штук по шесть. Одну бомбежку сорвали наши истребители, вторая обрушилась на танковые позиции и гаубичный дивизион. Потом начались артобстрел и танковая атака. Атаку мы отбили и контратаковали. Хоть и без особого успеха, но с позиций немцы нас не сдвинули.
Восьмого марта снова потеплело, день был пасмурный. Он запомнился мне не потому, что был женский праздник. Нам было не до праздников. Мимо нас вдоль Полтавского шоссе двигалась на Харьков огромная масса немецких войск. Это была знаменитая дивизия СС «Райх» и приданные ей части. С нашими силами пытаться что-то сделать было бесполезно. Несколько раз на низкой высоте проносились группами по 6-9 машин, штурмовики «Ил-2». Раздавались взрывы бомб и ракетных снарядов. Не обращая внимания на огонь зенитных установок и крупнокалиберных пулеметов, штурмовики обстреливали колонны из своих 23-миллиметровых пушек. То в одном, то в другом месте горела немецкая техника. Среди висящих над землей облаков самолеты появлялись и исчезали очень быстро. Немцы в такую погоду не летали.
Но остановить огромную массу немецких войск самолетам-штурмовикам, да и нашей артиллерии, было не под силу. Позже, мне приходилось читать, что «под ударами советской авиации движение дивизии «Райх» было парализовано». К сожалению, это не так. Тягачи быстро оттаскивали в стороны подбитые машины, а колонны танков, бронетранспортеров, машин, конных повозок продолжали движение через пробитый коридор.
Последующие дни мы вели бои, нанося удары с флангов. На большое наступление сил не хватало. Порой случалось так, что, отстрелявшись и оказавшись без пехоты, мы возвращались на исходные позиции, а их уже заняли немцы. Помню, что однажды в такой ситуации нас спас Т-70, куда перевели Колю Ламкова. Немцы пропустили легкий танк, который шел впереди, надеясь, что следом влетит под огонь противотанковых орудий основная часть машин. Комбат Колобов, словно предчувствуя засаду, приказал сбавить ход.
Т-70 открыл огонь по ближайшей пушке и, крутнувшись, рванул назад. Из люка полетели красные ракеты — сигнал опасности. Смелым везет. Вначале фрицы не стреляли по танку усатого старшины, потом все же ударили, но юркая машина высотой немногим выше человеческого роста на полном ходу вылетела из-под огня. Снарядами лишь сорвало запасное колесо с брони и разбило глушитель одного из двигателей.
Комбат обещал представить экипаж к наградам, хвалил старшину и Колю Ламкова. Но какие там награды, если положение с каждым днем ухудшалось! Мы теряли людей, машины, все трудней становилось эвакуировать раненых. Почти прекратился подвоз боеприпасов. Харьков был обречен, все это понимали, несмотря на слухи о двигающихся на помощь свежих дивизиях. После напряженной Сталинградской битвы, последующего наступления широким фронтом вдоль Дона дополнительных дивизий и техники просто неоткуда было взять.
Позже Харьков назовут даже «проклятым местом» для Красной Армии. Судьба города, через который прокатывалась вторая волна немецкой оккупации, действительно трагична. Наши части, особенно сражающиеся восточнее города, попадали в окружение, погибли целые полки, снова тянулись колонны пленных. Приводились разноречивые данные о наших потерях, а в шеститомнике «История Великой Отечественной войны», изданном в начале шестидесятых годов, такую цифру я не нашел вообще.
В более поздних источниках, а также в зарубежных исторических материалах отмечалось, что войска Красной Армии сражались за Харьков самоотверженно. Погибли около 25 тысяч советских бойцов и офицеров, мы потеряли 700 танков, но в плен немцы сумели взять, несмотря на кольцо окружения, около 9 тысяч человек. Устроить нам Сталинград под Харьковом фрицам не удалось. Многие части вырвались из окружения, да и потери немецких войск были весьма немалые.
Характерно, что в сводках Информбюро сообщение о потере Харькова прозвучало лишь один раз — 17 марта 1943 года. А ведь в окрестностях города еще шли бои. Стыдиться нам было нечего. Однако о Харькове больше не вспоминали до августа, когда он был окончательно освобожден войсками Красной Армии в ходе Белгородско-Харьковской операции.
Но я снова вернусь к марту сорок третьего. Несмотря на все трудности, бои в условиях окружения с ограниченным количеством боеприпасов, немцы несли значительные потери. Это был уже далеко не сорок первый год. Подбитые и сожженные немецкие танки, бронетранспортеры, грузовики оставались на местах прорывов. Мне пришлось читать документальные книги, выпущенные в 70-80-х годах. Как танкист, я просто не мог понять логику людей, преподносящих такие лихие эпизоды.
«В этом тяжелом неравном бою отважные артиллеристы командира взвода Н. из двух 45-миллиметровых пушек подбили и сожгли 11 танков…
…В результате напряженного боя расчет 76-миллиметрового орудия подбил девять танков, два 75-миллиметровых орудия, уничтожил около 150 солдат противника».
Неужели взрослый человек, а тем более фронтовик, поверит в эти и множество подобных эпизодов? Мы что, сражались с оловянными солдатиками и картонными танками, уничтожая одним взмахом целую танковую роту? У нас в бригаде были экипажи, практически не успевшие ничего сделать, с точки зрения таких счетоводов. Они выполняли приказ, шли в атаку и погибали, порой лишь успев увидеть вспышку дальнобойного орудия, стрелявшего из засады.
Мне приходилось встречать возле Харькова в те мартовские дни на разных участках и десять, и двадцать подбитых немецких танков. Но платили мы за их уничтожение дорогой ценой. Не считая смешанных с землей противотанковых пушек, стояли остовы наших сгоревших машин. Нравится «книжным» патриотам или нет, но сожженные немецкие танки или раздавленные орудия обходились нам жизнями десятков и сотен бойцов. Мы везли на броне смертельно раненных, обгорелых до костей товарищей. Они умирали, или их страдания обрывали осколки и пули.
Манштейн бросил на взятие Харькова все, что имел под руками, умело перебрасывая войска с участка на участок. В небе хозяйничала немецкая авиация. Мы не выходили из боев по два-три дня подряд.
Однажды я заснул, лишь только машина остановилась. Мне дали поспать часа четыре, и я пришел в себя. Вылез из танка и увидел, как Леня Кибалка и Боря Гаврин тащат на плече по снаряду. Оказывается, неподалеку стояла разбитая «тридцатьчетверка». Но снарядов было мало, особенно бронебойных. Патронов тоже не хватало, и мы рылись в траншеях, распаханных снарядами, минами, гусеницами немецких танков. Мы ковырялись среди трупов, разыскивая смятые цинки с патронами, уцелевшие гранаты, еду, бинты, которых нам постоянно не хватало. Мы выгребали подсумки мертвых бойцов, стараясь не смотреть на их лица.
У меня во взводе остались две «тридцатьчетверки». Легкий Т-70 был разбит. Погиб усатый старшина, с которым мы едва успели познакомиться. Коля Ламков уцелел и стал пятым членом экипажа в машине Анастаса Скариди. Младший лейтенант пришел в себя после потрясения первого боя, когда продырявили его танк и убили стрелка-радиста. Дырку забили металлической пробкой, и грек воевал не хуже других.
Мы продолжали попытки прорвать с внешней стороны немецкое кольцо вокруг Харькова. Танков было мало, особенно бедствовали мы без горючего и боеприпасов. Антон Таранец пришел от начальства. Мрачный, осунувшийся, он не скрывал своего мнения, что если не дадут приказа на отход, то бригада не сегодня-завтра будет уничтожена.
