— Вера, почему ты хочешь, чтобы я поехал с тобой далеко-далеко?
— Не знаю!.. Так просто!..
* * *
Подвода двигалась медленно. Пронька держал в руках вожжи, но лошадь не подгонял. Пусть все читают прикрепленный к дуге плакат: «А ты помог голодающим?» На телеге сидел Дуфар. За подводой шел Кузя. На мир он глядел невесело. Вчера у него состоялся неприятный разговор с Пронькой по поводу недели сухаря. Когда написали плакат, Кузя сказал: «А что сами будем жевать? Зубы на полку положим?» Пронька рассердился, накричал на Кузю: «Жадюга ты!.. В твоей голове сознательность и не ночевала, а еще комсомолец!» Убегая домой, крикнул Кузе в сенях: «Эгоист!» Откуда он взял такое слово, что оно значит? Весь вечер Кузя не выходил из дому, разговаривал с самим собой, присаживался к столу — то ли сочинял, то ли заучивал что-то. Помирились друзья сегодня рано утром. Кузя пришел к Проньке и откровенно сказал: «Это я по сугубой несознательности ляпнул!.. Скоро поедем для голодающих собирать? Знаешь, как я подготовился!..» Пронька, конечно, не будет больше злиться, но на душе у Кузи противный осадок. Искоса поглядывая на товарища, Кузя что-то шептал про себя, должно быть, повторял заученное вчера…
Подвода остановилась на перекрестке улиц. Быстро собралась небольшая толпа. Пронька заговорил:
— Товарищи! В мире есть царь, этот царь беспощаден, голод название ему! Товарищи, на Волге голодают советские люди. Поможем им, товарищи!
Пронька показал рукой на Дуфара.
— Товарищи! Голод протянул к детям свою костлявую руку и хочет задушить тех, кто будет строить коммунизм! Ударим по руке царя Голода, товарищи!
Дуфара обступили женщины, спрашивали, откуда он, живы ли родители, как он переносил голод. Мальчик с трудом подбирая русские слова, рассказывал о том, как летом в деревне, где он жил, люди ели крапиву и разную сорную траву. В семье первым не выдержал истощения дедушка, затем слегла в постель и не встала мать. Дуфара в числе многих других детей увезли в Уфу, оттуда отправили за Байкал…
Разговаривая с Дуфаром, женщины плакали, убегали в избы, приносили в фартуках, ведрах и ситах картофель или сухари. Пронька деловито все записывал. Мешки наполнялись.
— Теперь, товарищи, будет говорить товарищ Кузьма Иванович Зыков!
Кузя забрался на телегу, потер переносицу и начал громко декламировать:
Недород окаянный гуляет,
Зной поля и луга погубил,
Голодный люд убегает
Без надежды, без средств и без сил…
Толпа плотнее окружила подводу. Кузя снял фуражку, прибавил голосу.
Слушай — стоны слышней да слышнее,
Голод беженцев гонит в наш край.
Пролетарий, смыкайся теснее
И несчастным живей помогай!
Кто-то из мастеровых крикнул:
— Складно получается! Молодец, Рыжик!
Это еще больше воодушевило Кузю. Он нагнулся к Дуфару, взял его под мышки и поставил рядом с собой. Стихотворение читалось легко, с подъемом.
Но сначала любовь и вниманье
Голодающим детям отдай,
Позабыть помоги им страданье,
Накорми их, одень, согревай.
Тут Кузя сделал маленькую передышку, взмахнул фуражкой, последние строки стиха произнес громче, чем предыдущие:
И ребяческим смехом янтарным
Побежден будет стон роковой,
Власть Советов на подвиг ударный
Всех зовет:
Марш же с голодом в бой!..
Пронька шевельнул вожжами, подвода тронулась, толпа двинулась следом, все увеличиваясь и увеличиваясь.
На другой улице задание ячейке выполняли Васюрка и Ленька Индеец. Они остановили лошадь около дома машиниста Храпчука. Летучий митинг открыл Васюрка:
— Все должны помогать голодающим. Вот мы с братишкой целую неделю не будем есть вечерами потому, что я отдал свой трехдневный заработок на борьбу с голодом!..
Более обстоятельную речь произнес Ленька. Она была первой в его жизни и очень удивила жителей Заречья. Давно ли сын смазчика Карасева бегал босиком, играл в бабки и лапту, лазил в чужие огороды, а сейчас как взрослый говорит о серьезных делах.
Ленька только что вернулся из школы, поэтому поехал с Васюркой в своем обтрепанном японском кителе, казачьей фуражке и новых ичигах. Речь, написанную Костей Кравченко, он выучил заранее, но, увидев перед собой людей, оробел. С минуту не знал, что сказать, потом заговорил громко и спокойно. Слушали его с большим вниманием. Как же, Ленька — и вдруг такая речь! Машинист Храпчук стоял в толпе среди соседей и, кивая на оратора, тихонько говорил:
— Был Ленька, да весь вышел! После революции это — комсомолец, государственная башка. Как толкует, как толкует, чертенок!..
Ленька выкрикивал с телеги:
— Что я вам скажу… Друзья познаются в беде. Не забывайте, что в первой половине этого года Совроссия из своих скромных запасов выкроила по-братски для Дальневосточной республики…
Цифры он знал наизусть.
— Хлеба 74 тысячи пудов, соли 7800 пудов, овса 11 216 пудов. Разве мы теперь не поможем России? Поможем!..
Костя и Вера ходили по избам. По совету Блохина, они рекомендовали всем побывать на фотовыставке в нардоме, объясняли, что комитет помгола принимает не только продукты, но также золотые и серебряные вещи, их продадут и на вырученные деньги купят в деревне хлеб. Вера заносила в подписной лист фамилии, а Костя складывал в железную коробочку серьги, брошки, кольца.
Шла неделя сухаря…
Глава двадцать восьмая
Темные силы
В то сентябрьское солнечное утро Андрей Котельников шел по улице Осиновки без фуражки. Рана на голове заживала медленно. Хотя он и поднялся с постели, но повязку еще носил, по ней секретаря сельской ячейки узнавали издалека.
Из ворот петуховского дома выглянул Мизинчик и крикнул:
— Эй ты, большевистский выродок, скажи своим комсомольцам, чтобы по ночам во дворах не шарили, а то…
— А то что? — остановился Андрей.
Мизинчик презрительно сплюнул сквозь зубы.
— Ежели родитель мой голову тебе только проломил, то я ее совсем оторву и собакам брошу!
— Стоял бы ты в огороде да пугал воробьев, а мы не из пугливых, — огрызнулся Андрей и, не оглядываясь, свернул в переулок.
Еще вчера он вместе с Анной начал писать отчет о работе ячейки. Уком комсомола прислал вопросник, на который надо было дать ответы. Анна уже ждала Андрея, разбирая за столом какие-то бумаги.
— Садись! Следующий вопрос: сколько и чего собрано в пользу голодающих? Ты подсчитал?
Андрей посмотрел на свои записи.
— 73 пуда и 7 фунтов хлеба разного в зерне!
— Маловато! — сказала Анна, откладывая в сторону ручку. — Надо общую сходку собирать, еще поагитировать!
— Прибавь 68 пудиков урожая с комсомольской десятины, наш хлеб тоже в Россию пойдет, а мужиков агитировать боязно. — Андрей обеими руками потрогал перевязанную голову. — Перегнули мы вчера палку!..
Прошлой ночью вооруженные винтовками комсомольцы действительно пошарили по дворам и огородам односельчанам. Ячейке было известно, что многие жители гонят самогон. Предревкома Герасим, как он сам выразился, благословил комсомольцев на борьбу с зеленым змием. Отбиваясь от злых собак и вступая в перебранки с хозяевами, комсомольцы обыскали бани и сараи. Самогонные аппараты ломали кольями и прикладами винтовок. Барду, приготовленную для перегонки, вываливали на землю. Посуду, наполненную самогоном, разбивали вдребезги. У Петуховых не нашли ничего ни в бане, ни в амбаре, ни в погребе, а ведь всей деревне известно, что после ареста самого купца самогоноварением занимается Мизинчик, его продукция продается даже на станции. Кто-то предложил сделать обыск на мельнице. Герасим послал туда двух комсомольцев, но они вернулись ни с чем. Все это и беспокоило Андрея, однако Анна не соглашалась с ним.
— Ну и пусть перегнули палку. Бог нас не накажет, мы неверующие, а революция простит!
Она обмакнула перо в чернильницу.
— Что дальше писать?
Дальше писать не пришлось. Двери распахнулись настежь, на пороге появился улыбающийся Митя Мокин.
— Здорово, братва!
Ручка покатилась со стола, воткнулась пером в половицу. Андрей нагнулся за ней, увидел, что Анна ногой уронила табурет, рванулся к двери. «Сейчас повиснет на шее кочегара», — подумал Андрей. Но Анна только протянула гостю руку. Митя сразу покраснел и начал объяснять, почему он здесь оказался.
— Как прошла неделя сухаря? Меня уком к вам послал!
Он говорил что-то еще, забыв освободить из своих широченных ладоней маленькую руку Анны. Так они и подошли вместе к столу. Митя сел, расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки: ему вдруг стало жарко. Анна успела отметить про себя, что он сильно загорел, похудел и даже будто стал выше ростом. Но он все такой же простой, немного угловатый, с добрыми глазами, с теплой улыбкой!