Наивно было бы думать, что в душе Пикерта произошла переоценка ценностей и бывший студент-теолог выбрался из тенет нацистского воспитания. Дитя времени, воспитанник Великогерманского союза молодежи, влившегося затем в «Гитлерюгенд», Руди Пикерт не мог так просто взять и сбросить психологический груз с тщанием и профессионализмом привитой ему идеологии. Но сейчас он думал о том, что в системе подготовки солдат, которая существовала и в рейхсвере, и в вермахте, была заложена зримая цель: создать недумающих исполнителей, которые счастливы от того — об этом прямо сказал только что Вендель, — что ощущают себя составными частями единого механизма. Такой механизм можно использовать в неправедных целях.
До сих пор Руди Пикерт считал, что участвует в справедливой войне. Он хорошо помнил воззвание Гитлера, с которым тот обратился к немецкому народу 22 июня 1941 года. Тогда вождь пространно осветил события истории от Версальского договора до наших дней. Обвинил Советы в тайном сговоре с Англией, целью которой было сковать немецкие силы на Востоке. Гитлер далее сказал и о том, что пытался прийти к соглашению с Россией и приглашал для этой цели Молотова в Берлин в ноябре 1940 года. Но, ввиду непомерных требований русских, особенно в отношении Финляндии, Болгарии и Дарданелльских проливов, где Советский Союз хотел оборудовать сухопутные, военно-морские и авиационные базы, договориться со Сталиным не удалось. Советский Союз усиливал войска на восточной границе великого рейха, столкнувшись с Великобританией, науськивал Югославию против немцев, а в последнее время русские, мол, открыто стали посягать на германскую территорию… Это заставило его вновь вверить солдатам судьбу и будущее германской империи и народа.
Первый червь сомнения шевельнулся в душе Руди Пикерта уже в самом начале кампании на Востоке, когда стало ясно: война для русских явилась полной неожиданностью. Не ждали они ее и не хотели. Может быть, и худо жилось мужикам и бабам под большевиками, но и в доблестных ландзерах не видели они освободителей.
Находясь в России, Руди интересовался по мере возможности православной церковью и даже беседовал с теми из священников, которые знали немецкий язык. Пикерта удивила их антинемецкая позиция, хотя прямых выпадов против немцев служители церкви не позволяли. Но Руди были известны случаи, когда священники призывали верующих бороться с германцами, хотя их и расстреливали специалисты из зихерхайтдинст — службы безопасности. К зиме, особенно после поражения под Москвой, Пикерту стало ясно, что силой оружия победить этот народ, заставить его безропотно повиноваться невозможно.
Руди помнил пророческие слова Фридриха Великого, который говорил о русских противниках: «Их нужно дважды застрелить, а потом толкнуть, чтоб они упали». Он и его товарищи неоднократно в этом убеждались и летом сорок первого, и весной сорок второго. Правда, русских можно до единого уничтожить физически, но кто тогда станет работать на этих необозримых пространствах? Да и по-христиански ли обрекать на смерть полтораста миллионов человек? Будто услышав мысли Пикерта, Ганс Вендель завел разговор о том первом дне, когда они ворвались в Россию.
— На этом проклятом Волхове иваны дерутся еще ожесточеннее, нежели их пограничники в тот день… Послушай, Руди, ты у нас самый грамотный, почти профессор, почему они так дерутся за эту забытую богом землю?
— В этих местах складывалось их государство. Великий Новгород, князь Рюрик, потом князь Александр. Русские чтут их, как мы Рыжебородого Короля, канцлера Бисмарка, Гинденбурга. Словом, в исторических местах довелось воевать нам, друзья!
— Отныне человечеству придется учить только одну историю — Великого рейха! — напыщенно произнес ефрейтор Оберман. — Давайте выпьем за здоровье фюрера!
— Что ж, — усмехнулся, протягивая руку к бутылке с ромом, Руди Пикерт, — выпьем.
Он отогнал праздные мысли, а когда все пили в честь Гитлера, став по этому случаю в положение «смирно», Руди сказал:
— По-моему, мы свиньи… Наш друг Вилли так и рвется рассказать о медовых деньках, которые провел с молодой женой, но ему и рта раскрыть не удается. Поделись, Вилли, ощущением от брака. Кроме старины Венделя никто из нас не был им осчастливлен.
— Нашлись, не скрою, в деревне и такие, что удивились: почему выбрал вдову, мало ли незамужних у нас осталось, — воодушевленно рассказывал охмелевший и от этого ставший непривычно красноречивым Земпер. — А я так скажу: Магда уже испытанная мать. У нее от погибшего Рудольфа родился отличный мальчишка. Вырастет — займется русской Сибирью. Там, говорят, богатейшие есть места, хотя и природа суровая. Моя Магда создаст крепкую расу, она подлинная германская мать. Я и выбрал ее потому, что проверена в деле. И сам, конечно, оставил собственный след. Жду к новому году прибавление семейства.
— Откуда тебе знать, что оставил? — спросил его, улыбаясь, Руди Пикерт. — Времени прошло как будто немного.
Вилли обиженно хмыкнул.
— Не ожидал сомнений от старого товарища… Тебе ведь известно, Руди, что я потомственный крестьянин. Сколько раз случал коров и прекрасно знаю, как это делается. Будь уверен: не промахнулся. Да и Магда такая мишень, что не попадет в нее лишь городской хлюпик с противоестественными наклонностями…
Подвыпившие ландзеры хохотали и требовали у Земпера подробностей. Вилли с готовностью хвалился прелестями Магды. У новичков разве только слюни не текли, глаза вожделенно блестели от воображаемых похотливых сюжетов. Разошелся и угрюмый Вендель, уточнял подробности, которые свидетельствовали о его богатом сексуальном опыте.
Необъяснимая тоска охватила Руди. Пришла мысль о том, что его, наверно, скоро убьют, но вовсе не это тревожило душу. Стараясь отвлечься от сальных реплик, которыми товарищи перебивали рассказ Земпера про любовные утехи с Магдой, он подумал, что если верить Аристотелю, а у Руди не было оснований сомневаться в идеях мудреца из Стагира, то существует равнодушная, статичная материя, которая становится деятельной, порою даже слишком, благодаря некоему перводвигателю.
«Материя есть субстрат, в котором осуществляется бытие, — размышлял бывший студент-теолог. — Без материи бытие невозможно. Но до тех пор, пока не возникла форма, первичная материя лишена определенности, у нее нет никаких свойств. И только благодаря активной форме материя воплощается в активную вещь. Так считает Аристотель. И как его мысли созвучны тому, что происходило в Германии! Возник перводвигатель — фюрер, и инертная немецкая нация стала активной формой бытия. Но Аристотель считал, что источник движения находится вне материального бытия, он независим от первичной материи. Другими словами, это бог как конечная форма. Значит, наш фюрер — бог?»
Помимо его воли мысль казалась сумасшедшей, он фыркнул.
«Динамизм Аристотеля всегда финалистичен, — подумал Руди. — Но имеет ли финал та форма существования материи, которую мы называем войной?»
Саперным батальоном в дивизии Лайшова командовал Таут. Биография у этого сорокашестилетнего майора была необыкновенная, хоть роман пиши… Впрочем, судеб таких в России немало, только проходили они по категории нетипичных, ибо герои обретались до революции в дворянском звании. Родился Михаил Павлович в 1896 году, в семье начальника полиции Дальневосточного края. Едва мальчишке исполнилось девять лет, отдали его по семейной традиции в Хабаровский кадетский корпус, где Миша Таут воспитывался восемь лет. И поскольку имел склонность к математике, то был отправлен в Петербург, в инженерное училище, то самое, которое закончили во время оно и Федор Достоевский, и герой Севастополя Тотлебен, и генерал Карбышев.
С февраля 1915 года Михаил Таут уже воевал, а к сентябрю семнадцатого командовал саперной ротой и был в звании поручика. Грянула революция, и офицер-сапер стал с марта восемнадцатого года красным командиром. А брат его оказался у Деникина, шел вместе с Доброармией на Москву, грозился повесить курвеца Мишку на Тверском бульваре. Почему именно там — Михаилу Павловичу узнать не довелось: Москву Деникин не взял, а брат сгинул.
Десять лет прослужил Таут в Красной Армии, закончил Военно-электротехническую академию, да и потом, вплоть до 8 июля 1941 года, работал на оборону. А когда призвали снова служить, попал комбатом к полковнику Лапшову.
Афанасий Васильевич комдивом был чапаевского типа, чуть ли не с экрана знаменитого васильевского фильма сошел. Может быть, вплотную и не был похож на актера Бабочкина, а вот повадками — Чапай. И судьбы у них были схожие. Старший унтер-офицер в старой армии, потом гражданская война, военная служба в мирное время, курсы «Выстрел», испанская война, с которой он вывез личный трофей — обаятельную Миллягроес Эрейну Фернандес, законную жену самого что ни на есть испанского происхождения.
