Юрий Пахомов - Спустя несколько времени

Юрий Пахомов

"СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ВРЕМЕНИ..."

1

Все осталось позади: гражданская панихида, похороны на Ваганьковском, поминки.

Складнев тогда стоял в почетном карауле, что-то говорил, кому-то выражал соболезнования, пожимал руки, но при этом испытывал странное чувство, будто процедура не имеет к Андрею Назарову никакого отношения, а хоронят другого, незнакомого ему человека.

С таким чувством он прожил неделю, а в воскресенье пошел на кладбище. День выдался мерзкий. То и дело срывался мокрый снег.

Среди тесноты крестов и оград Складнев с трудом отыскал могилу Назарова. Венки покрылись серой узорчатой наледью, рыжий могильный холм потемнел, и трудно было поверить, что прошла всего неделя - так запущенно было вокруг.

Фотографию Назарова, вставленную в рамку, залепило снегом. Складнев рукавом куртки вытер стекло и тут, в затаенной глубине, под венками, увидел букет свежих гвоздик. По-видимому, их принесли недавно.

У Складнева перехватило дыхание, он закашлялся и полез в карман за платком...

Познакомились они на Севере, в старинном областном городе. Игорь Николаевич Складнев, тогда молодой врач районной санэпидемстанции, приезжая в город, всякий раз останавливался у своих приятелей - Лины и Валентина Скворечниковых.

Жили Скворечниковы в деревянном доме на набережной. В доме были косые полы, прожорли-вые печи. А в стылые зимы холодная часть дома - лестница на второй этаж, коридор - покрывалась инеем, и половицы скрипели с каким-то остервенением.

В тот день в городе он оказался по делу: на кафедре в медицинском институте освобождалась должность младшего научного сотрудника и заведующий кафедрой пригласил Складнева на беседу. Он знал его по студенческим научным работам.

Но выяснилось, что заведующий заболел, принял Игоря Николаевича заместитель, доцент, выслушал с недоумением и сухо порекомендовал заниматься научной работой пока приватно, так сказать, без отрыва от производства.

И то, что разговор происходил стоя и он, Складнев, выглядел этаким жалким просителем, было унизительно.

В себя пришел только на набережной. От замерзшей реки веяло стужей и безнадежностью. Быстро темнело. В поселок, где Складнев жил, возвращаться было поздно, и он из автомата позвонил Скворечниковым.

- Игорь, ты? - обрадовалась Лина. - Как хорошо. Приходи немедленно, у нас сегодня гости: писатель из Москвы и один газетчик. Ты, наверное, совсем одичал в своей деревне?!

На квартире у Скворечниковых иногда собирались актеры, поэты, художники. Бывали и столичные знаменитости. Складнев в такие вечера старался не задерживаться, но сегодня ему было все равно. Лишь бы не оставаться одному.

Назаров сразу не понравился. Громоздкий, с обвисшими плечами, грубым большеротым лицом, он походил на грузчика с лесобиржи. Знакомясь, он протянул руку, представился:

- Назаров Андрей.

Гость без улыбки задержал руку Складнева в своей руке, словно ожидая эффекта от произнесенной фамилии. Игорю это не понравилось.

- Ловите исторический миг, ребята. Перед вами живой классик, многозначительно сказал газетчик, маленький, вертлявый, с черными прыгающими глазками.

И Назаров, как показалось Складневу, подчеркивал свою значимость: молчал и все поглядывал на часы. И видно было, что ему скучно и он не знает, как бы поскорее уйти.

А Складневу было горько. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким.

Потом, часа, наверное, через три, случилось чудо: они как бы уединились с Назаровым. "Как бы" - потому как и Лина, и ее муж Валентин, и журналист сидели за столом, но все, что они говорили, не достигало слуха Складнева. Он торопливо, сбиваясь, рассказывал Назарову о своем одиночестве, неудачах и утраченных надеждах. Все, что накопилось в нем, выплескивалось здесь, в погруженной в сумерки комнате, и каждое слово несло облегчение. Назаров слушал вниматель-но, подперев голову кулаком. Он, казалось, стал еще больше, заполнил весь угол, светлые его волосы сливались с обоями, и видно было одно лицо, лицо не человека - идола.

2

Снег повалил крупными хлопьями. В мокрых ветвях тополей возились вороны, и их карканье гулко разносилось по кладбищу.

Складнев испытывал скорее не горечь, а удивление, словно был убежден в бессмертии Назарова. И вот - могильный холм, и венки, и ощущение кладбищенской отрешенности.

Откуда-то потянуло дымком. Так же пахло на даче Назарова в тот последний приезд к нему: на соседнем участке жгли листья.

...Через неделю Складнев должен был уезжать с делегацией ученых во Вьетнам, был радостно возбужден.

- Я тебя понимаю, старичок, - сказал Назаров. Был он грустен, тих. И все поглядывал в окно, словно еще кого-то ждал. - Помню, как собирался в Париж и думал: вот я буду гулять по Елисейским полям или по улице Эйлау, где жил и умер Шаляпин. Ша-ля-пин! Спятить можно. А что я сейчас помню? Каштаны помню, кафе под зонтиками - остальное, как рев трибун на стадионе. И ничего о Париже я не написал...

Назаров подошел к окну, побарабанил пальцем по стеклу, сказал, как бы отвечая на чей-то вопрос:

- А дела наши совсем швах... Хотел мамашу пристроить в санаторий, а самому махнуть в Крым. Или в Гагру. Люблю Гагру в октябре. А тут уголь нужно на зиму запасать. И с путевкой ничего не вышло. Так-то вот. А давай, старичок, прокатимся. Куда-нибудь в лес, под дождичек. Потом приедем, разожжем камин и будем сумерничать. Мой "жигуленок" подлатали, так что он бегает.

Отчего у Складнева не хватило тогда душевной чуткости понять состояние Назарова, сказать ему что-нибудь теплое, успокоить?

Они долго мотались по лесным дорогам. Назаров молчал, только иногда мучительно морщил лоб, словно пытаясь отогнать неприятные мысли.

Остановились на опушке леса. Справа золотился на осеннем солнце стожок сена. Назаров распахнул дверцу, с удовольствием вдохнул настоенный на травах и увядающих листьях воздух, сказал:

- Знаешь, а ведь старая ель пахнет по-разному... Когда к ней подходишь с наветренной стороны - один запах... - Он не договорил, вздохнул, полез в карман за "Беломором" и закурил. Голубоватый дым потянулся к ветровому стеклу. И тут пошел дождь, мелкий, грибной.

Легонько покашливая и стряхивая пепел себе на брюки, Назаров вдруг заговорил об отце, о том, как тот любил работать на даче и как все при нем было ухожено, как буйно росло. Говорил неторопливо, позабыв о сидящем рядом Складневе.

Дождь усилился, капли застучали по крыше. И вот тогда Назаров произнес фразу... Какую? Складнев не мог вспомнить, и это его мучило.

3

Чем объяснить то удивительное чувство душевной близости, какое возникло у них с Назаро-вым под утро, в наполненной зыбким светом комнате Скворечниковых, за неубранным столом, когда он, Складнев, уже выговорился, сидел опустошенный?

В груде одежды, сваленной в углу, Назаров разыскал свой тулуп, заячью шапку и сказал, кривя губы:

- Ты проводи меня, старичок. Пусть уж они спят. Ишь как всхрапывают. А я в гостиницу за чемоданом. Мне сегодня в Амдерму лететь.

Был он грустен, рассеянно оглядывал стол, спящих. И вдруг лукаво, по-мальчишески подмигнул Складневу:

- А лучок-то маринованный - бельгийский... Вкуснотища. И ведь обычный лук.

Они сверзились по промерзшей скрипучей лестнице, а когда вышли на набережную, на востоке, среди сплошного мрака протаяло вдруг розовое пятно. И окна домов наполнились теплым медовым светом.

Постояли на набережной, наблюдая, как среди льдов тяжело ворочается черный, неуклюжий ледокольный буксир.

- Ты не переживай, - сказал Назаров. - Все будет хорошо. Вот увидишь.

Он пожал Складневу руку и зашагал прочь, стараясь ступать по чистому снегу. И громоздкая его фигура еще долго была видна в бледно-розовом пространстве пустынной набережной. Он так и не оглянулся.

Складневу нужно было возвращаться назад, к Скворечниковым, но что-то тяготило его. Он еще не знал тогда, что всякая встреча с Назаровым будет оставлять такой вот осадок недовольства собой, желание в чем-то разобраться, оправдать себя или, наоборот, осудить. И к этому будет невозможно привыкнуть, как невозможно привыкнуть к угрызениям совести.

Много раз потом, вспоминая свои беседы с Андреем, Складнев не мог выделить какую-нибудь особую мысль или фразу, которая бы его поразила сразу, заставила восхищаться, завидовать или возражать - важен был весь разговор. Казалось, выбрось хоть одно слово - и вся мысль сведется к абсурду...

4

Пророчество Назарова сбылось. Заведующий кафедрой сам разыскал Складнева. Недоразуме-ние уладилось. И вскоре он перешел работать в медицинский институт.

Полоса удач таинственным образом была связана с Назаровым, с тем вечером в наполненной зыбким светом комнате. Так по крайней мере думал Складнев.

С жадностью перечитал Игорь книги Назарова, пытаясь найти в них нечто необычное. Но рассказы были на удивление просты и бесхитростны. Люди жили, любили, умирали. Северный пейзаж, правда, был хорош, но и белые поморские ночи, и ранние осенние сумерки, и лимонные закаты Складнев видел множество раз - пригляделся. Тут, по-видимому, дело было во вкусе. Складнев любил читать толстые романы, например, Драйзера, Фейхтвангера.